Побег. По двум сторонам океана

Сразу после похорон старейшины домой отправились гаапи во главе с новым вождём — Нмачи. Женщина выглядела болезненно, она иссохла за несколько дней, смерть единственного сына может сломить любого, даже мать и жену вождей. Но в сердце Нмачи жила мечта — поменять племена, восстановить всё то, что разрушил её муж, не смог вновь создать сын. Эта мечта пьянила женщину и наполняла тело силой.

Ни один тинуваку не задерживал гаапи, не заикался о мести и соблюдении законов старого перемирия. Путь гаапи преградила лишь стихия: моста отныне не было никакого, чтобы пересечь реку, кишащую крокодилами. Дорога домой закрылась. Но гаапи не остались на чужой земле, тинуваку вместе с ними стали строить мост. Настоящий, крепкий, долговечный.

А пока над жестокой рекой строился мост, в деревне тинуваку рождались два дома. Их возводил Экене — один себе и Токи, второй брату и сёстрам. Их старая хижина залилась кровью Пьера, поэтому решено было её снести и отстроить всё заново. Пьер помогал брату в постройке домов. С одной рукой работалось тяжело, но для него это не стало помехой. Правда, как-то раз вылетел у него топор и пролетел над головой Коу, вторым помощником Экене. Мальчишка завопил:

— Смерти моей хочешь? Я боюсь возле тебя стоять. Пьер, тебе неудобно работать одной левой рукой, не напрягайся, я выполню твою работу.

— Мне не нужны няньки. Если не смогу научиться работать левой рукой, то научусь рубить деревья ногами, — без обиды ответил Пьер и засмеялся. — Я ещё молод, чтобы меня боялись. Вся жизнь впереди, успею людей попугать.

Строительство шло полным ходом. В деревне взамен старой гнилой к этому времени хижины появилось два новых дома, над рекой возвышался мост. Быстрее, шумнее, дружнее… стройка вселялась в сердца людей. Неструганными оставались лишь отношения двух племён, всеобщее и отдельное будущее народов. Как только после возведения моста домой вернулись все тинуваку, состоялось всеобщее собрание тинуваку. Его открывал Азубуик. Азубуика не посвящали повторно в вожди, но все эти дни к нему обращались как к главе племени. Рядом со старым товарищем стоял Джеро. Он выглядел как сама смерть. Неудивительно, единственный сын умер, жена ушла тут же, как узнала о гибели Этераямы; гаапи были так близки, но отомстить им за смерть родителей и братьев нельзя, — жизнь палачей, которые забрали у него самых близких людей, давно оборвал Пьер. Собрание начиналось с гаапи, что никого не удивило. Говорили про начало дружбы двух племён, про мир.

— Кому нужно это перемирие? По нему нас всех положено убить, раз мы бродили по земле гаапи, вбивая столбы для моста, — задорный смех доносился от тинуваку.

— Знаете, они вроде ребята неплохие. Не виноваты же дети за грехи отцов.

— На наших стариках крови не меньше, чем на их.

Находились противники такого быстро мира с давними врагами, но это не изменить: всегда есть недовольные, в любом вопросе. Но теперь они остались неуслышанными и непонятыми, люди слушали приверженцев новой дружной жизни, которых когда-то так легко выгнали с племенного собрания двадцать восемь лет назад. В конце собрания, когда люди надумали уходить, Азубуик остановил соплеменников:

— Братья и сестры, мы о многом поговорили. Но не затронули главное — судьбу нашего народа. Гаапи уже выбрали нового вождя, а у нас его до сих пор нет, — Азубуик замолк. Молчал он долго, обдумывая свои мысли и проглатывая неприятный осадок, который воцарился во рту, а потом произнёс. — Экенечидисинпу, я от имени всего племени прошу тебя стать вождём тинуваку.

— Я подумаю, — многозначно ответил Экене.

Экене не стал советоваться с соплеменниками, друзьями, сёстрами, даже с Пьером и Коу он не говорил. Этот вопрос Экене хотел обсудить только с Токи.

***

В хижине было тихо и светло, сквозь щели и большую дыру, называемую тинуваку окном, проникал свежий ветерок, сверху барабанил лёгкий дождь. “Звезды необычно ярки”, — заметил Экене. Он перевёл взгляд на Токи, готовившуюся ко сну.

— Токи, — голос Экене был тих и осторожен — я ни с кем не разговаривал об этом. Этот вопрос касается не моих сестёр, не Пьера, не самих тинуваку, а в первую очередь тебя и меня. Как ты думаешь, становиться мне вождём? Я, честно, не знаю.

Но вместо ответа Экене получил лишь растерянные объятия Токи.

— Ты же мечтал в детстве уехать во Францию.

— Да, мечтал, но в детстве, — медленно проговорил Экене. — В те годы я мечтал и о мире тинуваку с гаапи.

— И он наступил благодаря тебе, — Токи поцеловала его в нос.

Лицо Экене, на котором в последние дни редко можно встретит было улыбку, стало ещё задумчивее и даже печальнее.

— Даже не верится, — хмуро пробурчал он. — Думал, мир настанет очень не скоро. При моих детях, если только.

Токи тихонько засмеялась и погладила живот.

— Наш малыш помогал папе.

Экене положил руки ей на плечи. Его каменное лицо ничего не говорил Токи. Не видно даже было замешательства, растерянности, которые бурлили в Экене.

— Я не знаю, что мне выбирать: вождя тинуваку либо жизнь в Европе. Эти два пути равнозначны для меня. Стать вождём тинуваку — о таком я, балбес, не мог даже заикаться! Растить дружбу между нашими племенами и гаапи, стать опорой соплеменникам… Это моя мечта. Мои молитвы быстрее будут доходить до алуани и Сюолуна. Я, как Азубуик, смогу спасти невинных детей от нотцаев. Такова моя жизнь здесь.

Экене задумчиво провёл рукой по животу Токи, своему будущему ребёнку.

— Если мы с тобой уедет во Францию, самое главное не изменится. Пьер, конечно же, поможет нам с домом, мне с работой, но простым обывателем и гражданином я не смогу стать. Мне необходимо в чём-то быть замешанным, жить не только для себя. Токи, этот малыш, которого я ощущаю в тебе, другие наши дети не станут для меня единственным смыслом жизни. Ты видела, что здесь я в последние года всё и помогал соплеменникам, там буду помогать кому-то другому.

Взгляд Пьера, его вялые и неуверенные движения начали говорить, и говорили они лишь одно — сомнение.

— Я обо всём думал сегодня, даже с кем мне придётся общаться. Конечно, в Тинуваку живут друзья моего детства, а в Париже лишь один приятель — Денис, про которого рассказывал я. Но дело не в них, с главными людьми я всё равно буду разлучён. Останусь в Тинуваку — с Пьером и Шарлем буду видеться раз в несколько лет; уеду в Париж — придётся расстаться с Коу и тремя сёстрами.

Экене вздохнув, ощущая на себе тяжесть выбора, который пал на его плечи. За свою короткую жизнь Экене часто приходилось вставать на сторону одного, жертвуя другим. Но никогда это не давалось с таким трудом, как сейчас. Два места, два дома, окружающие его люди были равнозначны.

— Токи, твоё слово решающее. Где ты хочешь создать будущее нашей семьи?

Токи смотрела на Экене и просто молчала, она обдумывала каждое слово, которое услышала. Экене не вытерпел и затормошил её.

— Перестань! — закричала Токи. — У тебя был день, чтобы подумать, но ты ничего не решил. А от меня требуешь мгновенного ответа?

Мучительно Токи потёрла голова, которой начала болеть.

— Мне очень хочется побывать за океаном, посмотреть на тот мир, о котором ты столько рассказывал! Но могу ли я там жить? — она пожала плечами. — Ты сможешь, а вот я… Экене, я бы хотела остаться в Тинуваку.

Экене улыбнулся и поцеловал Токи в лоб.

— В таком случае я исполню просьбу соплеменников.

***

Церемония посвящения состоялась совсем скоро. Она была ещё страшнее, чем церемония взросления. Но что хуже, второго шанса её пройти у человека просто не было. Или он станет вождём или нет. Старейшины кормили и поили Экене какими-то мерзкими снадобьями, которые за считанные минуты отбирали у человека все силы, нагоняли на него сон, отрешение от жизни и, самое ужасное, тоску, которая сводила с ума, вызывала два желание — умереть самому, избавившись от стараний, и убить остальных, в Экене пробуждалась давно забытая ненависть. Он не понимал — откуда? Но зелье сводило его с ума. В одночасье вернулась злоба на брата, ревность к Токи, обида на тинуваку, гаапи, появилось отвращение к Коу и сестрам. Но Экене, невзирая на боль, усталость, чувства, обязан был отправиться на охоту, ввести вперёд соплеменников и остаться человеком. Одна жалоба на боль, один укор в сторону тинуваку равнялся провалу. Вождя, главу целого народа, не должно сломить ни что.

Но для Экене адское зелье, вновь бессонные ночи, голодные ночи не стали камнем преткновения на пути к цели. Месяцами, живя во власти ненависти и желания отомстить, Экене изучил насквозь эмоции демонов. “Никогда я им не поддамся”, — твердил он ежеминутно.

Охота завершилась удачей, мало того, на пути тинуваку попалось крупное животное — будущий вождь не показал своей слабости, он был бодр и готов к бою, хотя на самом деле его тело было истощён, он не поддался холодному голосу яда, который призывал наброситься на соплеменников с ножом.

Экене видел себя на грани смерти, чувствовал опустошённым, вывернутым, но между с этим — заново рождённым.

Когда главная часть церемонии закончилась, как было принято у тинуваку, племя начало выбирать новому вождю новое имя. Но, посовещавшись и поспорив, для Экене решено было сохранить его имя, подаренное матерью и отцом — “данный нам небесами”.

— Это духи подарили нам его! — воскликнул Баако. — Несколько лет они через балбеса Экене наказывали нас за грехи той войны, а потом Экене оказался самым большим подарком небес.

— Мне тебе в лоб двинуть за наказание небес или поблагодарить за тёплые слова? — посмеялся Экене.

Через семь дней, когда Экене полегчало, у него с Токи состоялась свадьба. Она была не менее яркой и торжественной, чем церемония посвящения. Но Экене и Токи, как только закрепили перед духами свои души, сердца и тела, ушли со своей же свадьбы. В деревне веселье было в самом разгаре, но пусть этим занимаются соплеменники, Экене и Токи хотели тишину. Много шума было в последнее время у них. Молодожёны и двое их друзей Пьер и Софи стояли на поляне за деревней и наблюдали за пляшущими тинуваку.

— Как всё у тебя, брат, быстро, — подметил Пьер.

— Если не ты, то этой свадьбы не было никогда. Спасибо, Пьер, — Экене вздохнул, не скрывая чувства вины, — ради нашего с Токи счастья тебе пришлось стать калекой, лишиться руки.

— Какой руки? А, ты про эту! — оторвался от танца тинуваку Пьер. — Я даже рад, что её нет. Вместе с рукой я избавился от шрама, полученного на революции. Шрама, который день и ночь мне говорил: “Пьер, твоя жизнь заключается в постоянных метаниях туда-сюда, поиске своего места в мире и счастья. Прозябания дней в иллюзиях”.

Пьер потрогал рукав рубашки, где ничего не было, и усмехнулся. Прошёл месяц, но он не замечал отсутствия руки. Нет, не из-за фантома конечности. Просто у Пьера были руки, готовые поддержать его и помочь встать на ноги: Экене и Токи, Коу и Софи, мечта отправиться в путешествие по миру и недавно поставленная цель — вернуть старое имя.

Ему приходилось нелегко. Он заново учился писать, одеваться, ест, учился мыться, как учатся маленькие дети, освободившиеся от заботливых материнских рук. Но для Пьера потеря части тела была временной трудностью, преградой, с которой со временем надо научиться жить. “У меня были гораздо большие потери”, — говорил он.