Москва и мертвичи

Он ехал медленно, не привлекая внимания, но на выезде на МКАД все же был остановлен сотрудником ДПС. «Рейд трезвый водитель…» – начал было подошедший круглый страж правопорядка, но моментально замолк и приложил руку к фуражке, увидев протянутую в окошко приоткрытую ксиву.

За МКАДом потянулись километры платных и бесплатных трасс, ведших к новой дороге на Екатеринбург. Проезжая очередной мост, он усмехнулся, речка называлась Гнилуша. Вода в Гнилуше не замерзла. Что ж, подходящее место, чтобы покончить с этим. Встал на аварийку, сделал вид, что проверяет давление в колесах. Увернулся от обдавшего его грязью КамАЗа, проверил, что сзади и спереди больше нет машин, а на столбах – камер. А потом резко вытащил сверток из багажника. Скривился: титановая пластина в руке в такую погоду всегда ныла. Еще секунда – и на поверхности черной глади реки уже не было и следа металлической тайны. Отправился дальше.

Ехать в тишине стало скучно, включил девятичасовые новости. В столице успешно шло строительство нового центра БПЛА. Уходящий мэр выразил уверенность, что Москва продолжит оставаться локомотивом российской экономики, быть социально-ответственным городом и задавать стандарты для всей страны под руководством следующего градоначальника. Новый фильм про Чебурашку побил кассовые сборы первой части, несмотря на то что отзывы критиков в этот раз были смешанными. Синоптики теперь прогнозировали теплую, но дождливую весну, климат все отчетливей менялся.

Про Назарова в новостях говорили все меньше и меньше. Да и москвичи покричали, повозмущались да и забыли через неделю. Мало какая новость жила в современном мире больше недели. Назаров стал неожиданной проблемой, чуть не поломавшей их стройный план, хорошо, что голубоглазая была двойным агентом и обо всем предупредила. Теперь проблема была решена, а ее решение похоронено на дне Гнилуши. Немного жалко, хорошая винтовка.

До конца маршрута оставалось около часа. Его бабка говаривала, что в лесу у деревни, где он проводил каждое лето, кое-кто живет. Вот и проверит, лишние силы никогда не помешают.

* * *

Интерьер оказался современным. Богема сделала тут дорогой ремонт в французском стиле.

Стены были без обоев, выкрашены салатовой краской, плинтусы модные, по полметра в высоту, в утонченной, вероятно, частично антикварной мебели преобладали серые, белые и бежевые тона. Слева от входа висело большое старинное зеркало с резным деревянным окладом, а справа на стене красовался огромный красный квадрат в золотой раме. Его центр был украшен белоснежным барельефом в античном стиле. Паркет был новый, старым, вероятно, еще во время революции топили камин, видневшийся в углу гостиной. Кроме камина, о старинном происхождении квартиры говорили лишь две мраморных полуколонны, обрамлявшие вход в жилые помещения из прихожей.

– Хорошо устроились, – протянула Агата.

– Хорошо, да. Впрочем, большинство мертвичей при выборе жертвы вообще не волнует социальный статус или качество жилья.

– Зеркало, кажется, треснуло. Сфоткаешь?

– Ок. Во сколько, говоришь, их нашли?

Убитых обнаружила с утра горничная, часов в девять, пришла выгулять шпица. Известная в светской хронике пара. Он, Всеволод Айзенштейн, – не последний чиновник в Департаменте культуры, покровитель театральных режиссеров с фигой в кармане и современных художников, эпатирующих публику. Она – Влада Мироедовская-Штерн, арт-критик, фешн-инфлюэнсер, глянцевый фотограф, профеминист паблик спикер и ТЭД-толкер, местоимения она/они. Дедом Владе приходился известный комсомолец Арлен Штерн, а отцом – эстрадный певец Равиль Мироедовский. В девяностые Мироедовский еще прославился с хитом «Царица»:

Когда со мной

Твоя любовь,

Так холодеет быстро кровь,

Но ты велишь мне вновь и вновь:

Иди ко мне, не прекословь.

Покойники были непростой парочкой при жизни и обещали остаться такой и после смерти. Характер убийства и резонанс вокруг него привлек внимание МПД: горничная обзвонила все инстанции и успела прокомментировать налетевшим репортерам, что «они словно обескровленные», перед тем как родственники убиенной не заткнули ей рот. Пара действительно была не установленным пока способом до смерти обескровлена, возможно, во сне, и сейчас пребывала в морге. Нам же остались на осмотр элитные квадратные метры, где уже натоптали врачи, менты, следаки и даже один особо ушлый папарацци. Как всегда, мы искали детали, на которые обычный человек не обратил бы внимания.

– Мироедовскую нашли в гостиной. Вот тут, на диване, – указала Игнатова. – Была в пижаме.

На диванном столике стоял декантер с выдохшимся недопитым красным вином. Рядом полупустой бокал и альбом про замки Луары.

– А мужа – в спальне на кровати. Похоже, спал, голый. Каких-то следов борьбы не обнаружено, про чужие отпечатки еще информации нет.

– А откуда кровь-то откачивали? Укус в шею, в руку?

– Это и интересно, что не нашли следы. Патологоанатом еще копается с ними. Возможно, микроукусы под волосяной покров какие-то?

– Вариант применения медицинского оборудования не рассматривался?

– Ты себе как это представляешь, Дим? Насос кровяной какой-то?

Я пожал плечами и пошел по квартире.

– Ну, откачивание крови неустановленным способом без отпечатков и следов борьбы – это, похоже, по нашей части. На кого думаешь, Игнатова?

– Упырь? Вампир?

– Пили аристократы кровь народную, а теперь у них выпили, понимаешь.

– Ой, не начинай соревнование по остроумию, я опять выиграю.

Квартира имела анфиладную планировку, я читал, что такая была не редкостью в доходных домах и часто доставляла головную боль их современным жильцам. Из гостиной дверь вела в небольшой кабинет, из него – в спальню, дальше шли переоборудованное в кухню помещение и ванная комната.

Перед входом в кабинет я задержался в гостиной и пробежал пальцами по книжному шкафчику. «XX век в фотографии», «Шедевры Национальной галереи», биография Ротко, «Дягилевские сезоны», Керуак, Empire V, Тургенев. Рядом со шкафом висел цветной фотопортрет улыбающейся хозяйки. На ее правой руке краснела тонкая нитка.

Дальше кабинет. Технику изъяли до нас. Посреди комнаты большой письменный стол, на нем бюст древнегреческого философа, которого я не узнал. Идеальный порядок, в шкафчиках стола дорогие ручки и карандаши, пара кубинских сигар, чеки за коммуналку и не найденная при обыске стопка наличных под двойным дном выдвижного ящика. И еще книжные шкафы. Байрон «Гяур», штук десять томов Толстого, Лермонтов, «Это я – Эдичка», «Советские неформалы 80-х», «Грезы Февра».

В следующей комнате, спальне, висела небольшая картина с женщиной, томно склонившейся над странно свесившимся со спальной кушетки мужчиной. Я тоже склонился, над табличкой: репродукция, тысяча восемьсот девяносто седьмой год, Филипп Бернс-Джонс. Произведение называлось «Вампир». Я загуглил: в свое время популяризировало образ женщины-вампирши в массовой культуре.

– Тебе не кажется… – донеслось из гостиной.

– Что тут как-то много вампирской темы?

– Именно. У хозяйки реально был какой-то кинк на вампиров. Я тут фотки посмотрела на стене, например, здесь висит актер из фильма «Носферату» тысяча девятьсот тридцать первого года. Бела Лугоши зовут. В книжном шкафу – «Летучие мыши и их удивительная жизнь». И Empire V – там же тоже про вампиров вроде?

– В своем роде. Тут тоже картины и книжки интересные.

– Я еще нашла, ты знаешь, что она делала пару лет назад фотовыставку со знаменитостями в образах вампиров? «Новая кровь» называлась. Рудаков, Трубицына-Шталь, Цуриков – все там у нее были.

– Кто все эти люди?

– Тебе надо чаще интересоваться, чем живут люди, Дима.

– Мы живем в обществе. Ну так, может, ничего странного тогда? Оставила себе все это после работы над выставкой?

– А кровь из них куда делась?

Мы еще не знали, что, пока мы пытались понять, что же случилось в богемной квартире, где-то в Москве убивали нашего коллегу.

* * *

Они покинули квартиру без зацепок.

Надо было ждать утра и результатов вскрытия, только так станет яснее, с чем они столкнулись.

Дима предложил подкинуть до дома, но Агафья отказалась, сказала, что хочет немного проветриться. На деле же она собиралась навестить парочку мест. В расследовании с каликандзаром она дала слабину, повела себя непрофессионально. Дала волю эмоциям, проявила эмпатию к убитым девчонкам, пристрелила турецкого гостя без разбирательств. Честно говоря, у нее и доказательств-то не было, что это был один и тот же гастролер. Да, модус операнди и приметы совпадали. Но улик не было. Они даже размер копыта забыли в спешке замерить. Лишь покрывательство симпатизирующего ей Барченко помогло избежать серьезных проблем на работе. С тех пор он с ней особо и не заговаривал о произошедшем.

Теперь же она собиралась реабилитироваться перед ним (и в первую очередь перед собой) и показать, что она крутой следак. Провести свое небольшое расследование по делу богемы, все равно вся ночь впереди, а ей уже неделю не спится и по дороге в квартиру она напилась крепкого кофе. Значок при ней, ствол при ней, двери ночной столицы манят огнями, а сегодняшний мороз для одиноко идущей по улице девушки, пожалуй, пострашнее случайного пьяного (и редкого здесь) гопника или решившего напасть на сотрудника МПД мертвича.

Хитровка. Почему бы и нет? Криминальное раньше место? Криминальное.

На учебе ей рассказывали анекдот: в царское время к Хитровке даже был приставлен специальный агент, Рудников. Целый сотрудник на один район.

Как-то следователь по особо важным делам Кейзер спросил его:

– Правда ли, что вы видели всю нечисть на Хитровке и знаете ее в лицо, кто чем промышляет, и не арестуете их?

– Вот потому двадцать годов и работаю там, а то и дня не проработаешь, пришьют! Конечно, всех знаю, – отвечал Рудников.

Рудникова пришили в годы Гражданской войны, когда тут совсем вакханалия началась. Советская милиция криминал отсюда каленым железом выжигала. ЧКПД в ранние годы советской власти тоже обратила пристальное внимание на район, по своей линии. Но, сколько ни обращай, а тут еще много старожилов. Самый центр, притягивающий к себе всякое древнее дерьмо. Определенно, надо было проверить район вокруг Хитровки, куда она по наитию и отправилась.

В последние лет пять окрестности начали немного джентрифицироваться – открылись модные отели с стенами номеров из вычиненного красного кирпича, коворкинги, магазинчики с винилом и книгами, китайские забегаловки и иранские бутики модной одежды. Воткнули и парочку бизнес-центров, но в целом тут оставалась нетронутая старая Москва. Где-то здесь Горький искал фактуру, когда писал «На дне».

Район все так же был чрезвычайно тих днем и практически вымирал по вечерам, машины не мешали своим шумом и газами, переулки все так же петляли вверх-вниз, встречались не опошленные заборами проходные дворы, а здания, столетиями перестраивавшиеся, через одно стояли в лесах или разваливались. Даже знаменитый треугольный «ссаный угол», притаившийся между двухэтажным и одноэтажным домиками, был на месте и все так же пах мочой. В прошлом году власти собирались отдать его под общественный туалет или поставить фонтанчик, но жители легли за локальную достопримечательность костьми.