Сумерки империи

Наконец закончили пилить кость, соединили артерии, наложили повязку, и я увидел, как уносят мою бедную руку, представлявшую интерес для хирургов, поскольку внутри нее находилась расплавленная пуля. Они смотрели на нее с нескрываемым любопытством, тогда как я тревожно разглядывал свои сапоги.

И вот наступил критический момент. Мисс Клифтон вышла из операционной. Я облегченно вздохнул. Хирурги раздели меня и переложили на кровать.

Физически я был в гораздо лучшем состоянии, чем те несчастные, о которых говорили хирурги в Верьере, поэтому операция прошла вполне успешно. К тому же, наверное, никогда еще ни один раненый не получал столь квалифицированный и рачительный уход.

Мисс Клифтон поселилась в пригороде О-Вив и все дни напролет проводила рядом со мной, ни на минуту не оставляя меня, и не позволяя мне впадать в отчаяние. После всех перенесенных страданий я был готов к тому, что жизнь покажется мне страшной и жестокой, но она оказалась милостивой и обнадеживающей.

До сих пор я, как и все остальные, обращал внимание лишь на необычную красоту мисс Клифтон и ее решительный нрав. Но теперь, став объектом ее повседневных забот, я по-настоящему оценил такие бесценные качества этой женщины, как преданность, радушие, благородство, верность и открытость.

Шесть недель пролетели незаметно. Каждый раз, просыпаясь, я ощущал теплое дыхание прекрасного весеннего утра, и прошлое казалось мне страшным сном.

Но так уж устроен человек, что даже в этой обстановке я не смог устоять перед искушением хотя бы на минуту возвратиться в мое проклятое прошлое. Меня стал мучить вопрос: чем сейчас занимается Сюзанна? И я написал письмо моему бывшему сопернику — нотариусу. Ответ не заставил себя ждать. Сюзанна вышла замуж. Она добилась своего и женила на себе графа д’Эгелонга, который недавно стал депутатом. "Прекрасная Сюзанна, — писал нотариус, — приобрела репутацию самой очаровательной женщины. Ее дом полон друзей, и старых, и молодых, отцов и детей, и со всеми она одинаково мила. В их число, разумеется, вхожу и я". Я больше не любил Сюзанну, но когда-то я слишком горячо ее любил, и даже теперь не мог вспоминать ее с полным безразличием. Я презирал ее и тем самым мстил ей.

Однако этот замечательный период моей жизни неожиданно оборвался. Однажды утром мисс Клифтон объявила, что она вынуждена уехать в Лондон.

— Только не сегодня, — сказал я, — если можно, завтра.

— Почему завтра?

— Я прошу вас об этом.

Она долго смотрела на меня, не отводя глаз. В моей голове роились какие-то неясные мысли. Однако наш последний день прошел точно так же, как и все предыдущие дни. Мы дали обещание писать друг другу и поскорее увидеться, быть может, в Лондоне, а, возможно, в Париже.

И только когда я остался один, я осмелился признаться себе в том, что раньше тщательно от себя скрывал: я полюбил ее. Но возможно ли любить человека, у которого нет руки? У меня хватило ума, чтобы скрыть свое чувство.

Я принялся читать все относящиеся к войне публикации и в издававшейся в Лозанне "Всемирной библиотеке" обнаружил повесть, которая поразила меня точностью и подробностью описания событий, а также независимостью суждений. Эта повесть помогла мне понять смысл борьбы, в которую я оказался втянут, так и не поняв сути происходящего. Мне открылось наконец, что в основе этой борьбы лежали две вымышленные концепции — одна имперская, а другая революционная — и обе они вели страну к неизбежной катастрофе.

Но одного чтения в моем нынешнем положении оказалось недостаточно. Меня по-прежнему не отпускали нервное напряжение, нетерпимость и недовольство собой. Я начал совершать прогулки по живописным окрестностям Женевы, уходя с каждым днем все дальше от города. Совершенно случайно я забрел в местечко Шенебург, находящееся неподалеку от О-Вив, и обнаружил там школу, обучение в которой велось по системе Песталоцци[145] и Фребеля[146]. Называлась она "детский сад". Меня поразила эта система образования, заставляющая ребенка мыслить самостоятельно и развивающая не столько механическую память, сколько умственные способности и чувства. Мне разрешили прийти на следующий день и присутствовать на занятиях. Много дней подряд я посещал занятия в этой школе, а затем отправился в другую школу, находившуюся в Женеве на улице Шантпуле. Я приобрел несколько книг, в которых описывался этот метод преподавания, и тщательно их проштудировал. До чего было бы полезно учить по этому методу также и наших, французских, детей, которых со школьной скамьи приучают выполнять бессмысленную механическую работу! Мало-помалу в моей голове начал зреть захвативший меня проект: возвратиться в Куртижи, восстановить сожженный пруссаками дом моей матери, вести скромный образ жизни и организовать в родном городке такой же "детский сад". Теперь, когда моя жизнь пошла прахом, не лучше ли было бы направить остаток сил и состояния на внедрение у нас педагогической системы, благодаря которой мы покончим с рутиной традиционного образования? Ведь именно старую систему образования необходимо разрушить в первую очередь, чтобы череда несчастий, сотрясающих нашу страну, наконец ушла в прошлое. Да и я сам нынче годен лишь на то, чтобы приносить пользу другим людям. Но ведь именно по такому принципу строит свою жизнь и мисс Клифтон. Значит, придет день, когда я смогу сказать ей: "Меня вдохновил ваш пример".

Тем временем произошли трагические события, связанные с провозглашением и разгромом Парижской коммуны, поэтому из Женевы в Париж я смог отправиться лишь в конце мая. Я разыскал квартиру господина де Сен-Нере и выполнил все, что было предусмотрено в его завещании. Но оказалось, что мой собственный дом на улице Риволи сожжен дотла. Я остался без гроша в кармане. Теперь и речи не могло идти о получении дохода и использовании его для создания школы. Отныне мне надо было самостоятельно добывать хлеб насущный. Но где и каким образом?

И все же меня не отпускала идея создания такой школы, которой я к тому же мог бы руководить. Лишь поначалу эта идея казалась мне странной, но постепенно я свыкся с ней. В самом деле, почему бы и нет? Ведь и сам я уже не тот, что был раньше. Я побывал в огне и неплохо закалился.

У меня был друг. Он жил в Гавре, где занимал высокую должность. Этот человек был известен своими либеральными взглядами, прогрессивными идеями и огромным состоянием. Я отправился в Гавр с намерением посоветоваться с ним, а, возможно, и заручиться его поддержкой. В случае успеха я мог бы даже поселиться в Гавре.

Я изложил другу свой план, и поначалу он воспринял его с откровенной насмешкой. Но через какое-то время он поставил вопрос точно так же, как и я сам: в самом деле, почему бы и нет?

— Побудь здесь, — сказал он, — посмотрим, что можно сделать. Я сделаю все, что в моих силах. Сегодня вечером я соберу у себя моих знакомых, все они умные и образованные люди. А ты пойди пока прогуляйся.

Ноги сами привели меня в Гаврский порт. Было время прилива и в порту собралось много народу. Я стоял и любовался морем. Давно я не видел моря и теперь с радостным чувством вдыхал бодрящий морской воздух. Солнце уже уходило за горизонт, волны лениво плескались у кромки мола.

Внезапно толпа заволновалась. Огромный пароход отвалил от причала и направился в обводной канал. На его палубе, разбившись на группы, стояли эмигранты, было их человек четыреста. Женщины держали детей на руках. Их черные волосы были зачесаны на манер крыльев бабочки.

Пароход величественно и ходко шел в открытое море. Когда он уже был на середине канала, с его борта раздались два пушечных выстрела, и в ответ на корабельный салют опустился флажок портового семафора.

В тот же миг на палубе грянула торжественная песнь:

Любовь к Отечеству святая,
Пошли нам в помощь месть свою,
И ты, свобода дорогая,
Храни защитников в бою…[147]

— Кто они такие? — спросил я у стоявшего рядом господина.

— Это эльзасцы и лотарингцы. У них больше нет родины.

— Да здравствует Франция! — в едином порыве кричала толпа.

Пароход вышел в открытое море и на глазах становился все меньше и меньше, пропадая за изогнутой линией горизонта. Вскоре он превратился в черную точку, четко видневшуюся на фоне пылающего заката.

Зрелище отходившего парохода до того захватило меня, что я не заметил молодую женщину, которая, как и я, стояла, облокотившись о парапет. И лишь когда оцепенение от увиденного покинуло меня, наши глаза наконец встретились.

Это была мисс Клифтон!

Она приехала в Гавр, чтобы получить багаж, отправленный из Саутгемптона, и сразу после этого отправиться в Персию, где свирепствовал страшный голод и необходимо было срочно оказать помощь местным жителям.

— Вы едете в Персию?

— Сегодня вечером я поездом выезжаю в Париж. Но, к счастью, у нас есть время, чтобы вместе пообедать.

За обедом я был не весел. Она едет в Персию! Эта мысль неотступно преследовала меня. Получается, я встретил ее, чтобы вновь потерять. Господи, дай мне смелости, чтобы заговорить о главном! Но не покажусь ли я ей смешным?

И вот настала минута расставания. Неожиданно я ощутил прилив решимости.

— Не уезжайте, мне надо кое-что вам сказать!

Я понял, что сжег корабли и пути назад уже нет.

— Почему вы решили, что кажетесь мне смешным? — спросила она, вложив свою руку в мою. — Ведь за вашу руку я боролась именно потому, что надеялась на нее опереться.

В завершение этой истории хочу рассказать об одном событии, которое я лишь сейчас предаю огласке. Случилось оно в конце осени во время скачек, когда проходили последние в этом сезоне заезды. У нас в ту пору гостил дядя моей жены. Он выразил желание побывать на скачках, и мы с Харриет решили пойти вместе с ним.

В перерыве между заездами я пошел поприветствовать своих друзей и, проходя мимо трибун, заметил сидевшую в кресле прекрасную Сюзанну, ныне графиню д’Эгелонг, бывшую когда-то моей прекрасной Сюзанной. Наши взгляды встретились. Она знаком подозвала меня к себе.

— Ах, дорогой друг, как я счастлива вас видеть! Если бы я знала, где вас найти, я обязательно известила бы вас о моем браке с графом д’Эгелонгом.

— А я полагал, что вы готовы выйти замуж только за военного, — сказал я без тени смущения.

— С военными покончено. Они сами вывели себя из игры. Теперь они на вторых ролях. Отныне будущее принадлежит политикам.

— Аграф один из них?

— Разумеется. К тому же он богат. Его состояние превышает четыре миллиона, и его это совсем не портит. Заходите к нам как-нибудь. Будем с вами на дружеской ноге. Я представлю вас графу. Думаю, вы оцените его дружеское расположение.

— А я, если бы знал, куда вам писать, обязательно известил бы вас о моем браке с некоей англичанкой.

— Она богата?

— У нее имеется несколько миллионов, но сколько именно, я не знаю.

В этот момент Харриет прошла мимо нас вместе со своим дядей.

— А вот, кстати, и она.

Сюзанна направила на нее свой лорнет и после некоторой паузы сказала:

— Поздравляю. Полагаю, она подарит вам много детей.

— А я буду их отцом… — согласитесь, это кое-что значит.