Божьим промыслом. Стремена и шпоры
Читать книгу "Божьим промыслом. Стремена и шпоры"
Глава 19
Он покинул дом своего помощника и поехал к себе. А когда уже были на улице Жаворонков, то сержант Готлинг, ехавший последним, вдруг и говорит:
— Господин, за нами опять какая-то сволочь тащится. Там, у дома на углу, лампа горит, я его и приметил, он прячется, к стене сейчас жмётся.
— Тащится? — генерал сразу остановил коня.
Вот тут у него и похолодело сердце, как он представил, что кто-то из местных знает про то, что он бывает у Сыча, то есть у богатого купца Фердинанда Константина Зальцера, который устраивает турнир. Если узнают о том власти города, турнир закроют, и тогда прощай все планы, все усилия, все потраченные деньги. От таких мыслей уже не его сердце холодело, а его самого как обожгло.
— Готлинг, Грифхоппер — взять его, ублюдка.
Тут же подковы зазвенели по мостовой — сейчас, на безлюдной и тихой улице, были они особенно слышны. — понеслись сержанты вскачь, жаля коней шпорами и не боясь в ночной темноте налететь на что-нибудь. И фон Флюген за ними увязался. Этому всегда всё было интересно.
С тем же оглушительным цокотом скрылись за ближайшим уголком. И генерал с Хенриком последовали за ними, хотя и не так бойко.
А за углом крик. Кто-то орал так, словно его режут:
— Спасите! Спа-а-си-и-те-е… Люди добрые, убивают! Стража, стражу покличьте кто-нибудь!
И возня, и ругань продолжались. Волков свернул в проулок, а там темень, ничего не разобрать, и лишь возня и крики, переходящие в надсадный ор:
— Помогите! А-а-а… Люди! Убивают!
Барон обнажил меч и подъехал к месту, где всё и происходило, но пока добрался, крики уже оборвались на полуслове. И только злой голос сержанта Готлинга доносился из темноты:
— Ещё ему дай, дай как следует.
После чего снова и снова слышался звук тяжёлых ударов и глухие стоны.
— Эй, эй, — окликнул их генерал, — что там у вас?
— Господин, — Готлинг тяжело дышал, — я его догнал, конём сбил, так он, падлюка, за нож взялся. Ногу мне проткнул и коня порезал, вон, из шеи кровища хлещет.
Конь и правда перебирал ногами, цокал копытами и ржал негромко от страха.
— Фон Флюген, — злится генерал, — где фонарь?
— Сейчас, — сразу отозвался оруженосец, у которого по недосмотру или по неосторожности фонарь погас.
Мальчишка засуетился и стал разжигать лампу, а пока он щёлкал кресалом по кремню, они все молча слушали из темноты, от самой мостовой, причитания пойманного человека:
— За что же вы так со мной, господа солдаты? Ой, как избили, ой, как рёбра болят, и голова… Вон, кровь по волосам, пробили мне её, а за что — даже и не пойму… Ой, как избили…, — и тут же, откуда только силы взялись, он снова начал орать: — Стража, люди!.. Убивают! Стража-а!..
Так он орал, что, конечно же, перебудил всю улицу. Из-за ставень ближайшего дома выпали на мостовую лучи неяркого света, и кто-то спросил в темноту:
— Эй, кто тут?
— Спи спокойно, добрый горожанин, тут вора поймали, — отвечал генерал, — сейчас отведём его к стражникам.
И тут же, перестав скулить, человек снова заорал:
— Ой, спасите!.. Убивают!.. Зовите стра…
— Заткнись ты…, — прорычал Грифхоппер, и послышались новые удары.
Больше он ничего не успел сказать и его крик оборвался на полуслове. А фон Флюген наконец разжёг лампу и, спустившись с коня, осветил этого человека. Тот был весь залит кровью, уж непонятно, чьей, но молодой человек, поднеся лампу к нему поближе, сказал:
— Так я его видел!
— Точно? — спросил барон. — Вы не путаете?
— Кончено, я его капюшон грязный не первый раз вижу. И утром видел, и у казарм наших, — уверенно произнёс оруженосец.
А тут и скрипнула какая-то дверь невдалеке, и в проёме показалась лампа и фигура за нею.
Дальше торчать тут было нельзя, но и оставлять человека тоже. Волков очень волновался, что мерзавец мог знать о том, что он был у Сыча. И поэтому он приказал:
— Фон Флюген, помогите Готлингу. Проводите его в казармы.
— Да я сам справлюсь, — бурчал из темноты сержант, — конь вот не помер бы, крови из него много течёт.
Но генерал уже не слушал сержанта.
— Хенрик, Грифхоппер, берите ублюдка, тащите его отсюда, пока вся улица не проснулась.
Готлинг с фон Флюгеном уехали в темноту, а крепкий сержант Грифхоппер с Хенриком быстро спешились, подняли человека и перекинули его через седло. Подлец скулил, всхлипывал и просил отпустить его, но теперь барон не сжалился бы даже и за деньги. Он боялся, что этот мерзавец может разрушить его план. Он приказал отвезти его подальше от разбуженной улицы, а сам вернулся домой. Вернулся, разделся и помылся, но спать не лёг, приказал Томасу, чтобы тот ждал Хенрика и сержанта, а как те появятся, чтобы звал их к барону.
И через полчаса его люди приехали и поднялись к нему.
— Ну? — спросил он.
— Дело сделано, — отвечал ему оруженосец. — Отвели его поближе к воротам, там кабаки ещё гуляют, утром найдут, так подумают, что пьяная поножовщина.
— Никому об этом деле ни слова, — строго наказал барон и, отпустив людей, лёг спать.
Дело это оказалось непростым. Мысли о ночном человеке и о том, что турнир может быть закрыт, сильно тревожили его, а когда тебе тревожно, ну какой тут сон. А выспаться было необходимо, ведь завтра начиналось то дело, которое он так тщательно готовил.
И пришлось ему вставать, будить слуг, и лишь когда Гюнтер нашёл ему сонные капли, что намешал Максимилиан, он лёг и заснул, да и то не сразу. Ещё поворочался немного.