Побег. По двум сторонам океана

— Папа, мама, сюда! Скорее!

Внезапно пронёсся голос дочери. Катрин бежала к родителям что ей сил, путаясь в собственных ногах. Она была перепугана, взволнованна, оглядывалась назад. Пьер быстро схватил дочь и загородил её спину.

— Что случилось? Кто посмел тронуть тебя? — свирепо закричал отец.

Катрин задыхалась, шатаясь от быстро бега, во время которого сломала каблук, она повалилась на отца.

— Он… там… он, — от волнения Катрин забыла, как говорить.

— Кто там? — заревел Пьер, его, наверное, слышал весь Марсель.

— Он… дядя Экене приехал, — выдохнула Катрин.

— Что? — крикнув это, Пьер и сам потерял дар речи.

На весь этот переполох, что устроила громкая дочь и пугливый папаша, медленно шёл Экене. Такой же крепкий, сильный, весёлый. Одет был Экене вполне скромно — белый жилет на рубашку, брюки и сапоги, он привык не заморачиваться с одеждой.

Экене не был один. Рядом стояла его жена и двое детей. Яркая не по моде одежда заметно выделяла Токи. Но отсутствие модного вкуса Токи было простительно — редко она гостила у Пьера, если не считать 1842 года. А вот младшая дочь Экене и Токи, пятнадцатилетняя Нада, была красиво и не вызывающе одета, приятно уложены волосы. Бережно держал Наду за руку старший брат — девятнадцатилетний Акам. Почти полная копия Экене, только серьёзный, хмурый, оберегающий сестру.

— Ты через два месяца обещал приплыть! — вскричал Пьер.

— Скучно стало в Тинуваку сидеть, решил навестить знакомые лица. Я же человек свободный, имею на это право, — засмеялся Экене. — Десять лет как не вождь Тинуваку. И ты знаешь мою традицию — приплывать к тебе раньше оговорённого срока.

— Я когда-нибудь оторву тебе длинный язык, — незлобно шикнул брат.

Токи негромко кашлянула, привлекая к себе внимание.

— Про нас вы не забыли?

— Ну вот, не дала ты мне разобраться с ним по-мужски! — нахмурился Пьер и обнял невестку, а затем по очереди и племянников.

Экене и его семья заставили забыться разговору про Катрин. Так Пьер и не услышал того, что хотела сказать ему Софи. Путешественники устали от морской долгой качки, поэтому решено было пойти домой. Но сперва они зашли к “Лахесис”, полюбоваться новым детищем Пьера.

— Даже не знаю, что сказать, — восхищённо протянул Экене. — И грустно, и хорошо. Грустно, что больше никогда не увижу нашу “Лахесис”, но я счастлив, что она продолжила свой род.

— Папаня, ты как что ляпнешь! — засмеялся Акам.

— Дядя Пьер, а когда я увижу театр? — влезла к взрослым Нада.

Пьер хотел было сказать, что сначала нужно доехать до Парижа, а только там идти в театр. Но его опередила Токи.

— Всю дорогу Нада только и бредила театром, не обращай внимания, — мама положила руки на плечи дочери. — Нада, ты точно это решила? Не передумаешь?

Нада мотнула головой.

— Нет, мама. Я ещё в шесть лет решила, что посвящу жизнь театру. И, если до сих пор не передумала, но не передумаю никогда. Я остаюсь в Париже.

Экене заботливо обнял Наду. Стать актрисой — это была давняя мечта дочери. Заболев ею в шесть лет, Нада превратила детские желания вполне взрослую и осуществимую цель. А всё началось с бразильского плена… Познакомился Пьер в начале сороковых годов с одним морским перевозчиком, завязалась у них дружба. Новый приятель предложил Пьеру крупную сделку с бразильскими торговцами, на которую тот согласился. Всё бы ничего, но в Бразилии шла революция Фарропилья. Перед отплытием на родину Пьер спрятал на своём корабле раненных лидеров повстанцев, за что бразильские власти и спустили на него всех цепных псов, обвинив в помощи революции, хотя Пьер даже оружия не держал в руке. Пока Пьер превращался в бразильского врага, так называемый друг сбежал во Францию на “Лахесис”. Он прибыл в Марсель почти в одно время с Экене и его семьёй, который решил отдохнуть во Франции, встретиться с братом после долгой разлуки. Оказалось, не в том городе находится Пьер, не тем маршрутом поехал Экене.

Шарль, Софи и маркизы де Лоре собирались в Бразилию, освобождать пленника. Только что делать с Катрин, стоял у них вопрос. Тащить ребёнка с собой в чужую страну, где её отец считается преступником или отвезти в Лион к другим бабушке с дедушкой?

“Катрин может с нами пожить. Зачем куда-то девочку таскать? — предложил помощь Экене. — Пусть живёт дома с нами. Брат за меня жизнь хотел отдать, а я не смогу присмотреть за его ребёнком?”

Целых десять месяцев Экене заботился о Катрин как о своей дочери. Катрин даже набралась от дядюшки нескольких тинуваковских словечек. Экене предлагал Токи уехал ей домой с детьми, но жена отказалась покидать мужа и племянницу. Так и жили они вместе, Экене пришлось устраиваться на работу. Софи хоть и оставила ему денег, а друзья Пьера — Денис и Анна —готовы были помочь материально, но Экене не желал жить на чужой шее, да ещё жену и детей посадить на неё. Акам тосковал по родине, было видно, что европейская жизнь не для него. Он чувствовал себя только тинуваку и никем иным. А Нада готова была остаться хоть на всегда.

Как-то раз Экене свёл дочку в театр. Восхищению Нады не было предела! Изящные, плавные либо грубые и резкие движения актёра, волшебная музыка, льющая сверху, чудная жизнь на сцене — перед девочкой открылся новый мир. Каждый день потом Нада просилась в театр, у Экене не было столько денег, чтобы постоянно вводить покупать дочери билеты, и Нада решила схитрить. Она стала убегать из дома и тайно пробираться за кулисы. На первой попытке её поймали и не дали войти в театр, на второй Наде удалось посмотреть на актёров, а в третий заметили и… предложили третьестепенную роль дерева.

В тот день девочка поняла, где её призвание, и дала слово, что она не остановится на дереве. К пятнадцати годам она получше своего отца знала грамматику и прочие науки. Эта поездка для Нады была решающая — она должна определить, есть ли в Наде способности актрисы или нет. Если есть, то она останется жить в Париже у дяди Пьера.

— Что твориться? — воскликнул дядя Пьер, когда вошёл домой и представил уже привычную картину: сидящего на кресле-качалке отца с книгой и спящих в кроватках сыновей. Но ожидания его были грубо подорваны.

Мальчишки с дедом играли в мяч. Прямо в доме, возле окон, посуды, цветов и картин.

— Вы с ума посходили? — закричал он и повалился на кресло Шарля от смеха.

— А что ты так смотришь на меня сурово? — улыбнулся Шарль. — Я пообещал, что позабочусь о детях и дам вам поговорить. Своё обещание я выполнил! О, Экене, Токи! А вы здесь какими путями?

Эдгар и Пип мрачно и любопытно взирали на незваных необычных и гостей, с которыми радушно здоровался их дед.

— Ох, Филипп, как ты вырос! — подбежала к мальчику Токи. — Тогда только сидеть учился, а какой сейчас крепыш. Жених! Решила, забираю тебя к себе, — Токи подняла Пипа на руки, подбросила верх и косо поглядела на Экене. — Всё, муж, ты мне больше не нужен.

Пип важно отмахнулся от тётиных нежностей — взрослый он уже для поцелуйчиков. Эдгар из угла робко наблюдал за счастливыми приветствиями и нерешительно думал: выходить ему или нет. Экене и его дети Пьеру-то не родные родственники, а с ним и подавно чужие люди.

— А ты что прячешься? — над ухом раздался грубый бас.

Грозный и пугающий чёрный парень сел на корточки и перед мальчиком и всё равно казался выше и больше его. Эдгар тихо попятился назад, но Акам ласково улыбнулся ему:

— Будет знакомы, братец, меня Акам зовут.

Сон ни к кому не шёл. Разобрать вещи, приготовить место в доме неожиданным гостям, наболтаться за три года разлуки — всё было запланировано на одну ночь. А тем для разговора было предостаточно: предаться воспоминаниям о прошлом, “посплетничать” по-доброму о “Лахесис”, поспрашивать о настоящей жизни. Письма письмами, но в душевном разговоре всё звучит по-другому. Экене интересовался делами Пьера, Пьер тому, как поживает Экене, его сёстры, тинуваку. Девять лет прошло, как Экене отказался от поста вождя. Тинуваку и гаапи стали друзьями и почти единым целым, нотцаи не убивали «проклятых” детей, а отдавали в Тинуваку либо в Нолошо. Новым вождём стал Коу, который звался теперь Нилумпой — “рассудительный”. С Мики, Эми и Инатой было всё хорошо — они стали прекрасными жёнами, матерями и помощницами брата в управлениях племени. Хлопот у Нилумпы хватало за глаза, даже побольше, чем у его предшественника Экене. В 1842 году, когда старший брат свалил в Париж, французы начали активное освоение Берега Слоновой Кости. Город Нолошо, примыкающие под его защиту племена и их жизнь осталась незатронутой. Но некоторым не повезло. У соседей гаапи, сайгельцев, разгорелась война — что-то не поделили между собой. В итоге всё племя оказалось проданным в рабство. Взрывная волна, последовавшая от сайгельцев, а также их новая судьба в неволе, могла бы затронуть и гаапи. Но дружба с тинуваку спасла племя Гаапи.

— Вовремя ты отдал вождя Нилутпе, — подметил Пьер за чашкой чая, когда, как всем казалось, дети наконец-то уложены спать и они, взрослые, одни в комнате. — А то бы и ко мне приехать не смог бы.

— Смог-смог. Навещал же тебя раньше, — возразил Экене и захохотал. — Захотелось просто побездельничать на старости лет, — голос Экене стал серьёзнее. — На самом же деле свою мечту я выполнил — помирил тинуваку и гаапи, хочется пожить вдали от важных дел. Нужна будет моя помощь — всегда окажусь рядом возле Нилутпы. А пока я любящий муж, отец, брат и внезапный путешественник.

— Про внезапного ты верно подметил! — воскликнул Пьер.

Тут в комнату зашла Нада. Она смутилась, ведь должна же была спать, как приказали мама с папой. Но волнение мешало ей заснуть. Слишком долго она ждала.

— Извините, пожалуйста, что перебиваю вас. Хочу лишь спросить, когда мы поедем в театр?

Пьер взял Наду за руку и торжественно провозгласил:

— Скоро! Скоро, Нада, ты будешь на сцене!

========== Эпилог. Часть 2 ==========

Тёплым майским солнцем Париж приветствовал своих гостей и жителей. Жизнь в большом городе кипела, ведь только-только наступил полдень. Пока день не вошёл в полную силу, Пьер вместе с Катрин решился прогуляться до Дениса Лаванье по одному важному делу. Друг детства жил в соседнем квартале Пьера. Жилище Дениса было таким же, как и у Пьера: частным двухэтажным домом, где могла жить большая семья. Напротив, через дорогу, располагалось красивое здание, на котором висела табличка:

“Обувной магазин Лаванье”

Раньше первый и второй этаж занимали разные люди, но Лаванье выкупил у первых и у вторых квартиры и превратил скромные на вид комнаты в хорошо обустроенный дом. Его примеру последовал потом и Пьер, глядя на друга. Дома приятелей находились в спокойной от бандитов и просторным для жизни районе, они не примыкали к соседним домам, что лишний раз спасало от шума. Хотя топот, визг и крики чаще всего царили у Лоре и Лаванье, нежели у соседей.

— Вы не спите? — постучался Пьер к другу.

— Двадцатый сон вижу! — “открыл” ему дверь голос Дениса.

Соня сидел в прихожей на диване и рубился на деньги в карты. Его соперницей по игре была одиннадцатилетняя черноволосая кучерявая девочка.