Где Азамбек

3-2

Вызвав водителя, она поехала на склад, в котором сейчас жила её группа, набрала Сашу и спросила, как его успехи. Он начал рассказывать, потом понял, что она слушает его невнимательно, и усмехнулся:

— Ты уверена, что готова сейчас трудиться во всю мощь? Может, отдохнёшь?

— Была такая мысль, — мрачно призналась Айну, сползая по спинке сидения в попытке увидеть крышу небоскрёба, мимо которого проезжала. — Слушай, я тут подумала... Эти иностранцы вообще знают, что такое страховой полис? Они звонят по этому номеру хоть иногда?

Саша тяжко вздохнул и не ответил.

— Саш, почему к ним так относятся? Ты бы видел этот лабиринт унижения. Знаешь, я много где была и много чего повидала, я была на рабских торгах в закрытых мирах, но... это же мир Содружества, разве нет? Здесь есть электричество, здесь гражданский кодекс такой толщины, что им убить можно, здесь молекулярную генетику изучают и небоскрёбы до облаков строят, но относятся к людям, как... Помнишь, когда мы пожар в храме расследовали? Дикари с бронзовыми топорами победили других дикарей с топорами, и продавали население побеждённых полисов в рабство, помнишь? Вот здесь точно так же.

— Айну... — он надолго замолчал, она не торопила, лежала на заднем сидении и рассматривала блестящие фасады проплывающих мимо дворцов набережной. Саша собрался и наконец сказал: — Это люди, Айну, они постоянно воюют. И главный военный принцип у них — «разделяй и властвуй», он одинакового безотказно работает и в бизнесе, и в политике. Ты же слышала вот это всё — «они тупые», «они дикие», «они ни на что не способны», «они косячат», «их надо за руку водить», «они могут потерять паспорт», «они не способны сами доехать до миграционки или пересечь границу». Их заслуги замалчиваются и обесцениваются, а проколы — рекламируются, всячески обрастают стереотипами и постепенно становятся частью культуры, частью восприятия этой культуры местными. Это военный «принцип расчеловечивания», позволяющий убедить солдат, что по ту сторону фронта не люди, и поэтому их можно убивать с чистой совестью. В бизнесе то же самое — местных убеждают, что «они не мы», следовательно, «они не люди», чтобы местные не ощущали себя им равными, и тем более, не ощущали их равными себе. Ты попробуй местным объясни, что приезжие — совершенно обычные люди, и косячат потому, что у них нет образования, а те, у кого есть, косячат не больше, чем местные. И что говорят плохо они потому, что не учили язык, наши на их языке тоже ничего не поймут, это совершенно равноценные два языка, наш ничем не лучше. И моются они в реке потому, что другого варианта нет, были бы дикие — не мылись бы вообще, но моются же. И песни у них не странные, а совершенно обычные, наши песни им тоже не нравятся. И учились бы они с удовольствием, если бы была возможность, и успехи делали бы не хуже наших. Но у них нет возможности, и это не их вина, точно так же, как то, что у местных возможность есть — не их заслуга. Приезжие едут в чужую страну не потому, что они тупые и у них нет других вариантов, а потому, что они достаточно сильные, чтобы выдержать всё то дерьмо, которое тут с ними происходит, ради того, чтобы заработать для своих детей лучшую жизнь, с образованием, медобслуживанием и человеческим отношением. И это достойно уважения, если объективно. Но если местные будут так мыслить, и осознают, что приезжие тоже люди, то им же деньги нормальные платить придётся, условия человеческие создавать. А кому это надо? Никому. Гораздо проще держать приезжих за животных, а местных — за дураков, и стричь бабло на тех и других.

— Где в этой схеме мы, Саш?

Он долго молчал, потом сказал, что ему нужно идти, она попрощалась и положила трубку.

Добравшись до своей палатки, она сняла рабочий костюм, заперлась в душевой кабине и вымылась до скрипа от макушки до пяток, пытаясь избавиться от навеянного скотским медосмотром ощущения своей полнейшей бесправности и чужой полнейшей безнаказанности в любой ситуации. Она этот медосмотр не проходила, но даже видеть его со стороны было жутко, даже для неё, видевшей гораздо более грязные и беззаконные места.

«Это из-за контраста. За забором с колючей проволокой растут блестящие небоскрёбы, а внутри этого забора процветает рабство, как тысячи лет назад. Кажется, что этого не может быть, и что если поступить правильно, обратившись к кому следует, то это прекратится, но потом видишь оружие в руках охранников и видишь их государственную форму, и понимаешь, что это не нарушение закона, это и есть закон. И от этого так гадко.»

Закончив отмываться, она приняла отчёты от своих сотрудников, раздала распоряжения, взяла амулет-переводчик и поехала на объект, проверять, как строители усвоили вчерашнюю лекцию.

***