Таинственная невеста

Глава 10

Встали сестры точно с птицами. И Мурин тоже. Это оказалось легче, чем он думал. Сквозь стекло доносилось пиканье синицы, чириканье воробьев, мычание голубей и треск сорок. Возможно, энские птицы отличались от петербургских и вставали позже, то есть следовали общей местной философии, в новые детали которой его вчера посвятила госпожа Коловратова: зачем причинять себе неудобство?

Бодрый — даже и после морковной бурды — Мурин шагал по улице, приветливо глядя на высаженные в середине липы. Прошел мимо церкви. Ему казалось, что он в Энске уже давно. «Эх, а вот осесть здесь навсегда…» — мелькнула шальная мысль. Стать одним из местных оригиналов. «Отпущу бороду, пошью себе какой-нибудь небывалый сюртук. А выезжать буду — на собаках».

Солнце уже грело. В валенках становилось жарковато. Мурин предвкушал встречу со своим сапогом. Даже если ради нее придется терпеть компанию этого шута Аркадия Юхнова.

Но, как оказалось, Аркадий Борисович вовсе не спешил утруждать Мурина своей компанией.

— Барин еще не вставал. Спит-с, — сообщил в прихожей лакей-гренадер Осип. — Изволите доложить о вас барыне? Или той… особе? — вкрадчиво-едко добавил. Фронда по-прежнему доминировала в доме Юхновых.

— Не надо, — отказался от обеих Мурин. — Барин наверняка скоро выйдет.

— Очень в том сомневаюсь. — Подчиненное положение не мешало лакею иметь независимое мнение, а также сопровождать его высказывание сатирическим выражением лица.

Мурин бросил только:

— Я обожду, — и остался в гостиной один.

Обстановка выдавала вкус старой барыни. В вещах, покинутых своею хозяйкой, Мурину виделось что-то печальное. «Человека нет, а стол стоит». В камине был разведен огонь. От него распространялось приятное тепло. Мурин подошел ближе. Ощутил тепло на лице. Подвинул кресло. Сел и задумался о том, что вчера не позволил ему сделать сон.

Кто мог желать смерти старой Юхновой?

Список вышел велик. Но вполне подобал особе со столь дурным нравом и столь твердой жизненной позицией, каковой была покойная барыня по отзывам знавших ее людей.

Начать хотя бы с Аркадия и Татьяны.

Оба были на бобах, с матерью в дурных отношениях и только с наследством связывали надежду поправить дела. В итоге просчитались, но это вопрос другой.

Потом младший сын — Егор. Пока что он служит и расходы его относительно невелики: полк-то не гвардейский. Но Васюта Макаров писал матушке, что Егор метил в гвардию. Смерть матери открыла ему дорогу к этой карьере. Был у него интерес в кончине матушки? Еще какой.

Елена Карловна. Елена Прекрасная. «Черт, а хороша». Жалко только, что глупа. Но дуры бывают и прелестные, ласковые или обаятельные. Елена Карловна не показалась ему ни той, ни другой, ни третьей. Колода. Хотя колода и красивая. Или она умеет быть иной? Как-то ведь она сумела расположить к себе старую Юхнову, что та отписала все имущество младшему сыну? Как?! Теперь это казалось ему невероятным. Более разные натуры Мурин не мог представить. О чем эти две дамы вообще могли говорить? Он впервые об этом задумался. Но смерть старой Юхновой сделала Елену Карловну супругой богача. И теперь только Егор Борисович Юхнов отделял Елену Прекрасную от того, чтобы самой всем владеть. Она, положим, глупа. Глупа и робка. Но что, если все, что он видел, было лишь ее игрой? Что они все знают об этой Елене Карловне — особе, которая однажды оказалась на пороге их дома? Эта женщина будила во всех слишком много разных чувств, которые мешали зоркости. Мурин попробовал увидеть сухой остаток. «Женитьба скорая и тайная, Москва сгорела, горничная померла в номере трактира. Такие понятные обстоятельства. И такие удобные: не зря же говорят, война все спишет… Что, если проницательная старуха заподозрила дурное — и за это поплатилась? Это возможно». Мурин пощипывал губу, глядя на пламя в камине.

«Правда, остается Егор Юхнов. Он-то, слава господи, знает, на ком женился. М-да. Егор получил от смерти матери больше других. Если точнее, все.

Еще есть эта мышь Поленька. Но ее можно сразу отбросить. Смерть старухи выбила почву у нее из-под ног. Новые хозяева к ней не привязаны сердечно. Возможно, оставят бедную приживалку в доме. А возможно, вытурят. Как бы то ни было, жизнь ее теперь не сахар. Нет, Поленьку откидываем — вместе с лакеем Осипом и преданной Федорой Семеновной.

А еще ведь энское хорошее общество. Юхнова изводила его своими артикулами и сатирами. Причем, как говорит моя названная “тетушка”, не хаяла огульно. А была весьма тонка. Что, если госпожа Юхнова нечаянно сковырнула корку, трогать которую не следовало? Убивают за такое?

И еще крестьяне. Смерть настигла их госпожу посреди интересного дела. Они откапывали добро, заблаговременно спрятанное от Бонапарта. Теперь госпожи нет, можно многое прикарманить. Достаточно этого, чтобы пойти на убийство?»

Мурин видал, как один солдат убил другого ради гвоздя. Хм… Но крестьяне бы избрали способ попроще. Старая Юхнова разъезжала по своим владениям. Подкараулили в укромном месте — и тюк топором по башке… Но тогда преступление бы кричало о себе. Дама богатая и влиятельная. Чтобы прояснить обстоятельства ее насильственной смерти, губернатор прислал бы сюда чиновника по особым поручениям. Началось бы дознание. Шум. Нет, тут весь фокус в том, что смерть старой барыни выглядит такой естественной. Не в этом ли и была цель?

А если так, то, чтобы устроить все тихо, неприметно, необходим был сообщник внутри. «В этом самом доме». Ну и ну. Несмотря на тепло от камина, Мурин передернул плечами. Уютный мирок, ничего не скажешь. «Болотная вода», — вспомнил он определение, данное доктором Фоком.

Кстати, дети покойной вовсе не пожелали вникать в причины смерти своей матушки. Случайно ли?

Доктор Фок счел их нежелание понятным. Кстати, он и смерть старухи не нашел подозрительной. Или просто норовил отклонить вопросы? Но ведь и госпожа Макарова ее тоже считает естественной, заурядной. Удар.

А что, если на это и рассчитывал убийца? Все случилось на глазах у множества людей. Они видели смерть Юхновой своими глазами и теперь полагают, что знают все. Поболтают, конечно, куда ж без этого. Но не будут вникать. «Отвлекающий маневр», — пробормотал Мурин вслух. Он был рассчитан на посторонних. И сработал! Но одного человека не отвлек и не сбил. Федору Семеновну — рабыню и молочную сестру, которая была рядом с Юхновой с самого младенчества. Она что-то подозревает. А может, что-то и заметила. Он прочел это по ее лицу тогда, в церкви. Эх, если б не явилась эта дура Поленька… Но все поправимо.

Мурин решительно вскочил и направился к двери.

Осторожно отворил, чтобы не скрипнуть. Прислушался. Дом ворочался, постукивал, покряхтывал, как живой организм. Работали на кухне. Поскрипывали шаги над головой. Слышались голоса, слов было не разобрать. Мурин знал, где столовая. Вспомнил облик дома снаружи. Прикинул, где могут быть хозяйственные помещения. Понадеялся, что угадал верно. И выскользнул из гостиной.

Спасибо тебе, Господи, за валенки. Он ступал мягко и тихо, как кот.

Пол вместо паркетного стал грубым, дощатым, а стены вместо обоев были покрыты олифой. Слышались голоса баб и девок. Плюхало и плескалось. Он понял, что пришел куда надо.

Навстречу ему из-за угла вышла баба с тазом, полным выстиранного, жгутами выкрученного белья. Глаза ее расширились при виде молодого офицера. Мурин вскинул палец к губам: тсс. Брови у ней сдвинулись. Но она ничего не сказала. Прошла мимо. Мурин оглянулся. Она, нахмурившись, глядела ему вслед. «Думает, что я в девичью, насчет клубнички… Экий водевиль». Но исправить ее мнения не мог. На его счастье, Федора Семеновна прошмыгнула из двери в дверь. Мурин негромко окликнул ее по имени. Та вернулась. Лицо у ней стало строгим.

— Что вам угодно, барин?

— С тобой перемолвиться, — прошептал.

Она без вопросов затворила за собой дверь и приблизилась к нему, не сводя глаз. Точно сама ждала, что он однажды явится снова. Глаза ее блестели в полумраке.

— Ты почему думаешь, что барыню твою извели?

Глаза ее забегали из стороны в сторону.

— Не вздумай отпираться. Я с тобой болтать долго не могу. Отвечай живо.

— Не думала я, что извели ее. Думала, съела она что-то испорченное. А так как перед кончиной ела она в своих комнатах то, что я ей подавала, то, выходит, из рук моих смерть приняла.

— Точно из твоих?

— Я так сперва подумала. Да только я вместе с ней тогда все то же самое ела и из того же заварника чай пила. И вот она я перед тобой. Жива-здорова.

Мурин свел брови. Он ей верил. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза с одним и тем же вопросом: как же так? Федора Семеновна облизнула губы:

— Потом до меня дотрехало. Все — да не все. Вареньем голубушка одна лакомилась. Она у меня охоча до сладкого была. Прошлым летом-то никто варенье не варил, из-за войны сахару ни у кого не было. Так я все, что оставалось в кладовой с еще позапрошлой варки, для голубушки моей припрятала. Никто об этом схроне не знал. А может, все ж проведал.

— Почему думаешь?

— Как сообразила я про варенье, значит, так сразу пошла в кладовую, чтобы глянуть на эту банку. А только ее там уже и не было. Другие стоят, а этой нет.

— Ты не могла перепутать?

— Малиновое от черничного я, сударь, слава богу, еще отличаю. Початая банка с черничным вареньем точно пропала.

— А не могла…

Но вдруг она сорвалась и одним прыжком исчезла в двери. Мурин успел изумиться и только в следующий миг сам услышал деловитые шаги. Они приближались. Деваться Мурину было некуда.

Все, что Мурин успел, чтобы замести следы, — это отошел от двери, за которой скрылась Федора Семеновна. Ловец выбежал прямо на него — чуть не врезался, обдал запахом одеколона:

— А-а-а, Мурин! Вот вы где! А я Мавре сперва не поверил, — весело закричал Аркадий Борисович. — Она с тазом шла и мне доложила о ваших релокациях. Отправились в девичью поискать подходящий розанчик, чтобы пощупать? Ах вы шалун!

Он погрозил пальцем. Вымыт, выбрит, свеж:

— Готов к походу. А вы?

Мурин выдавил улыбку.

Лошадка весело бежала по подмерзшей за ночь земле. Поверхность оледенела. Но зимние подковы крепко цеплялись, а возок, которым правил Аркадий Борисович, легко скользил под голубым куполом неба. Поля спали. Нагие деревья, казалось, пробирались по насту, да замерли, услышав топот: кто там?

Болтать Мурину не хотелось, тем паче — с Аркадием Борисовичем.

Он был сосредоточен. Как часовщик, подбирал колесики. И не мог подобрать. «Что за странная история. Едва брезжит подсказка, как является другая — и указывает в другом направлении».

Пропавшая банка с остатками варенья занимала его. Значит, все-таки старую Юхнову отравили. «Борджиа не Борджиа, но дело сделано». И сделано одним из обитателей дома. А были в тот день все. Молодые Юхновы сидели в гостиной, готовые к выезду, ждали мать и «бесились». Друг у друга на виду. Отлучаться, чтобы отравить варенье, не требовалось. К тому времени все уже было готово. Один из них просто ждал, когда план придет в действие. Как вел себя этот человек? Казался ли он другим слишком тихим? Или был натужно весел?