Москва и мертвичи

Интерлюдия

Из глубин ночи опустевший котлован разглядывали несколько пар глаз. Сгустившаяся тьма вокруг одних еле слышно шипела и клубилась красными всполохами от ярости. Другие глаза, бледно-серые, очень старые и уставшие, казалось, смотрели почти равнодушно. Третьи, похожие на крысячьи, все время бегали. Еще одна пара холодно-голубого цвета редко моргала длинными женскими ресницами. Пятая источала холодную решимость.

– Мы потеряли сразу два спящих актива.

– Это уже семь с середины лета.

– Да, но три из них целы. Ведьмы точно еще пригодятся.

– Раису вывели из игры?

– Успели, да. Запрос на нее был отправлен, но она уже на самолете в Петрозаводск. Пусть в карельских лесах попробуют найти.

– И тем не менее тенденция удручает. Мало того, что мы теряем силы, так еще и привлекаем к себе ненужное внимание. Если в министерстве найдется кто-то толковый и соединит ниточки…

– Сомневаюсь. Там такие же идиоты, как в Совете. К тому же они ничего не заподозрили по поводу «Лосиного Острова», хотя ходили вокруг да около. Итого, всего два ничем не связанных случая в их логике. Случайность. Формально даже нарушений Пакта не было.

– А если кто проболтается?

– Кто? Ты, что ли?

– Почему я? Я вообще не про наших. Вот Казимир тот же, он же наводку дал. Или волчок.

– Казимиру надо тонко намекнуть, чтоб языком не трепал. Разберитесь с ним. Слегка, без членовредительства, а то вызовет подозрения. Волчка можно и подмести потом, но пока просто под постоянным наблюдением держите.

– И все же меня напрягают подобные потери. Спящих в Москве единицы, заводить новых уже не успеваем.

– Они особой погоды все равно не сделают. Ничтожный процент планируемых сил.

– Вы скоро начнете сосредоточение?

– Уже начали. Зимой начнутся основные приготовления. В непогоду будет легче скрыть подготовку.

– И многие готовы вернуться?

– О да.

– Вы точно подтверждаете гарантии безопасности, когда это произойдет?

– Мы не забудем тех, кто нам помог.

– Первородные не вмешаются?

– Никогда не вмешивались раньше. Даже в Пожар. Но кто знает, что у них в голове или чем они там думают. Оцениваем риск как минимальный.

– Все-таки уверены, что готовы начинать сейчас? Сил хватит на два фронта? Я обещал поддержку, но должен быть уверен, что ставлю на победителей. Сейчас я вижу череду неудач. Пара-тройка лет ничего не изменят в масштабе ваших планов. Не подкопить ли сил?

– Мы это обсуждали. Во-первых, многие нас поддержат. Фронта будет полтора. Во-вторых, подобного шанса может больше и не представиться. Надо бить, пока они ослаблены. Вы с нами или еще сомневаетесь?

– Лучше бы вам быть с нами. Вы видели, что мы делаем с врагами.

– …с вами.

– Значит, ждем зимы-весны?

– Первый акт определенно начнется зимой. Часть II. Мракоустройство Глава VI. Нанайский мальчик

– Костя! Ну что ты за растыка такой? Я тебя просила тарелку помыть.

– Ба, прости. Зачитался.

Он отложил книжку на самом интересном месте: Иван-царевич встретился с Бабой Ягой. Многие его сверстники не понимали увлечений Кости, их больше интересовали появившиеся приставки и комиксы про черепашек-ниндзя.

Поплелся на кухню.

Слова, какие произносила бабушка Варя, не всегда были понятны. Взять того же «растыку». По смыслу это было что-то обидное. Отец как-то сказал ему, что она не из Москвы, а откуда-то с юга, поэтому и говорить может иногда странноватыми словами. Еще бабушка была очень старая и произносила слова как-то по-особенному, не как другие бабушки, которых он видел в деревне или в Москве.

Отец вечно работал, поэтому маленький Костя отправлялся каждое лето в деревню под Коломну. О работе своей отец не рассказывал, «работает в госорганах». Мальчик не очень понимал, что это. Матери у Кости не было.

Бабушка его любила, он же ее уважал и немного побаивался. Баба Варя иногда немного пугала. Могла рассказать страшную историю на ночь, нередко повторялись байки про соседний лес, куда она настрого запрещала ему ходить. Часто оказывалась в доме там, где ее не ждешь. Пару раз Костя заставал ее за разговором будто бы с самой собой – она сразу замолкала. Иногда странно смотрела, когда они шли по улице: будто видит что-то, что Костя не замечает.

Еще у бабы Вари был огромный черный кот по кличке Бармалей. Он почти не появлялся в доме, а вечно шлялся по деревне и окрестностям по своим делам. Бабушка разговаривала с ним как с обычным человеком, и казалось, он все понимал. Ночью его глаза ярко горели зеленым и один раз жутко испугали засыпавшего Костю.

В сарае у Вари хранилось огромное количество разных травок, склянок и корешков, как-то он порезался, а она приложила к его руке пару листочков, что-то прошептала – и наутро на месте ранки не было и следа. В другой раз Костя не пойми где сильно простыл и лежал с жаром. Обессиленный, он, кажется, видел, как бабушка махала на кого-то в комнате и повторяла: «Уйди, уйди, Кашлея». Наутро он спросил ее об этом, но бабушка сказала, что ему, должно быть, приснилось и почему-то напомнила, что в лес ходить нельзя.

В деревне ее тоже уважали и побаивались. Взрослые почтительно кивали и обходили стороной, встречаясь на улице. Большинство детей ее боялись, а с ним знаться не хотели. Соседский Витька, один из немногих, с кем Костя дружил в деревне, по секрету рассказал ему, что его бабка – ведьма. Костя хотел спросить у бабушки, так ли это, но потом передумал. Спросил отца, вернувшись в Москву осенью, тот нахмурился и запретил ему спрашивать об этом у бабушки, объяснил, что та обидится. А на следующее лето бабушка Варя умерла. Спросить возможности так и не представилось.

Бабушка действительно была непроста. Но об этом он узнал сильно позже, когда стал видеть.

* * *

Баранину завтра купит на Дорогомиловском рынке. Дорого, но стоит того. Там у дагестанцев завоз хорошей вчера был, надо торопиться, пока не разобрали. А вот как ее есть, надо выбрать. Можно сырой по старинке. Можно по-человечески. Если по-человечески, то это жарить, тушить, запекать или на мангале. Больше всего нравится на мангале, но про маринад надо решить, еще одно человеческое изобретение.

Он взял очередную кружку и принялся натирать ее с мылом под струями воды. Старался держать крепко, чтоб стекло не выскальзывало из лап, и немного отводил кончики когтей в стороны – чтобы не оцарапать. Еще сто лет назад его предки в изумлении спросили бы его, что он делает и не сошел ли с ума. Быть барменом, набивать татуировки, натирать кружки. Но существование в городе, что в этом тысячелетии назывался Москвой, подписание Пакта наложило на многих отпечаток – они стали очеловечиваться. Завели бары, мыли кружки, носили человеческую одежду, слушали музыку людей. Про «проклятый старый дом» душевно, конечно…

Люди вообще не такие плохие и бесполезные, у них есть чему поучиться. Например, баранину можно на кефире сделать. А можно на маринаде, тогда надо будет еще томатов взять, пряности, вино, лук. Потом мясо порезать и закинуть в маринад на пару часов. Потом жарить, можно даже с овощами для пикантности, овощи-то есть необязательно. Казимир провел длинным языком по кончикам клыков от удовольствия, почувствовал, как живот наполняется соками в предвкушении трапезы.

На барной стойке появилась мохнатая лапа.

– Казими-и-ир! – постучала лапа кружкой о дерево, требуя долива.

Он отвлекся от мытья посуды и размышлений о смене нравов и баранине, поднял голову и уставился в зал. Поздно, бар почти пустой, его смена скоро закончится. Перед стойкой маячил мохнатый, уже пошатывающийся Гарольд, нетерпеливо теребящий кружку, за ним виднелся столик с тремя оставшимися посетителями, которых Казимир видел в первый раз.

Гарольд опять постучал о стойку кружкой. Вот ведь бездонная мохнатая утроба! По бочке за вечер выпивает.

– Тебе не хватит? Иди проветрись.

Мохнатый недовольно заурчал. Казимир клацнул зубами и плеснул ему еще «Волковского».

Забавно, что хмель действовал одинаково что на людей, что на многих обитателей его тайного города. Гарольд опрокинул кружку, рыгнул и покинул заведение: точно сегодня заблюет стены и пометит с десяток углов по дороге к своей берлоге. Троица за столиком тоже уже была навеселе и оживленно обсуждала извечные вопросы. До стола было далеко, громко играла музыка, но у Казимира был отличный слух, судя по всему, они придерживались либеральных позиций.

– Пакт! А кто вообще придумал и подписал этот Пакт?

– Тише ты.

– Чего ты меня затыкаешь? Уже больше двух столетий мы живем под ограничениями этого Пакта. Зачем? Почему? Почему я не могу покидать территорию страны? Страна, что это вообще? Людское понятие, для нас нет никаких границ!

– И что ты предлагаешь? – вмешался третий.

– Пакт надо пересматривать. Хочу свободно передвигаться по миру. В Париж хочу. В Берлин хочу. Новых запахов, вкусов, впечатлений! Достала зима вечная.

– Размечтался… Ну езжай давай. Министерство тебя поймает.

– А вот и нет. Скоро все поменяется. Запомни мои слова, скоро все поменяется и тебе придется…

На этих словах просивший говорить тише резко заткнул говорившего, прикрыв ему рот ладонью. Оба пристально посмотрели друг другу в глаза, а потом резко обернулись к барной стойке. Казимир сделал вид, что увлеченно натирает кружку.

* * *

Столица покрылась серой грязью, невыспавшимися кашляющими людьми в черных пуховиках, ледяной коростой, ломающей старухам шейку бедра, кашей от реагентов, долетающей до окон второго этажа у загруженных дорог, унынием и дорогими новогодними украшениями, которые простоят до марта. Зима пришла. Он с тоской смотрел на улицу сквозь тюль.

– Вот такой информацией мы располагаем, – улыбнулась посетительница, записавшаяся на встречу под предлогом обсудить проблемы малого бизнеса.

Евгений Петрович отдаленно начал понимать, от кого она, и улыбка эта была страшнее компромата, который ему только что показали.

– Вы когда-то сталкивались с моим… м-м-м… коллегой, помните? Москва, октябрь тысяча девятьсот девяносто третьего. Увидели, так скажем, наши ресурсы и возможности, – она снова широко улыбнулась и замолчала, разглядывая хозяина кабинета холодно-голубыми глазами.

С коллегами из других интересных служб и ведомств он сталкивался не раз, и знал, чего от них ждать, но кто это такие и что им нужно, он терялся в догадках. Тот эпизод осеннего московского противостояния он давно похоронил в глубинах памяти и предпочитал о нем не вспоминать. Но, видимо, от прошлого не уйдешь.

– Послушайте, Анна, – он не выдержал паузу и бросил взгляд на простенькую визитку, – Ивановна, – ФИО точно ненастоящие. Как и «Институт изучения прикладных гуманитарных технологий» без сайта и телефона, на который ничего не нарыли референт и служба безопасности. – И что же вы от меня хотите? Я известен своей принципиальной позицией по главным вопросам моей избирательной программы. А еще вы в курсе, да, мне не выиграть? Это мои последние выборы, весной я уйду на покой.

– Евгений Петрович. Ох, Евгений Петрович. Вы же давно в политике. Знаете, как настроения масс, – она улыбнулась, – переменчивы. По данным нашего института, у вас вот-вот начнет расти популярность. Удивительный камбэк на политический олимп, не предсказанный ни одним социологом, инсайдером и политологом, настоящая сенсация. Трамп-эффект, если хотите.