Добрым словом и пистолетом

Тех, кто в момент взрыва в кабинете оказался в ловушке стен среди разлетающихся осколков, жестоко раскидало по сторонам и в лучшем случае посекло стеклом и щепками. Саэроса же, по всему, должно было просто скинуть в эту зеленую кучу и самое страшное — наградить ушибами и ссадинами, тем более и падать-то со второго этажа было всего ничего.

Белег сидел там же, в клумбе, — сидел прямо на земле, окончательно смяв и астры, и георгины, и смотрел на свой посеревший от пыли, только недавно обруганный пиджак. Получалось, это был уже второй пиджак, загубленный за сутки. Хотя сутки-то уже закончились и, если так судить, отсчет можно было обнулять…

…может, дело было в том, что Саэроса взрывом просто оглушило и выкинуло наружу уже безвольного. Может, оглушило еще раньше — еще когда он корчился на полу под голос того, что говорило устами безвестного письмоводителя. А может, все опять возвращалось к тому самому безжалостному невезению. Что и говорить: второй раз за год упасть с ничтожной высоты и сразу свернуть шею — как тут обойтись без очень большой неудачи?.. Хотя календарный-то год тоже закончился, и получалось, что и этот отсчет можно было обнулить…

Голову прошило такой болью, будто от виска к виску продернули и провернули раскаленную спицу. Белег схватился за землю, его куда-то повело, но куда — он уже не понял, потеряв и равновесие, и ощущение самого себя; все потонуло в черноте и небытии, и длилось неизвестно сколько, а прервалось так же внезапно — вспышкой, ощущением бесконечного падения, облегчением, которое само по себе было болью, но болью иного рода, и еще чем-то — будто в лицо повеяло то ли отгремевшей грозой, то ли прохладой весенней ночи.

— …сейчас!.. Сейчас пройдет!

Когда Белег глаза открыл, плеснуло снова — новой вспышкой, слепящей бездонной синевой. Он зажмурился опять, а когда глаза все-таки открыл, обнаружил, что лежит навзничь, а над ним, крепко удерживая его голову маленькими и сильными своими руками, склоняется Лютиэн.

— Все?

— Кажется…

Она отпустила. Опустила руки, помолчала. Потом, осмелившись, потянула расстеленный в клумбе пиджак, посмотрела и вздохнула судорожно, но не зажмурилась. Нащупав опору, Белег кое-как сел и протянул руку — привлечь к себе, чтобы она, как в детстве, когда нашалила где-то и прибежала к кому-нибудь из них укрыться от мнимого отцовского гнева, прильнула и уткнулась лицом ему в грудь… Но она обняла сама. Наклонилась, обхватила и сама прижала крепко — не детским уже незнакомым жестом.

Теперь обнаружилось, что вокруг вовсе не пусто и не тихо. Словно спала пелена, словно подняло плотный накрывший Белега колпак, и ясно стало, что вокруг и кричат, и зовут, и просто переговариваются, переходят-перебегают туда-сюда вдоль припыленной, расцарапанной стены с покалеченными окнами. Несли носилки, сматывали в бобины мокрые брезентовые шланги, оскальзывались в натекших лужах, отбрасывали в стороны куски выломанных рам, куски мебели, тряпки, выкатившиеся из побитых цветочных горшков земляные комья; сверху тянуло дымом и гарью, что-то гремело, стучало, трещало, парусило тканью — и кричали, кричали, кричали…

— Не вставай резко, — предупредила Лютиэн и поднялась на ноги вместе с ним.

Взрывом его отшвырнуло под большой стол — и его, и Турина. Стол, на счастье, оказался слишком крепок и слишком тяжел и от удара только треснул — шкафы от этого же удара смяло, они частично сложились, частично осыпались полками, книгами, подшивками. Но дубовая столешница выдержала, еще и поймала часть осколков, и они намертво засели в ней, местами пройдя почти насквозь.

Белега если и оглушило, то на несколько секунд, не больше. Он выбрался и огляделся, перевернул Турина: молодой человек был без сознания, но как будто цел и почти невредим — на шлепки по лицу сразу отозвался мычанием и замотал головой. Наверное, именно ради этого момента и стоило годами таскать с собой памятное наследство: после колкой реплики Саэроса Турин от окна отошел и, защищаясь от обиды с детства привычным способом, безотчетно нацепил отцовский шлем.

Рядом в быстро растущей луже без движения лежал Нолмэндил; остальные — Орофер и Ордиль, Марондил и Конмал, его сотрудники, конвойные, доктор Адвэллион, бывшие ангбандские пленники — все они ворочались на полу или тоже лежали недвижными кулями; кто-то пытался подняться, кто-то стонал, кашлял и звал на помощь. Доктор Игливин, дергая рассеченным подбородком по пиджаку на плече, склонялся над кем-то, бормотал сквозь стиснутые зубы; а над всем этим в клубах дыма, держась за щеку, стояла Галадриэль — ее, похоже, успели прикрыть, она поднялась самой первой и теперь оторопело, оглушенно смотрела по сторонам.

Хватаясь за стену, Белег добрался до порога. Дверь в холл с петель сорвало начисто, разорвало, и нижняя половина ее уверенно горела в груде перевернутой и уже занимающейся мебели. Под испуганные возгласы и нестройный топот из утонувшего в дыму холла возник дежурный с поста, замер, уставившись на развороченную дверную коробку, а одновременно с таким же возгласом вбежал кто-то с другой стороны — из внутренних помещений управления. Тут и стало ясно, что во всем этом разгроме, в хаосе, среди раненых и оглушенных нигде не видно Саэроса…

Белег перешагнул низкий бордюр клумбы и подал руку Лютиэн, та подобрала юбки и перепрыгнула на усыпанную осколками дорожку.

— Где Диор?

— За рекой. С людьми.

— Хорошо.

За спиной в общем шуме приметно захрустел гравий, и Белег обернулся: от внутреннего входа в управление бежал Турин — бежал, прижимая к груди белый сверток.

— Вот! добыл! — он остановился, протянул; лицо у него было в мелких кровящих царапинах, куртку грубой кожи тоже изрядно посекло, но и только — как и шлем, она явно уберегла от чего похуже.

— Что это?

— Что?.. Простынь… Накрыть. Ты просил.

— Я?

— Ну да…

Белег забрал сверток, развернул — тот действительно оказался простыней с фиолетовым больничным штампом. Вернее, не больничным.

— Я сам.

Щуплого и невысокого Саэроса он один вынес из клумбы на незатоптанный газон, уложил там и накрыл. Турин ждал, переминаясь и явно подыскивая что сказать, но столь же явно слов не находил. Потом встрепенулся — подхватил с земли брошенный пиджак.

— На вот. Держи, — сразу уловил несогласие и добавил: — Лучше бы надеть.

Белая рубашка под жилетом в общем была цела, но вся пестрела пятнами — черными от земли, зелеными от травы, красными. Белег бегло осмотрел себя, ослабил галстук, поправил кобуру и тут осознал кое-что еще: порезы на лице, на шее, на руках не кровоточили и даже не болели, не болели разбитые костяшки, но это ладно — ушла боль из груди. Не свежая боль, не от нынешних ушибов, не убаюканная мазью сестры Ниниан — нет, ушло то, что уже несколько месяцев как поселилось глубоко внутри, за ребрами, давая знать о себе то судорогами, то вдруг сбившимся дыханием, то просто внезапной резкой болью, а чаще — ноющей, привычной, ставшей незаметной почти, как тень, как старый, рубцующийся шрам. Белег положил ладонь на ребра и на пробу вдохнул-выдохнул, убеждаясь в правдивости своих ощущений, и взглянул на Лютиэн, а та поняла: чуть улыбнулась, чуть озорно пожала плечами — теперь уже привычным жестом нашалившей девчонки.

Он не сказал ничего, только встряхнул и все-таки натянул пиджак.

— Белег!.. — громко позвали со стороны дворца, со стороны выхода из управления — за окликом бежал Аэрвил Диарман, капитан разведки.

Одновременно и уже безо всякого к ним интереса подскочил кто-то из дворцовых, едва остановившись, взглянул на Саэроса, выругался и поспешил дальше с непонятно к кому обращенным возгласом: «Быстрее, быстрее! Тут еще один!..»

— Белег, поднимись скорее! — Аэрвил перешел на шаг и остановился как будто в неуверенности: — Тебя Ордиль зовет…

Белег взглянул коротко, обернулся на Турина.

— Останься с принцессой.

— Хрена с два! — выпалил тот почти одновременно — словно ждал чего-то такого и уже заготовил ответ.

— Что?

— Ты услышал! И не подумаю — хрена с два. У принцессы хватает охраны.

Он непривычно требовательно уставился на Лютиэн, и та, соглашаясь, просто наклонила голову.

— Идите. Я посмотрю — дождусь, чтоб его забрали.

— Мне нужно поговорить с твоей матерью.

— Она у себя. Но… ты видел. Не слышит как будто. Не отвечает… Хотя я не… не… не знаю, — она не договорила, сморщилась и нахмурилась, словно пыталась сформулировать, уловить что-то важное и не смогла. — Пойдем вместе?

— Белег, пожалуйста, это важно… — снова позвал Аэрвил, и тут наверху в перекошенном оконном проеме появился сам Ордиль — в порванном мундире, с исцарапанным лицом, кровью в волосах и кровью на руках.

— Белег Куталион, мне нужно спуститься самому и умолять тебя?!

Внутри, на лестнице, им встретились четверо санитаров — несли две пары полностью накрытых носилок; с носилок капало, оставляя почти непрерывную дорожку крупных алых крапин. Белег и Турин посторонились, и Белег оглянулся на лестницу, на пустующий внизу пост — его заменило сплошное оцепление со стороны Лучного поля и усиление уже наверху, прямо перед входом в управление. Бежать из кабинета в сад этим путем было бы долго, да и пустой пост он как будто не видел — в отличие от изувеченного холла наверху. Спрыгнул прямо из окна?.. Он потер висок и взглянул на свои туфли: они были в земле, но после сидения в астрах и георгинах это ни о чем не говорило.

— Подойди пожалуйста, окажи любезность, — обернувшись на шаги, непривычно нервным голосом позвал Ордиль, когда Белег задержался — остановился у окна и убедился, что трава внизу хорошенько примята. Точно, спрыгнул. — Пообщайся. А то выходит, у меня недостаточно авторитета, — и, хромая, демонстративно отошел.

Нолмэндил, без кровинки в лице, лежал почти на том же месте на каких-то тряпках и вот те как раз пропитались насквозь. Что именно произошло, было не видно под расстеленным шерстяным одеялом, но судя по лоскутам рубашки, по обрывкам санпакетов, бинтов и марлевых перевязок и, главное, по отброшенному в сторону расщепленному и мокрому куску дверного косяка, ничего хорошего.

— …вы не слышите меня, я не пойму? — откровенно злясь, проговорил доктор Курмин. Вместе с двумя ассистентами он стоял рядом на коленях и делал инъекцию, одновременно продолжая спор. — Каждый раз одно и тоже. Как с детьми…

— Позвольте, доктор, — Белег опустился рядом с ним.

— …а потом будете требовать от меня чудес?

— Как обычно.

Доктор отвечать не стал, только, закончив, сделал знак ассистентам и поднялся, первым отошел в сторону, где еще над кем-то склонялись доктор Адвэллион и врачи из госпиталя.

— Белег… — не открывая глаз, позвал голдо.

— Я здесь.

— Твой… наследник… доверия не…

— К делу.

— П-позвони… тетке. Тетя Иль-ми-вэль. Спроси номер в салоне… в…

— В музыкальном, я понял. Дальше. Что говорить?

— В карты вы… играл и… П-по ситуации. В отпуск… или… уволился. Вещи…