Побег. По двум сторонам океана

— Вот так, папа, я выиграла у тебя франк! — засмеялась она, когда Пьер и Катрин вошли в дом.

— Это всё из-за тебя! Ты меня отвлёк! — буркнул на друга незадачливый игрок.

— Рад стараться. Молодец, Марион, — усмехнулся Пьер и пожал девчушке руку.

И только после Марион Пьер поздоровался с Денисом. Лаванье, как всегда, умел удивлять друзей и знакомых последним выпуском своей моды — его правую ноздрю украшало большое кольцо, позаимствованное у племени Тинуваку. Пьер привык к незатейливым украшениям соплеменников, но при виде Дениса рука у него так и чесалась дёрнуть друга за это кольцо. В остальном же Денис соответствовал месту и времени, в котором он жил — опрятная выглаженная женой рубашка, не застёгнутый пиджачок и галантные штаны. Приятный образ мужчины, если бы не кольцо и не голова — волосы у Лаванье были взлохмачены так, будто бы в голове покопалась стая голодных кошек. “Денис всегда в этом плане остаётся Денисом”, — замечал Пьер.

— Всю партию испортил! — дал другу дружественный пинок Денис.

— Ай-яй-яй, Денис, как тебе не стыдно дочь к распущенности приучать? — театрально покрутил головой Пьер. — Что скажет мать ребёнка, когда об этом узнает?

— Мать ребёнка такую игру покажет, что попляшете! — раздался в двери сердитый женский голос.

— Вот и ты, дорогая! — подскочил с дивана Дениса и аж засиял. — Отыграйся за меня! Анна, представляешь, Марион мне нос утёрла! Верни мне мой законный франк!

Анна с удивлением грянула на девочку и улыбнулась:

— Я жутко не одобряю азартные игры, но папу обыгрывать можно.

За двадцать лет Аннетт де Ландро-Лаванье слегка пополнела, немножко уменьшилась в росте. Но она не потеряла статности и благородной походки. Голову Анны украшала большая красиво-поднятая вверх копна волос, которую украшала заколка и диадема. Платье её не слишком бросалось в глаза — простое серое одеяние с красивым узором, но Анна украшала любая вещь.

Между ней и Денисом всё развернулись внезапно, быстро, стремительно. Хлопоча над делом Лаванье, Анна и Денис и не заметили, как меньше стали подтрунивать, язвить, всё чаще молодые люди называли друг друга по имени, забывая птичьи прозвища. Искорка любви застала Анну и Дениса врасплох, но за считанные месяца она разгорелась в глубокое чувство. Когда Пьер и Софи вернулись из Тинуваку, их друзья были уже помолвлены.

Нелегко было первое время молодым. Аннетт-старшая поддержала дочь, но большинство знакомых и даже родня отвернулась от Анны, считая, юная маркиза обесчестила не только род Ландро, но и всё аристократическое сообщество, связав судьбу с парнем из низов Парижа, который к тому же близкий друг мерзких революционеров и предателей Пьера Лоре и Ричарда де Чарди. До свадьбы Анна хотела подарить фабрики Алексиса родственникам со стороны отца, которые внесли большой вклад в их открытие и получали дивиденды с продаж. Но Анна хорошо знала свою родню, которая получив в руки такую огромную собственность, быстро погонится за большей прибылью, забыл о сотнях людей, трудящихся на фабриках. Помолвка с Денисом окончательно отогнала у маркизы все мысли о том, чтобы разделить богатство отца с дядюшками, тётушками и кузенами, и положила конец дружбе родственников. Последний удар в спину нанесли Анне два кузена, которые, пока невеста с женихом собирались возле алтаря, ворвались вместе со своими людьми в особняк де Ландро и дом Лаванье и разгромили всё, что там было.

” — Не пожалеешь?” — в тот момент говорила Аннетт-старшая дочери, подъезжая к церкви.

” — Нет”, — коротко и ясно ответила Анна.

Эти слова оказались правдой. Ни разу Анна или Денис не пожалели о своём браке, котором родилось двое детей. Супруги бывало спорили, но всегда мирились. Самая крупная ссора возникла из-за одной причудливой причёски Дениса. Долго выслушивая упрёки жены, Денис пригрозил, что проколет нос, если Анна не замолчит. Анна не замолчала, тогда Денис, как и полагается настоящему мужчине, сдержал обещание. На этом недовольства жены касательно одежды или внешности прекратились.

Понемногу со дня свадьбы Денис начал входить в положение дел жены, за двадцать лет он стал полноправным собственником и умельцем. Но не забывал Денис и о деле своих родителей. Мелкая мастерская Лаванье разрослась так, что пришлось открыть магазин в соседнем здании и нанять рабочих. Многие считали, что починка обуви простое увлечение Дениса, но это было занятие всей его души. Он жил на три фронта и прекрасно справлялся на каждом: шоколадные фабрики, мастерская родителей, жена и дети.

Третья жизнь была и у Анны. Минуло двадцать лет, но она так и не забыла грехи своего прошлого. Женщина осознавала — прошедшее не изменить; зло, которое она причинила людям, всё ещё живёт в их и её памяти. Анна поклялась не только не возвращаться к старому пути, но и жить вопреки ему. Каждая неделя была расписана в благотворительных походах, пожертвованиях. Когда Анна и Денис поженились, они обдумывали, чтобы купить большой дом за городом, но так и не заменили, как поселись в маленьком, по меркам общества родственников Анны, домике. Да ещё с тремя детьми, младшая из которых была неродной. Денис и Анна взяли её из приюта в возрасте двух лет.

— Прежде, чем вы станете разбираться с карточной шулерниной, — вмешался Пьер в разговор супругов, — я, Дени, хочу задать тебе важный вопрос.

Денис серьёзно повернулся к другу.

— Что такое? Откуда в тебе такая деловитость?

— Дени, я хочу в ближайшее время покрестить Эдгара. Ты согласен стать его крёстным отцом?

Денис бахнул рукой по своему лицу, рука медленно соскользнула вниз, придав Лаванье жалостливую моську.

— Вы издеваетесь надо мной?! Почему все меня в отцы берут? Я уже стал отцом Катрин и Пипа, Жака, детей Жанны! Не забывай, что у меня своих трое! Люди, вы издеваетесь!

Пьер с улыбкой кивнул.

— Значит, ты хорошо стараешься, чтобы все хотели именно тебя сделать отцом своих детей. Жанна двенадцать лет на свадьбе так и заявила, что Денис Лаванье, самый серьёзный и умный, будет папашей всех её двенадцати малышей. Твоё счастье, что двоих родила.

— Любишь ты, Пьер Лоре, людей мучать! — громко засмеялся Денис. — Я принимаю твоё предложение.

— Хорошо. Когда поедешь в гости к Жанне, скажи, что скоро состоятся крестины, и что мамой моих детей снова выбрана она.

Пьер спешил домой, сегодня был ответственный день — первый настоящий выход Нады на сцену. Вот уже как месяц после приезда в Париж племянница обучалась у его старого знакомого — Фернана Синдье, того самого тонущего мальчика, которого когда-то Пьер вытащил из моря. “Ничто не исчезает бесследно”, — понял Пьер ещё девять лет назад, встретив Фернана Синдье, когда пришёл в театр с просьбой — замолвить словечко за одного ребёнка, сына его знакомого. Фернан с полувзгляда умел определять талант в человека, ему не составило труда найти дар в том мальчике, сейчас он разглядел талант в Наде.

Пьер обмолвился парочкой фраз с Денисом и Анной и пригласил супругов на спектакль. Тем временем Марион с выигранным отцовским франком куда-то убежала из дому.

— Обязательно придём всей семьёй! — кивнула Анна.

— Ждём! — крикнула Катрин, когда хотела взяться была дверь. Но дверь отворилась сама.

В дом вошли двое. Длинноногий крепкий юноша девятнадцати лет и румяная пятнадцатилетняя девушка. Ребята были похожи в один в один — голубоглазые, коричневолосые, весёлые.

— Катрин?! Здравствуй! — закричал парень и забыл про сестру.

— Здравствуй, Жозеф! — радостно воскликнула Катрин и, приветственно улыбнувшись приятелю, побежала к девушке. — Тереза, хорошо, что я не ушла! У меня к тебе серьёзное предложение!

— Что за день предложений? — засмеялась Анна.

Девчонки не слышали взрослую тётю, они горячо приветствовали друг друга. Жозеф смущённо и, как показалось его родителям и Пьеру, грустно смотрел на сестру и Катрин.

— Тереза, сегодня у моей кузины Нады первое серьёзное выступление в театре. Я тут подумала и решила, что если это нам завтра отменить втроём? Сделать своеобразный девичий пикник в лесу без посторонних глаз.

— Я согласна! — подержала идею подруги Тереза.

— А я нет, — прозвучал злой голос Дениса.

Сердито и грозно он встал между девочками и пристально уставился в глаза дочери.

— Ишь чего вздумала! В лесу одной пикник отмечать! Ты хоть знаешь, сколько озабоченных мужиков да грабителей по лесам шастает?

Тереза недовольно убежала от отца к матери, поджав губки.

— Мы же днём отдыхать будем! Дядя Пьер привезёт и увезёт нас, или ты его считаешь озабоченным грабителем? — закричала Тереза. Денис не шелохнулся, нажатие на совесть не прокатывало с ним. — Папа, я не ребёнок! — отчаянно воскликнула она. Я всё знаю, а ты меня хуже Марион опекаешь! Даже прогуляться где-нибудь далеко, меня только с братом отпускаешь!

— Пока живёшь с моём доме, то буду опекать по страшному. Я не отпущу свою молодую дочь в лес. Хочешь пикник — устраивай его у бабушки Аннетт в саду. А в лес ты попадёшь через мой труп только.

Из глаз Терезы брызнули слёзы.

— Дядя Пьер, хоть вы вставьте за меня слово!

— Не могу! — развёл Пьер руками. — Мне самому нужно прийти в себя. Катрин, — обратился он сурово к дочери, — я впервые слышу про лес и одиночный пикник. Ты серьёзно рассчитываешь, что мы, родители, отпустим вас?

В отличие от подруги Катрин не стала злиться и плакать, всего лишь пожала плечами. А Тереза начала расходиться, отстаивая свою независимость. Пьер уже было хотел сжалиться над девочкой и найти какой-нибудь компромисс, но в дом неожиданно влетела Марион, держав в руках красивую большую куклу.

— Мама, папа! Посмотрите, что я купила на папин франк! — девочка протянула родным и гостям восковую красавицу. — Там в лавке их несколько штук! Разные платья, разные лица! А ещё медвежата, лошадки-качалки, шляпки мне на голову, колечки! Купите!

Анна, стоявшая в стороне от ссоры старшей дочери с отцом, подошла к младшей и взяла куклу. Она умильнулась, поправила платьице и вернула обратно девочки.

— Нет, Марион. Деньги, которые принадлежали тебе, ты истратила. Всё. Я не собираюсь скупать тебе магазин, лошадок и шляпок у тебя хватает.

— Мама… — протянула жалобно девочка.

Мама строго покачала головой.

— Я сказала нет. Марион, научись довольствоваться тем, что у тебя есть.

— Ты жадина! — закричала Марион и побежала к Терезе.

Семейная идиллия стала принимать масштабы. Вовремя Пьер и Катрин вспомнили, что дома их ждёт обед и быстро попрощались с друзьями.

— Давайте я вас провожу! — побежал к ним Жозеф, когда отец и дочь покинули дом Лаванье.

Жозеф не ругался ни с кем, пробежал он метр, не более. Но лицо его горело, руки слегка задрожали, когда он случайно задел Катрин.

— Сами видите, что дома творится. И к тому же… — голос слегка задрожал. Жозеф поднял глаза на Катрин. — Ты же… гостя надо бы до дома проводить, Катрин, как положено хорошему хозяину.

Она еле заметно улыбнулась: