"Антология исторического романга-6. Компиляция. Книги 1-12

РИМ, 844 год

Анастасий опустил перо, разминая усталые пальцы. Он с гордостью рассматривал только что переписанный лист, еще одно дополнение к его шедевру, Liber pontificalis, «Книге Римских Пап», подробное описание всех современным понтификов.

Анастасий ласково погладил чистый белый пергамент; его еще предстояло заполнить. Когда-нибудь на этих свободных страницах появится описание триумфа и славы его самого как Папы Римского.

Как будет гордиться им его отец, Арсений! Хотя за многие годы члены семьи Анастасия занимали разные почетные должности и носили благородные титулы, трон Папы Римского пока был им недоступен. Однажды Анастасию показалось, что он достиг своей цели, но время и обстоятельства помешали ему.

Теперь настал черед Анастасия. Он оправдает надежды отца, став Папой.

Конечно, это произойдет не сразу. Чрезмерные амбиции Анастасия не затмили его ума, и он понимал, что время еще не пришло. Ему всего тридцать три, и должность премицерия, хотя и влиятельная, все же была слишком мирской, чтобы начинать с нее восхождение на заветный Престол Святого Петра.

Но скоро его положение изменится. Папа Григорий на смертном одре. Как только закончится официальный траур, начнутся выборы нового Папы. Анастасий приложил все свои дипломатические усилия, использовал все свое искусство подкупа и угроз, чтобы эти выборы прошли так, как ему нужно. Следующим Папой будет Сергий, кардинал собора Святого Мартина, слабый и коррумпированный потомок благородного римского рода. В отличие от Григория Сергий понимал, как устроен мир и знал, как выразить благодарность тем, кто помог ему. Анастасий сразу после избрания Сергия будет назначен Епископом Кастеллы — отличная должность, открывающая путь к трону, когда закончится время правления Сергия.

Картина вырисовывалась прекрасная, и только одно нарушало ее полноту: Григорий был все еще жив. Подобно старой виноградной лозе с глубокими корнями, питающими ее из недр земли, старик упрямо цеплялся за жизнь. Рассудительный и благоразумный Григорий во всем проявлял медлительность, даже в переходе в лучший мир.

Он правил семнадцать лет, дольше всех прежних Пап, после незабвенного Льва III. Доброго, скромного, доброжелательного, благочестивого Григория римляне очень любили. Заботливый покровитель множества нищих паломников, он давал им необходимый кров и убежище. Он следил, чтобы во время священных праздников и процессий милостыню раздавали очень щедро.

Анастасий относился к Григорию со смешанным чувством, включавшим удивление и презрение. Удивляясь искренности благочестия и веры Григория, он презирал его за простоту и тугодумие: они позволяли легко манипулировать Папой и обманывать его. Анастасий сам нередко пользовался доверчивостью Папы, но никогда так успешно, как на Поле Лжи, когда он подстроил поражение франкского короля Людовика прямо под носом Григория во время мирных переговоров. Маленькая хитрость оказалась очень прибыльной. Лотар, сын Людовика, отлично знал, как выразить свою благодарность звонкой монетой, и теперь Анастасий был весьма состоятельным человеком. Более того, Анастасию удалось завоевать доверие и получить поддержку Лотара. Какое-то время Анастасий действительно опасался, что союз с франкским наследником ни к чему не приведет. Поражение Лотара при Фонтено могло разрушить все планы. Но Лотар достиг соглашения со своим мятежным братом, заключив Верденский договор, превосходный пример дипломатического мошенничества, позволившего ему вернуть и корону, и земли. Лотар снова был императором. Это должно принести Анастасию немало выгод в будущем.

Звук колокола отвлек Анастасия от размышлений. Колокол прозвонил один раз, второй, третий. Анастасий радостно хлопнул себя по бедрам. Наконец-то!

Он уже облачился в траур, когда послышался долгожданный стук в дверь. В комнату неслышно вошел папский нотариус.

— Папа предстал перед Богом, — сообщил он. — Премицерий, необходимо ваше присутствие у одра.

Они молча шли по лабиринтам Латеранского дворца в личные покои Папы.

— Святой был человек, — прервал молчание нотариус. — Миротворец.

— На самом деле святой, — ответил Анастасий. Про себя же подумал, что лучше места, чем на небесах для него нет.

— Когда еще появится такой же? — Голос нотариуса дрогнул.

Анастасий заметил, что нотариус плакал. Искреннее проявление чувства заинтриговало его. Сам он был гораздо артистичнее и вечно следил за тем, какое впечатление производит каждое его слово и поступок, чтобы проронить слезу в нужней момент. Тем не менее эмоциональность нотариуса напомнила ему, что следует проявить скорбь. Когда они подошли к дверям папской опочивальни, Анастасий глубоко вздохнул и сморщил лицо так, чтобы в глазах собрались слезы. Этой уловкой он пользовался всегда, когда надо было заплакать. Такое случалось нечасто, но всегда производило впечатление.

Опочивальня была открыта для всех скорбящих. Григорий лежал на огромной пуховой постели с закрытыми глазами. В руки, скрещенные на груди, был вложен золотой крест. Остальные высокопоставленные вельможи папского двора, обступили его кровать. Анастасий увидел среди них Аршгиса, главного управляющего, Компулуса, номенклатора, и Стефана, хранителя папского гардероба.

— Премицерий Анастасий, — объявил секретарь, когда вошел Анастасий. Все взглянули на его искаженное горем, залитое слезами лицо.

Джоанна подняла голову, подставляя лицо теплому римскому солнцу. Она еще не привыкла к такой приятной, мягкой погоде в уинтарманте, или январе, как этот зимний месяц называли на юге империи, где царили римские, а не франкские порядки.

Рим оказался не таким, каким она его себе представляла. Джоанна мечтала о сияющем городе, украшенном золотом и мрамором, с сотнями базилик, поднимающихся к небесам в прославление существования истинного Civitas Dei, Божественного Города на земле. В реальности все было иначе. Огромный, зловонный, перенаселенный город, с узкими разбитыми улицами, которые больше подходили для ада, чем для рая на земле. Его древние памятники, те, что не были переделаны в христианские церкви, стояли в руинах. Храмы, амфитеатры, дворцы и бани, открытые всем стихиям, остались без золотого и серебряного убранства. Среди обшарпанных колонн росли деревья и кусты, в разрушающихся портиках бродили свиньи, козы и огромные быки. Статуи императоров валялись на земле, разоренные саркофаги героев были приспособлены под корыта для свиней.

Это был город древних и явно непримиримых противоречий: загадка мира и разлагающийся отголосок истории, место паломничества христиан, где величайшее искусство прославляло языческих богов; хранилище книг и мудрости; люди здесь прозябали в невежестве и предрассудках.

Несмотря на эти противоречия, а возможно, и благодаря им Джоанна полюбила Рим. Шум и суматоха его улиц бодрили ее. В этих коридорах толпились люди из самых отдаленных уголков мира. Здесь царило многоязычие: римляне, ломбардийцы, германцы, византийцы и мусульмане; здесь соединились прошлое и настоящее, язычество и христианство. В этих древних стенах прекрасное и страшное было неотделимо одно от другого. В Риме Джоанна открыла для себя мир возможностей и приключений, которых искала всю жизнь.

Большую часть времени она проводила в Борго, где находились многочисленные школы. Прибыв сюда более года назад, Джоанна направилась во франкскую школу, но ее туда не приняли, поскольку все было переполнено франкскими паломниками и переселенцами с других земель. Тогда она пошла в англиканскую школу, где ее радушно встретили благодаря происхождению отца и прозвищу Англиканец.

Глубина и объем знаний Джоанны вскоре заставили всех признать в ней блестящего ученого. Теологи всего Рима приходили сюда вести с ней ученые диспуты и уходили, потрясенные ее мудростью и искусством вести споры. «Каково было бы их негодование и отвращение, если бы они узнали, что спор выиграла женщина», — думала Джоанна, про себя улыбаясь.

В ее обязанности входило ассистирование при ежедневных службах в маленькой церкви рядом со школой. После полуденной трапезы и короткого сна (на юге было принято спать в знойные дневные часы) Джоанна отправлялась в лазарет, где проводила остаток дня, ухаживая за больными. Искусство лекаря укрепило ее авторитет, поскольку местная медицина сильно отставала. Римляне почти ничего не знали о целебных свойствах трав и растений, не имели представления о диагностике и лечении мочой. Лекарские способности Джоанны сделали ее очень популярной.

Она вела активную и насыщенную жизнь, к чему и стремилась. Здесь Джоанна пользовалась всеми преимуществами монашества без его недостатков. Она в полную силу использовала свои знания, и никто не осуждал ее за это. Джоанна имела свободный доступ в местную библиотеку, где была собрана небольшая, но прекрасная коллекция, состоящая из пятидесяти с лишним томов, и никто не стоял над ее душой, не задавал вопросов, почему она выбрала Цицерона или Светония, а не Августина. Джоанна свободно перемещалась когда и куда хотела, думала о том, о чем хотела, высказывала свои мысли, не опасаясь наказания. Время текло незаметно.

Жизнь ее оставалась бы неприметной, если бы вновь избранный Папа Сергий внезапно не заболел.

На девятое воскресенье перед Пасхой у Папы появились странные симптомы: несварение желудка, бессонница, ощущение тяжести в конечностях и отеки. Незадолго до Пасхи у него начались сильные, почти невыносимые боли. По ночам во дворце люди не смыкали глаз из-за его истошных криков.

Общество врачей направляло многочисленных специалистов лечить Папу. Были испробованы все возможные методы. Одни принесли ему кусочек черепа Святого Поликарпа, чтобы он прикоснулся к нему. Другие втирали масло из лампады, всю ночь горевшей в гробнице Святого Петра, в больные конечности Папы. Это средство помогало даже в самых безнадежных случаях. Ему многократно пускали кровь и давали столько рвотного, что все его тело содрогалось от спазмов. Поскольку не помогли даже эти мощные средства, врачи попытались снять боль контрмерами, прокладывая горящие льняные жгуты вдоль воспаленных вен на ногах.

Все напрасно. Когда состояние Папы ухудшилось, римляне встревожились: если Сергий умрет вскоре после своего предшественника, и трон Святого Петра опять опустеет, то франкский король Лотар, воспользовавшись случаем, нападет на город и установит свое правление.

Бенедикт, брат Сергия, был тоже обеспокоен. Однако не родственные чувства вызывали его тревогу. Смерть брата угрожала интересам Бенедикта. Убедив Сергия назначить его папским представителем, Венедикт воспользовался своим новым положением, чтобы завладеть папской канцелярией. Таким образом, пять месяцев Сергий правил лишь формально, вся реальная власть сосредоточилась в руках Бенедикта, что способствовало его обогащению.

Бенедикт хотел бы занять папский престол, но знал, что это для него недостижимо. Для такой должности у него не было образования. Он был вторым сыном в семье, а в Риме не делили имущество и титул между наследниками, в отличие от франков. Как первенец, Сергий пользовался всеми семейные привилегиями, дорогой одеждой, частными учителями. Не имея возможности изменить эту страшную несправедливость, Бенедикт перестал сокрушаться и нашел утешение в светских удовольствиях, в которых в Риме не было недостатка. Мать, часто упрекая Бенедикта за недостойное поведение, не предпринимала серьезных попыток остановить его. Все свои надежды она возлагала на Сергия.