Третий ангел

5.

Пропустив орду, передовой полк Дмитрия Хворостинина прилип к ней сзади, тревожа крымцев короткими наскоками и тут же отступая, словно охотничий пёс, в одиночестве преследующий медведя. Видя, что русских мало и всерьёз нападать они не собираются, командовавшие татарским арьергардом сыновья Девлет-Гирея перестали обращать на них внимание. На это и рассчитывал Хворостинин. Глубокой ночью пятьсот казаков-пластунов подкрались к татарскому лагерю и, сняв караулы, устроили в кромешной темноте страшную резню.

Наутро сыновья Девлет-Гирея прискакали к хану и, рассказав о ночной вылазке русских, потребовали у отца ногайскую конницу, чтобы оторвать и уничтожить репьём вцепившийся в хвост орды хворостининский полк. На совете в ханской ставке разгорелся нешуточный спор. Теребердей и Дивей считали, что разбить наступающих на пятки русских могут и другие, а ногайская конница должна идти на Москву. Однако мурзы поддержали ханских сыновей. Им вовсе не улыбалось отдавать ногайцам честь захвата Москвы и главную добычу. Хан призадумался. Ему не терпелось взять беззащитную Москву, но его тревожила русская армия за спиной. К тому же он не знал, где находится царь. А что если Воротынский и царь ударят одновременно спереди и с тыла? И ещё ему хотелось, чтобы Дивей остался в меньшинстве.

Поднятием руки хан усмирил разошедшихся мурз. Тихим голосом приказал ногайской коннице завтра утром внезапным ударом уничтожить передовой полк русских и, тотчас развернувшись, продолжать движение на Москву. Теребердей пытался протестовать, но хан сдвинул брови, и мурза умолк.

...Утром следующего дня орда тронулась в направлении Москвы. Полк Хворостинина привычно двинулся за ней. Неожиданно ногайская конница стремительно развернулась и широкой лавой понеслась назад, прямо на передовой полк. Не принимая боя, полк стал уходить назад, к деревне Молоди.

Ожесточённо нахлёстывая коня, Хворостинин видел как на глазах сокращается промежуток между его отставшими воинами и неудержимо накатывавшей татарской лавой. В дробном топоте, запальном лошадином сапе он увидел круглый пологий холм, окружённый сборной бревенчатой стеной. Это был гуляй-город. Встав на стременах, сорванным голосом Хворостинин проорал своим:

— А ну наддай!

Теребердей и Дивей-мурза на своих чистокровных текинцах под свист ветра стелились в вихревой скачке, настигая русских. Воины уже срывали на скаку луки, привычно прихватывая согнутым пальцем стрелу, натягивали тугую тетиву из бараньих жил.

Хан с высокого косогора наблюдал за преследованием. Растянувшийся русский полк казался ему змеёй, спасающейся от беркута. Из последних сил змея струится к спасительной норе под камнем, но грозная тень орла уже пала на неё. Ворота гуляй-города распахнулись, чтобы принять отступавших, и хан вдруг понял, что ногайцы могут ворваться в подвижную крепость на плечах русских. У него захватило дух. Если Теребердей успеет, русскому войску придёт конец. Пока ногайцы сражаются внутри крепости, он успеет подтянуть основные силы, и тогда уже никто не остановит орду на пути к Москве! Теперь только одно огорчало хана. Победу снова присвоит себе Дивей.

Но что это?

Хан вытер заслезившиеся от напряжения узкие глаза. Ворота гуляй-города вдруг закрылись перед отступавшими! Спасая свою шкуру, запершиеся в крепости русские пожертвовали своими. Не найдя отверстия, змея поползла вокруг камня, и тут беркут настиг её, ухватив за хвост. Полк Хворостинина, прижавшись к самым стенам, огибал гуляй-город. Уже обнажились кривые сабли, но в эту минуту мелькнули красные вспышки, гуляй-город окутался серыми дымками, с опозданием донеслись частые выстрелы. Ряды атакующих смешались. Последовал второй залп, за ним третий. И вдруг сзади ударила невесть откуда взявшаяся русская конница. Замелькали сабли, кистени, палицы. Атакующие оказались меж двух огней. Спереди их почти в упор расстреливали засевшие в гуляй-городе стрельцы, сзади рубили всадники передового полка. Воспользовавшись замешательством атакующих, полк Хворостинина быстро втянулся в распахнувшиеся ворота гуляй-города, которые тотчас захлопнулись. Рявкнули пушки, довершая разгром. Оставив под стенами деревянной крепости множество убитых, ногайцы отступили.

Хан ошеломлённо оглянулся на сыновей. Ему казалось, что за свою долгую, изобиловавшую сражениями жизнь, он изучил все повадки русских. Но такого он не ожидал. Вместо того, чтобы юркнуть в нору, змея обогнула камень и ужалила беркута сзади! Выходит, хитромудрый Воротынский рассчитал всё заранее. Сначала русские раздразнили противника ночным нападением, потом ложным отступлением подвели под огонь гуляй-город, и, наконец, ударив сзади, успели ускользнуть, нанеся врагу немалый урон. Хан внутренне восхитился манёвром, как отмечает настоящий воин удачный удар противника. К тому же он слегка позлорадствовал, представив лицо одураченного Дивея.

Но первым в палатку хана вошёл бледный от ярости Теребердей. Потеряв почти тысячу лучших воинов, он уже не рвался к Москве. Скрипя зубами, клялся отомстить, предлагал не мешкая двинуть всё войско на гуляй-город, разметать его до основания, вырезать всех. Подошедший Дивей хотел того же.

Перебирая жёсткие волоски бороды, хан думал. Он привык всё оценивать неторопливо, как меняла, который взвешивает на базаре золотой песок.

Итак, что есть у русских? Выгодная позиция в крепости на вершине холма. Пушки. Хладнокровный, опытный воевода Воротынский. И главное, им некуда отступать. Значит, будут биться до конца. На осаду гуляй-города уйдёт неделя. А время в чужой стране стоит дорого.

У хана (Девлет-Гирей привык думать о себе уважительно, как о другом человеке) почти в три раза больше войска. Но в укреплении один русский стоит двух, а то и трёх татар. Значит, надо выманить их из гуляй-города. А может, оставить их тут и идти к Москве? Перебежчики уверяют, что в столице от силы тыщи три стрельцов да посадский люд. Ну а если перебежчики лгут? Что если царь с войском стережёт где-то поблизости и ударит сзади? Хан думал до глубокой ночи, и в конце концов решил атаковать гуляй-город.

Русские тоже не спали. Воротынский старался не думать о том, что будет, если хан решит не нападать, а прямо пойдёт на Москву. Тогда сражаться придётся в чистом поле, а это — верный разгром. Отгоняя мрачные мысли, Воротынский спешил укрепить гуляй-город, выкопав вокруг него ров. Заставил в поте лица работать всех, включая начальников. Войско втихомолку бранилось, воеводы пожимали плечами. Для чего затеял? Лучше бы дал отдохнуть перед боем. Этакую преграду брюхатая баба перескочит, не то что татарин на коне. Но Воротынский знал, что делал. Благодаря рву стены гуляй-города сделались выше на несколько аршин, а тут и вершок дорог.

Большой полк и всю артиллерию Воротынский разместил в гуляй-городе. Четыре прочих полка поставил оборонять крепость с краёв и с тыла. Утром, когда всё было готово воеводы объехали позицию ещё раз.

— Ладно встали! — одобрительно сказал Иван Шуйский, успевший подойти со своим сторожевым полком. Действительно, круглый холм, обведённый рвом, как нельзя лучше подходил для обороны.

— Ладно, ежели ненадолго, — отозвался Хворостинин. — По мне так лучше в низине у реки. Обложат татары, что без воды заведём делать?

Воротынский угрюмо покосился на молодого воеводу, но смолчал. Хворостинин попал в самую точку. При выборе позиции приходилось выбирать между двух зол. Стать в низине в Рожая, как предлагал Хворостинин, значило дать орде сверху обрушиться на русских всей громадной массой, засыпать стрелами. Этого всё сметающего лавиноподобного удара татарской конницы Воротынский боялся больше всего. Холм гасил силу удара, ров заставит всадников придержать коней.

Но если татары выберут правильную осаду, решат взять измором, тогда пиши пропало. Без воды боле двух недель гуляй-городу нипочём не выстоять. И возможности для отхода уже не будет. Верная смерть. На царскую подмогу Воротынский не рассчитывал. И всё-таки воевода выбрал холм.

Утром следующего дня орда зашевелилась, задвигалась, выстраиваясь в боевые порядки. Потом замерла будто в нерешительности. Куда пойдёт? На север, к Москве, до которой оставалось не более тридцати вёрст, либо поворотит к русскому войску? Томление охватило всех. Наконец, донёсся рёв труб и русские увидели, что орда поворотилась и идёт на гуляй-город.

— Слава те, Исусе Христе! — широко перекрестился Воротынский.

— Спаси и сохрани нас, Господи, — упавшим голосом прошептал молоденький ратник, гусёнком вытянув шею.

— Ништо, Васютка, — приободрил его коренастый бородач. — Не впервой бусурман бить.