Москва и мертвичи

Глава V. Котлован

Тоджибек растер и смешал зиру и кориандр руками, после чего посыпал получившейся смесью плов. Он готовил его в большом казане на десять человек. На своих ребят, ну и, может, киргизам с таджиками что достанется.

В их бригаде было еще пять узбеков: Турсунмурад, Карим, Шавкат, Норбой, Акбай. Все они родом из Денау, и все первый раз в Москве, кроме Карима, он и сагитировал их приехать на заработки. За прошедшие несколько лет в Россию перебралось уже четыре миллиона его соотечественников, поэтому Тоджибек недолго раздумывал, когда выпала возможность поехать подзаработать – в этой стране всегда можно было найти своих, которые помогут и подскажут. Да и работать предстояло на большую китайскую компанию, он по Узбекистану знал, что у китайцев всегда водилось много денег, а значит, стройка не встанет и обеспечит его работой на несколько лет. А там, может, он и останется здесь, перевезет мать, найдет себе жену. Он вспомнил ту девушку, что видел на молитве в медресе Саид Аталык…

В кустах у края котлована что-то зашуршало и прервало его размышления. Он окинул взглядом стройплощадку и гигантскую яму.

– Шавкат? – спросил он.

– Чего тебе? – донесся сквозь смех ответ из бытовки.

– Ничего, показалось.

Нет, на улице были только Тоджибек и казан. Уже стемнело, и Шавкат, как и все рабочие, забился в бытовку обсудить день, подремать или поболтать с родней по видеосвязи. На стройплощадке еще толком не наладили освещение, лишь лампочка над их жильем да огонь под котлом позволяли Тоджибеку заниматься готовкой. Он выложил рис на баранину, которая уже пошла корочкой, и налил в казан кипяток.

Москва, конечно, сначала испугала ритмом жизни и масштабами. Примерно в сто раз больше его родного города по населению, она поражала воображение и подавляла дистанциями, он даже толком не знал, где находился, знал лишь, что где-то недалеко от центра города. Хотя где здесь центр? Но в целом Москва нравилась. Смешение культур и языков, как в его родном Денау, только больше, намного больше, как и все в этом мегаполисе. Дорогие машины, стеклянные небоскребы, высокие деревья, каких он не видел на родине, повсюду строительные краны… Несмотря на все возможные санкции, Москва сочилась деньгами и обещала богатство, если здесь задержаться.

Даже с продуктами для плова здесь все было почти хорошо: свежая баранина, бьющие по носу острые лук и чеснок, ядрено-красная морковка, пряный кумин, душистый барбарис. Только вот рис был какой-то не такой, как дома. Но Карим сказал, что в выходной покажет, где купить какой надо, у своих. Тоджибек постучал по плову ложкой: звук был глухой. Тогда он сделал в нем несколько проколов шпажкой и накрыл казан крышкой. Теперь просто ждать, почти готово.

Ему показалось, что со дна котлована донесся какой-то звук, словно кто-то перебирает железным прутом по арматуре. Он приподнялся и прислушался. Вдруг неожиданно завыл холодный ветер, продравший его до самых костей, почти затушивший костер и чуть не сорвавший крышку с котла.

Он решил переждать в бытовке и стал уже открывать дверь, но шквал закончился так же внезапно, как и начался. Видимо, это он гулял там, по дну ямы, и беспокоил старый металл и заросли сорняка. Странно, в это время ночи здесь обычно были жаркие, спи прямо на улице. Тоджибек пожал плечами и вернулся поближе к огню.

Работы на участке только-только начинались, но котлован тут был уже давно, а с его дна торчали острые прутья ржавеющей арматуры. Бригадир объяснил им, что предыдущий застройщик обанкротился лет пятнадцать назад и с тех пор яма зарастала, дожидаясь нового владельца. На площадку они, проделав путь в тысячи километров поездами, автобусами и метро, заехали недели две назад, но пока работы никак не начинались, все ждали какое-то разрешение от властей.

Он помешал плов ложкой и попробовал горсть. Еще буквально две-три минуты.

Карим говорил, что заработал в прошлом году в Москве сорок миллионов сумов. Это больше среднемесячной зарплаты по Ташкенту. Если ему, Тоджибеку, удастся в этом году заработать хотя бы две трети от этого, мать перестанет нуждаться, а он что-то отложит на свою будущую свадьбу. Эх, та девушка из медресе точно не для него, один ее типля-кош наверняка стоит, как весь его дом…

– Тоджибек, – позвал знакомый голос из котлована.

Да что это?

– Тоджибек, помоги, не могу вылезти, – просил Норбой.

Но он же видел, как Норбой завалился спать, поболтав с невестой?

– Тоджибек, больно, ногу подвернул, быстрее!

– А что ты раньше-то не звал? – Тоджибек застыл в нерешительности, все это напоминало проделки шайтанов.

– Я, видимо, упал и сознание потерял! Помоги по-братски, прошу!

– Сиди, я сбегаю за помощью!

Дело было нечисто, читая про себя суру от черного колдовства, он бросился в бытовку и увидел там спящего на койке Норбоя.

Он в ужасе оглянулся на приоткрытую дверь и мог поклясться, что услышал со стороны котлована детский плач. Судя по лицам Турсунмурада и Карима, они его тоже услышали.

Тоджибек захлопнул дверь и стал молиться.

Никто не выходил из бытовки, пока солнце полностью не встало.

Наутро плов был рассыпан по земле у входа, в нем словно порылась стая диких собак: в нетронутом рисе блестели обглоданные бараньи кости.

Сам же казан они нашли смятым вдвое, словно лист бумаги, на дне котлована.

* * *

– Николай Борисович, вызывали? – козырнула Агафья.

Войдя следом, я молча повторил жест. Она приветливо кивнула.

– Вольно. Садитесь, – он указал нам на стоящие перед массивным столом старомодные деревянные кресла с дерматиновыми спинками.

Кабинет Филатова выглядел так, как я представлял себе кабинеты у генералов с Лубянки. Один этот дубовый стол чего стоил. Огромные окна с толстыми стеклами и широкими подоконниками обрамлены тяжелыми зелеными портьерами, слабо пропускающими свет. На стенах повсюду развешаны разнообразные карты Москвы с отметками – современная административная карта города, карта метро, топографическая карта, советские и дореволюционные карты центра, карта наиболее значимых потусторонних мест, карта водных ресурсов и прочая, прочая. Стол с несколькими мониторами и дисковым телефоном венчала тяжелая подставка для перьевых ручек и чернил с бронзовым орлом. Завершал все великолепие портрет Александра I, висящий над головой хозяина кабинета.

– Значит, суть вопроса. Во-первых, вы вроде сработались на лосиноостровском деле, и хоть там ничего и не нашли потустороннего, поздравляю, будете работать в паре, у вас есть потенциал. Потенциал для нового дела. Вопрос щекотливый.

Обратился наш человек из мэрии, посвященный в дела МПД. Похоже, что у нас завелись потусторонние силы на стройплощадке в районе «трешки» у «Савеловской». Там много бизнес-центров сейчас строится. Эта стройка – стратегически важная для Московского правительства, серьезный китайский инвестор, проект федералов.

Он прочистил горло и забарабанил пальцами по столу. Мы молча ждали продолжение брифинга.

– Две смерти на участке за неделю. Один, совсем молодой, внезапно умер от инфаркта, выйдя ночью на улицу из бытовки, другой свалился в котлован на арматуру, мгновенная смерть. Теперь дружба народов там: таджики, киргизы, узбеки – все не хотят работать, говорят, нечистая сила. Инвестор в ярости, правительство тоже – статистика по происшествиям у стройкомплекса портится, и федералы на ковер вызывают. Пока еще скрывают все от прессы как могут.

– А есть вообще доказательства, что там нечисть шалит? – поинтересовалась Агафья.

– Площадку не могут застроить с девяностых. Ну, знаешь, вот как на «Белорусской» и «Павелецкой» было. Место словно проклятое: вокруг небоскребов понатыкали, а там котлован уже тридцать лет. Сначала в девяностых владельца прям там на разборке азеры застрелили, – он положил перед нами открытую папку с фотографиями. – Потом в нулевых несколько жертв на котловане, а затем застройщик обанкротился. Теперь третий заход – и опять жертвы, задержки в строительстве. Еще немного – и китайцы из проекта выйдут, опять все встанет.

– Какие причины у таких долгостроев бывают? Если мы про «П» из МПД говорим? – посмотрела на нас Агафья. – Вот на «Павелецкой», что там было? Для новеньких поясните.

Николай Борисович ухмыльнулся и перевел взгляд на меня:

– Вперед, архивист, прояви себя.

– Ну, на «Павелецкой» был обычный долгострой и проблема с правами собственности.

– А на «Белорусской»?

– Бункер, его власти сами потеряли на картах и потом долго распиливали сверхпрочный железобетон.

– А Ховринка?

– Обычный советский недострой, обросший мифами. Из того, что я изучал, могу припомнить три задокументированных случая.

В первом, еще до революции недалеко от Китай-города, на месте стройплощадки проклятый клад был. Пока наши сотрудники в тридцатых с этим не разобрались, вечная стройка была.

В другом стали копать на месте древнего захоронения на Кутузовском, потревожили могилы. Такое в Москве регулярно происходит, но там была похоронена родня мстительной ведьмы, в общем, целая спецоперация по нейтрализации понадобилась. Даже церковь привлекали. А вообще там еще долго после стройки дети в песочницах кости находили, столько там кладбищ разрыли.

Наконец, третий был в Ленинграде после Великой Отечественной. Там не один случай, а большое дело. В городе после войны орудовали толпы гастролеров, которых вылавливали и уничтожали. А они активно жрали рабочих на стройках…

– В общем, вот вы это и выясните, – прервал исторический экскурс начальник. – Может, кто захаживает к ним из домов по соседству. Может, проклял или сглазил кто. Дима знает, место там интересное в кавычках. Промзоны. Церковь эта полуснесенная. Завод с хипстерами веселый по соседству. Мечников там уже взял одного пару лет назад. Преинтереснейший метод использовал, поинтересуйтесь потом… А может, и нет там ни хрена, – босс развел руками, – обычное распиздяйство и суеверия мигрантов. Идите разбирайтесь.

Уже на выходе он окликнул нас.

– Да, забыл. Работать вам предстоит с батюшкой.

– Батюшкой?

– Батюшкой. Специальный отряд церкви. Из мэрии просят.

* * *

Начальник штаба стройки, к счастью, нормально говорил по-русски. Михаил из Донецка. Мужика можно было только пожалеть. Сначала у него на стройке рабочие начинают рассказывать про нечистую силу, потом две смерти, теперь приезжают непонятные типы от мэрии (мы), а вокруг котлована ходит поп и молитвы читает (батюшка Евлампий добрался до площадки раньше нас и не стал дожидаться).

– Расскажите про смерти, как все случилось? – с места в карьер начала Агафья.

Михаил почесал лысину.

– Ну… Началось все с того, что узбеки заговорили про нечистую силу. Мол, кто-то из котлована ночами зовет их голосами друзей и знакомых, бьет железом по арматуре, плачет, как ребенок, вещи ворует. Стали бояться вечером выходить из бытовок. Я этого сам ничего не видел, не слышал, ночую дома.

– А камеры на стройплощадке есть? – уточнил я.

Михаил махнул в сторону опоры, которую я не приметил, на ней как раз шел монтаж камеры наблюдения.