Добрым словом и пистолетом

— Ну что, Белег, твоя очередь? Напоследок? Из экспериментального малютки «Стрижа», а? Только погляди, на днях привезли ящик опытных штучек, еще не отстреливали, — не без ехидства предложил Дирваэль и жестом фокусника выудил откуда-то из-за спины маленький — еще меньше предыдущего — на мизинце повисший пистолетик.

— Не сегодня.

— Почему же? Мы с парнями уже поспорили, что это не иначе как по ваши души такая игрушка! Скажешь, нет?

— Ну Белег!.. — воскликнул Турин, просительно округлил и рот, и большие ясные глаза. — Давай же! Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!..

Пока стреляли, оказалось, что и время подошло обеденное, что опять собирается дождь, что мальчишка — все такой же довольный и веселый — начинает незаметно шмыгать носом и постукивать зубами. А потому спорить было — только время терять.

Белег посмотрел на Турина, на ухмыляющегося Дирваэля, на такого же ухмыляющегося Сарто и остальных ждущих нового развлечения ребят. Вздохнул, забрал протянутый пистолетик, вытащил из-под пиджака «Карсид» и разом вскинул обе руки.

Звук выстрелов из револьвера начисто перекрывал тихие хлопки «Стрижа», но все шесть зарядов и там, и там закончились одновременно. Сарто козырьком приложил к глазам ладонь, посмотрел на мишень и подчеркнуто недовольно поджал губы.

— Так! Верни экспериментальное оружие и проваливай. Все, все! Не отвлекай личный состав от тренировки! А вот вас, молодой человек, мы будем ждать.

На этом попрощались, и впечатленный не на шутку Турин сам протянул руку вести себя и сам увлеченно зачастил:

— Ох и здорово тут! А меня никто сюда не водил! Я просился столько раз, но король Тингол говорит, что я слишком маленький. Неправда! Я хочу учиться сражаться! Буду как папа! А ты! ты так стреляешь! У-ух! Научишь! научишь меня так же? А завтра? Завтра придем сюда снова? Сарто обещал принести бронебойный карабин! Бац! — и голова вдребезги!..

Белег смотрел на восторженно пританцовывающего мальчика.

— Что ты хочешь на обед?

— Мороженое! — тотчас заявил Турин.

— А перед этим?

— Ничего.

— Зря.

— Почему это? Почему! Только не говори, что я маленький!

— Пока ты не маленький. Пока ты в самый раз. Но на одном мороженом вряд ли вырастешь. И сил удержать бронебойный карабин не хватит.

— А-а… — озадачился Турин, — а что тогда нужно? Чтобы хорошенько вырасти?

— Могу, как вчера, отвести тебя к няне, она знает. Или пойдем посмотрим, что сегодня в офицерской столовой.

— Ух ты! В офицерской!..

— …ну и что вы делали сегодня? Рыли окопы и кидали гранаты?

— Ни то ни другое. Сначала были на стрельбище, потом ходили смотреть разгрузку в порту.

Тингол стремительно, но тихо вошел в комнату, заглянул в спальню помахать и вернулся к Белегу.

— Тоже хорошее, правильное занятие для ребенка. Сегодня стрельба и портовая грязь, вчера конюшни и гаражи, позавчера… Позавчера просто увел ребенка на болото, а до этого еще два часа шатались по кабинетам и казармам. А ведь я что сказал!..

— Мне нужно было доделать дела.

— Дела за тебя прекрасно бы доделал Ордиль! Все, не спорь со мной. Ладно, пошатались, допустим. Но стрельбы? Я понимаю, что у тебя нет опыта с детьми…

— Ты предоставил нам возможность выбирать самим.

— И ты тут же выкрутил все так, чтобы я почувствовал себя дураком?

— Ты сам это сказал.

— Ну конечно, конечно… Всегда во всем оказывается виноват глупый Элу. Нет, я бесспорно рад, что Турин рад. Он даже в восторге! Даже сомневаюсь: может, и правда я чего-то не понимаю, хотя и с мальчишками же дело имел, чего уж… Ладно: Турину явно на пользу, он увлечен и не глядит букой. В отличие от тебя! Поэтому прошу: когда будешь вредничать, не забывай, что ему только девять лет!

— Есть разница?

— Напоминаю: это человеческий ребенок, Белег.

— Тогда зачем ты мне его навязал?

— Не надо передергивать! Я тебе никого не навязывал!..

Из комнаты на них сердито зыркнула няня; Турин, уже облаченный в пижаму, обернулся на голос и замахал руками, заулыбался. Тингол тоже заулыбался, снова помахал в ответ и перешел на громкий шепот:

— Иди-ка сюда.

Они отошли и сели на обитую цветочным ситцем кушетку у окна.

— Я не навязывал, — повторил Тингол и сердито поправил что-то в кармане, — я хочу, чтобы ты немного отвлекся. А за мальчиком все равно нужен пригляд. Когда он вырастет, у нас — у вас! — должны быть хорошие отношения. Подожди! — Тингол стиснул его локоть. — Не надо попрекать меня. Да, мы вывезли его. Но наши интересы и его благо совпадают.

— Его благо и его девять лет тоже как-то совпадают?

— А легко не получается, Белег. Да, придется немного пострадать — всем нам. Он славный мальчишка, ты же видишь. Я сразу полюбил его. И буду растить так, чтобы эта любовь была взаимной. А потом пошла во благо всем нам. Разве это не разумно? Разве я взял его в заложники, морю голодом и угрожаю смертью? Нет, он обласкан, окружен почетом, он — мой названый сын и ни в чем не нуждается. Настоящего отца я ему не верну, мать дать не могу. Могу только поручить кому-то присматривать и пытаться подружиться. Тебе, например. И тебе самому это будет только во благо. Видишь, все одно к одному и складывается идеально. И все довольны.

Тингол раздраженно хлопнул себя по колену и развел руками.

— Что именно мне во благо? — уточнил Белег.

— Ф-ф-ф, — Тингол выдохнул через стиснутые зубы, — кто-то. Вот тебе мальчик, ты ему нравишься, он тебе нравится — позаботься пока о нем. Точка. Никаких больше смыслов.

— Ты прекрасно знаешь, что это не так.

Тингол снова запыхтел, заскрипел зубами, снова потрогал карман.

— Как с вами со всеми трудно…

— Стоп, — остановил его Белег, — что у тебя там?

Тингол замер. Молча достал из кармана пополам сложенный конверт, стиснул его, не отдавая.

— Белег… Погоди. Я уже говорил…

— Дай сюда.

— Погоди… Послушай. Я говорил, что меня очень ранит, что у тебя… у вас так все вышло. Полностью осознаю свою в этом роль.

— Дай сюда.

— Я принимаю, что ты не хочешь об этом говорить. Но если захочешь, то… В общем, ты просто знай, что у тебя есть я, есть мы, Дориат и наше дело. И мальчишка вот тоже — будет, если не заупрямишься. Понимаешь меня?..

Белег все-таки дотянулся и забрал у него конверт, перевернул. Тингол замолчал.

На дешевой серой бумаге темнел круглый штамп Барад-Леголин — небольшого городишки возле устья реки. Никогда там ничего интересного не было: обычный самый городишка на торговом пути, мирный и шумный, народ пестрый, ярмарки каждый год. Сейчас вокруг Барад-Леголин вырос большой лагерь беженцев и переселенцев, а рядом — несколько палаточных госпиталей. Внахлест с местным штампом был поставлен и штамп голодримской полевой почты, а ниже в строчку на квенья квадратным казенным почерком выведено: «Дориат, Менегрот, Управление разведки. Белегу Куталиону (лично)».

— Ты читал?

— Нет, — покачал головой Тингол, — хотел, но передумал.

Уголок клапана на конверте был действительно надорван, но и только. Белег поддел его, раздирая до конца, поднялся к окну и на ходу вынул сложенный листок.

Окна комнат, где разместили Турина, выходили на сад. Там уже стемнело, последние солнечные отблески совсем угасли, и вдоль стен дворца, вдоль клумб, вдоль оранжевых дорожек горели электрические фонари и цветные фонарики в плетеных корзинках. Захрустело — где-то рядом прошел кто-то невидимый, кто-то в сапогах, спокойной тихой походкой…

Сложенный листок шевельнулся в пальцах, и Белег расслабил руку, выпустил его. Тингол отвернулся, заслонился спиной, стал читать молча. Оконное стекло было холодное и запотевало от дыхания, и через него, через отражение Тингола, через темно-бордовую «елочку» его твидового пиджака просвечивали голые еще костлявые садовые гортензии.

— Что ж, — листок описал пируэт и с хрустом впечатался Белегу в грудь, — когда закончишь — присоединяйся к нам, мы будем читать книжку на ночь.

Развернулся и пружиняще пошел в комнату, оттуда загремел его громкий голос:

— Ну что, малыш, какие новости за день? Рассказывай подробно, рассказывай в деталях, но быстро, у нас впереди большая глава! А то задержимся, и Нэллас опять устроит мне нагоняй!..

Белег взялся за край оконной рамы, а листок спланировал на пол. Он так и белел там на ковре, пока не прошло какое-то время и вместе с ним дрожь в руках.

***

Шоссе «Андрам»

10 часов 02 минуты

…Когда проехали указатель «Эден-Гобел — 1 лига», он все-таки сбавил скорость и съехал к обочине. Вокруг никого не было, и только вдалеке у дороги дымил то ли походный очаг, то ли какая-нибудь полевая кухня. Белег заглушил мотор.

— Выйди.

Турин остался сидеть, но, когда распахнулась пассажирская дверца, все-таки послушался — нехотя выбрался наружу.

— Ударь.

— Что?

— Ударь. Легче станет.

Турин отшатнулся, покрутил пальцем у виска.

— Совсем сдурел.

— Я серьезно.

— Я тоже. Отвали от меня. Едем. Быстрее приедем, быстрее я от этого отделаюсь.

Он повернулся и взялся за ручку, потянул на себя. Можно было начать спорить и оправдываться, или подбирать слова извинений, или взывать к здравому смыслу. Но никаких подходящих слов Белег не подобрал: ни пока шел вдоль обочины, ни пока вел бронемобиль. Поэтому просто саданул кулаком по дверце, так, что та с грохотом захлопнулась и стекло задрожало, а молодой человек невольно отпрянул. Саданул, шагнул вперед и поймал Турина в объятия, прижал к себе.

— Пусти, — тот подергался.

— Нет.

— Пусти. Скину тебя в канаву. Там такая же дрянь плавает.

— Кидай.

Но ни кидать, ни вырываться Турин не стал. Стоял, напрягшись, опустив руки по швам и наклонив голову — словно думал, не поддать ли лбом. Белег прижал его крепче, прильнул щекой к волосам.

— Знаю. Знаю, что неправильно было. Для дела — правильно. Для абстрактного блага. Сложилось одно к одному. Но со стороны взглянуть — неправильно.

— Не по-людски, — глухо подсказал Турин, — мы это так называем.

— Наверное. Я не перекладываю на Элу, и ты на него не думай. И план был общий, и план был хорош.

— …уж думаю! Постарались! — все так же глухо отозвался Турин.

— В Дор-Ломине тебя ничего хорошего не ждало. Тебя даже тогда, с Амон-Руд, не просто так увозили.

— …да я прямо нарасхват!

— Так и есть. Не мы — подсуетился бы кто-то другой.

— Так и представляю! А что, жил бы в Нарготронде каком-нибудь. Кто там сейчас начальник разведки?.. Или в Гондолине. Интересно, сажал бы меня Тургон на колени при всем честном народе? Почему-то кажется, что нет… — Турин пошевелился, выпутываясь из объятий. — Пусти. Пусти уже…

Отошел, прислонился к матовому от пыли капоту «Глаурунга».

— Турин, прости меня. И меня, и Элу.

— Прости, — горько повторил Турин. Похлопал себя по карманам, искомого не нашел — только вытряхнул крошки сора. — Не держи меня совсем за идиота. Я же думал об этом. Не раз! Мне кое-кто даже прозрачные намеки делал — я про Родвина, ты ж знаешь, он очень хотел со мной теснее познакомиться…