Москва и мертвичи

В доме повисла тишина. Мечников больше не стрелял. И я не слышал Агату. Черт! Я забежал в прихожую и укрылся за комодом, выглянул в коридор и моментально спрятался. Коридор проходил дом насквозь и заканчивался изрешеченной задней дверью, через которую, видимо, и вошла Игнатова. На первом этаже было четыре комнаты: пустая кухня и еще три приоткрытые двери. Из середины коридора на второй этаж вела крутая лестница, ступени которой были покрыты каплями крови. Мечников или Агата?

Я толкнул дулом пистолета ближайшую ко мне дверь и сразу спрятался за угол, ожидая выстрела. Тихо. Пустой рабочий кабинет. Пошел на цыпочках по коридору мимо кухни – дверь слева была приоткрыта и вела в подсобку с садовой утварью и инструментами. Перед дверью справа на полу тоже были капли крови, следом я заметил их и на дверном косяке. Я снова толкнул приоткрытую дверь. Гостиная.

На полу боком к двери, зажимая рану в бедре, сидела Агата, облокотившись на кресло-качалку. Она корчилась от боли и прижимала палец к губам, делая мне знак молчать. Агата ткнула пальцем в потолок, показывая, что Мечников ушел на второй этаж. Я кивнул и на цыпочках подошел и опустился перед ней. Она сложила руки крестом, показывая, что патронов у нее не осталось. Как только напарница отняла руку от бедра, одежда снова начала пропитываться красным, и я поспешил дать ей какую-то валяющуюся на диване рубашку, чтобы себя перевязать.

Наверху послышался шум, а потом словно что-то тяжелое упало на улице. Решил выпрыгнуть и попытаться уйти? Я жестами спросил у Агаты, куда она его ранила, она с трудом пожала плечами. Я прикоснулся к ее бедру и показал знак «ОК». Все будет хорошо.

Я встал и начал на цыпочках двигаться к двери, когда увидел в проеме Мечникова и пистолет, направленный на Агату.

Без раздумий я прыгнул, закрывая ее собой, а потом стало очень больно в груди и наступила темнота.

* * *

Агафья увидела, как Дима прыгнул, закрывая ее собой от выстрела.

Два выстрела. Один Димин и один Мечникова.

Один прошел сквозь Димино тело и попал в кресло-качалку рядом с ней.

Второй прилетел Мечникову куда-то повыше солнечного сплетения. Константин выронил пистолет и теперь лежал в дверном проеме, тяжело дыша и захлебываясь кровью. Под шеей надувался и лопался красный пузырь. Агафья дернула ногой и сразу же скривилась от боли, но зато отбросила его пистолет вне досягаемости. Все, отбегался.

Дима же лежал на боку и не шевелился. Агафья дотянулась до его запястья и зажала в своих пальцах. Потом она подползла к умирающему Мечникову, баюкая кровящее бедро ладонью, а второй рукой наставила на него пистолет:

– Ты все равно умрешь, либо быстро, либо больно. Отвечай на мои вопросы!

Он ухмыльнулся и мотнул головой, от движения из уголка рта потекла струйка крови.

Агафья ткнула глушителем Велрода прямо в рану:

– Отвечай!

Мечников забулькал и застонал в мольбе.

– Спрашивай…

– Западники. Зачем им свой мэр? Почему Казимир написал именно мне, что ты двойной агент?

В глазах Мечникова мелькнуло удивление.

– Я не знаю, зачем им мэр… Но их заговор ломал нашу игру, – он помедлил, собираясь с силами, и застонал. – Поэтому я его убил, а Казимиру велел передать эту информацию в министерство. Чтобы пустить вас по ложному следу и отвлечь внимание от нас. У него должок был передо мной… И выбрал я тебя как самую новенькую, чтобы вопросов еще больше было, я знал, что ты пойдешь к Барченко и Филатову. Дал Казимиру твой адрес. А что он про двойного агента что-то там написал, так это его самодеятельность. Думаю, по моему странному запросу он стал догадываться… Да и в баре своем он мог многое видеть и слышать…

– Чью игру? На кого ты работаешь? Зачем ты пытался всех стравить? Сколько вас?

– Ты думала, тебе, как в кино… главный злодей все расскажет? Народники… идут, – с улыбкой протянул он. – Вы думали, вы вечно будете их угнетать? Бабка моя будет рада… Слава… глаза…

Он не договорил. Глаза Мечникова закатились. Мертв.

Агафья со злости пнула его тело.

– Куда идут? Зачем? Не смей подыхать на полуслове, мразь.

Она убрала ладонь от бедра и посмотрела на него. Все красное. Хреново дело. Сил куда-то идти уже не было, оставалось лежать между двумя мужскими телами, ожидая, когда испустишь дух. «Что такое МПД? Узнала, Игнатова? Попрыгала?»

Уже теряя сознание, она обратила внимание на работающий беззвучно в комнате телевизор. BBC почему-то показывало Москву. Подпись гласила: «Чудовищная террористическая атака в российской столице». Показывали кадры с уличной видеокамеры: был темный зимний вечер, и до боли знакомое сталинское здание сотрясал яростный взрыв, после которого дом складывался внутрь себя. Агафья напрягла вяло плавающие в голове мысли, она же знала это здание. Точно, главное здание московского МПД. Показывали заседание спецслужб, обращение мэра, работу спасателей, расчистку завалов, тела жертв в праздничных нарядах, извлекаемые из-под обломков, полицию и людей в штатском, отгоняющих прессу. Лицо одного из трупов почему-то не было зацензурено, и она опознала сплетницу Женю в платье с блестками.

Вот ведь дерьмо.

Теперь уже не важно.

Последнее, что Агафья сделала, еле заставляя двигаться все дрожащее от перенапряжения тело: склонилась над Димой и поцеловала его в холодные губы.

Затем сознание угасло.

* * *

Радольф выжил и как-то сумел запросить подмогу.

Игнатова тоже выжила и теперь возвращалась в холодную и изменившуюся Москву.

Неделю она провалялась в английской больнице с дыркой в бедре, прежде чем смогла вылететь назад в Россию попутным частным бортом. Бизнесмен, продолжавший и в сложные времена решать щекотливые вопросы двух столиц, понял, что о том, кто она такая, лучше не спрашивать, лишь учтиво предложил обращаться к нему с любыми запросами. Агафья спросила, можно ли курить, и получила коробку дорогих сигар по одному щелчку пальца хозяина.

Во Внуково ее встречал один из федералов. Московского отделения, по сути, больше не существовало, во взрыве во время празднования юбилея погибло большинство сотрудников. По рассказам встречающего, несколько человек чудом достали живыми из-под обломков, еще выжила какая-то часть бэк-офиса, несколько заболевших и опоздавших, пара человек, бывших на срочных заданиях. Но весь костяк погиб, включая Филатова, были утеряны уникальные документы, артефакты, серверы и картотеки. Виновных в теракте теперь искали, подозревали Черный Кремль, а особенно западников, а кроме них, отдельных радикалов и неизвестных заговорщиков, в число которых входил Мечников.

Исчезновение МПД с улиц столицы моментально сказалось на ее жизни. Давно тлеющая война выплеснулась на улицы, мертвичи распоясались, почувствовав ослабевшую хватку. Стали происходить каждодневные нападения на людей на глазах у свидетелей, отдел сокрытия уже не справлялся, и цензурировать тему становилось все сложнее. Если на ТВ еще получалось, то сетевые издания уже писали статьи-расследования и задавались вопросами, что происходит в столице. Федеральный спецназ пытался наводить порядок, но людей у них было мало, во время операций они несли потери, и приходилось выбирать, кого спасать, а кем пожертвовать. В общем, город потихоньку загорался, словно сложенный пирамидкой костер поджигали с разных сторон, чтобы сгорел уж наверняка.

Федерал сказал, что Московское отделение будут пытаться формировать заново, что из регионов набирают талантливых ребят, но и там нехватка персонала и сложная обстановка, и процесс затягивается. Спросил ее, готова ли она возглавить один из новых московских отделов как один из самых опытных выживших сотрудников. Агафья ответила, что предлагает вернуться к этому после окончания ее реабилитации, ходить с дыркой в бедре она кое-как уже могла, а вот набирать команду, руководить и снова бегать по расследованиям – пока не очень. Федерал кивнул, довез ее до дома, а когда она выходила из машины, напомнил, что ее будут ждать на обязательный дебрифинг по поводу случившегося в Корнуолле.

Игнатова сомневалась, нужны ли ей теперь какое-то министерство и карьера. Что будет дальше, она не знала. Много разговоров, много слухов. В следующие дни во время реабилитации она пообщалась с несколькими выжившими из Московского отделения, среди них Леша из мониторинга, еще с парочкой федералов, заглянула в бар на «Флаконе» и встретилась с Рейнеке. Каждый рассказывал что-то свое.

Кто-то оптимистично надеялся, что Агафья с Димой, поймав Мечникова, получили доказательство существующего заговора с целью стравить министерство и Черный Кремль и таким образом спасли столицу и остановили войну. Статус-кво сохранен, и столица может спать спокойно в святом неведении, а отделение пересоберут. МПД будет и дальше ловить преступников, а они будут дальше жрать обычных москвичей. Вот только доказательств, кроме ее устных показаний, никаких и не было. О чем там договорились с Черным Кремлем федералы, ей было неизвестно, насколько глубок заговор, непонятно, а происходящее в столице вообще не было похоже на хеппи-энд.

Другие тоже говорили, что войну они действительно остановили, но только отсрочили неизбежное. Большой войне быть.

Рейнеке поведал, что в Черном Кремле центристы полностью взяли верх, испугавшись войны, и зачистили внутреннюю оппозицию, среди них и видных западников, часть из которых сбежала за границу. Пакт и дальше будет незыблем.

В баре же шептались, что идеи западников набирают среди мертвичей популярность и недалек тот момент, когда Пакт будет решительно пересмотрен.

Леша поделился, что после ее показаний, судя по региональным сводкам, по всей стране возобновились чистки недобитых народников, спецназ внимательно отслеживал любые упоминания о них и выезжал в самые отдаленные деревни.

Агафья чувствовала: если кто-то подбросит еще дровишек, они увидят войну на уничтожение уровня тысяча восемьсот двенадцатого года и новый большой пожар. А подбросить было кому. Она не узнала ответы на главные вопросы: почему Мечников говорил о народниках перед смертью и кто, кроме него, был замешан в заговоре? Зачем западникам был свой мэр?

Останься она в министерстве – может тянуть за любую из этих ниточек, продолжать быть рядовым следователем и отправиться за народниками, западниками или заговорщиками, а может собрать команду из регионалов и стоять на страже подобия порядка в столице, стать новым Филатовым?

Но все это казалось теперь неважно.

Она не понимала больше, зачем защищать всех этих людей. Они вечно бегут по делам, стоят в пробках, женятся, заводят собак, врут и воруют, обсуждают новые рестораны и сериалы, ссорятся и мирятся, а главное, становятся тебе близкими, а потом умирают, снова и снова, плавая в формалине. Они либо гибли из-за нее, либо умирали сами, но в любом случае оставляли ее одну.

Она еще не решила окончательно, но ей хотелось уволиться из МПД и начать жизнь с нуля: никаких больше новостей, политики, заговоров, убийств и расследований. Бывших, конечно, не бывает, за ней будут присматривать, чтобы держала язык за зубами, возможно, обратятся когда-то за советом, через какое-то время наверняка позовут обратно. Она будет по-прежнему видеть, кто живет в городе, и у нее больше не будет значка, а значит, Москва теперь станет еще опасней.