Добрым словом и пистолетом

Нолмэндил говорил едва слышно, прерывисто, глотая окончания и сбиваясь с дыхания; дышал поверхностно и глаза не открывал — глазные яблоки дергано катались под дрожащими веками.

— Вещи… надо оставить… Главное, п-про карты.

— Все?

Тут он глаза все-таки приоткрыл, посмотрел мутно, теряя фокусировку.

— Даль-ше… сам решай… С гномами не тяни… те — опасно. П-правда. Полагаюсь на… чутье… твое. Раз глупо так…

Через минуту к лестнице понесли еще одни носилки. Доктор Курмин молча пошел рядом, вообще ничего больше не сказав и даже не взглянув, и только сосредоточенно смотрел перед собой и делал какие-то пассы пальцами-ладонями — то ли просто собирался с мыслями, то ли готовился резать и шить.

Белег обернулся к Ордилю: тот стоял в стороне возле возвращенного на место рабочего стола, тасовал личные карточки с фотографиями и слушал собравшихся рядом офицеров.

Взрывом на месте убило командира поста, Халькона и самого безвестного ряженого курьера, имеющего все шансы безвестным и остаться. Письмоводителя, если он действительно таковым являлся, сорвало от стула, и он умер спустя несколько минут, несмотря на все жгуты и все старания доктора Игливина снова его удержать. Женщина осталась жива, отделавшись переломанным хребтом: ее уже унесли, не став ни надевать ремни, ни просто как-то связывать, — недвижную, беспомощную, плачущую. Доктор Игливин, какой-то совершенно выжатый, опустошенный, стоял в стороне и с отсутствующим видом смотрел то ли на опрокинутый металлический стул, то ли на все еще застегнутые на его подлокотниках наручники.

— Ну что? — сухо спросил Ордиль.

— Надо отправить кого-то в музыкальный салон. Кто быстро сориентируется и не скажет лишнего.

— Разрешаешь?

— Чем быстрее, тем лучше.

Ордиль оборвал следующий явно не по делу вопрос, оббежал взглядом своих офицеров.

— Итлин! Нармаса сюда.

Майор Нармас, бывший начальник агентурного отдела Северных рубежей, несколько лет назад перевелся в столицу и теперь работал по части общего стратегического планирования и оперативной разработки.

— Если голдо своей смертью добавит нам забот, то это только из-за дурости и упрямства. Оно имело смысл? — все-таки уточнил Ордиль, когда явившийся Нармас обменялся с Белегом коротким рукопожатием, выслушал его, выслушал указания самого Ордиля и так же мгновенно исчез.

— Скорее нет. Проанализируй уровень доверия к себе.

Ордиль неопределенно хмыкнул. Белег отвернулся к окну, ничего добавлять не стал. Внизу на носилки только что уложили Саэроса, Лютиэн поправила простыню и отступила в сторону, где, держась за голову, застыл потрясенный вице-казначей господин Варнистэ, рядом расплакалась глава финансового управления госпожа Миритан, оцепенел личный секретарь Саэроса и стоял пыльный всклокоченный Орофер — чернее тучи.

— Опознали кого-то из троих?

— Нет. Курьера твой голдо видел в Митриме. Но и только.

— Выходит, залетные?.. — на ходу сделал вывод Турин.

Пока Белег говорил с Нолмэндилом, молодой человек отстал и вернулся в холл; оттуда уже унесли бесчувственного Марондира с перебинтованной пробитой головой, унесли троих конвойных, уговорили лечь и Конмала — у него к ранее перевязанной прокушенной руке прибавилась скверно раздробленная.

Ордиль неохотно, но ответил:

— Есть такая вероятность. Сразу не опознали, будут сличать в морге. На результат не рассчитываю.

— Есть движение к Границе?

— Ничего примечательного. Беспокойно на нивримских рубежах и в Бретиле, но все в пределах обычного.

— Пф-ф, тогда я ничего не понимаю! Если это ангбандская комбинация, то готов признать — ловкая. Но тогда и самое время вломить всей силой! И где?!..

Ордиль снова помолчал, даже не нахмурился, но на Белега взглянул коротко и холодно.

— Турин, — обернулся Белег, — ты не мог бы позвать Орофера, Руиндис и Роглина? И Берена, если он появился.

Молодой человек замер на вдохе и поджал губы, несколько секунд сверлил их обоих тяжелым взглядом, но сдержался: вытянулся, громко стукнул пятками и точеным движением козырнул.

— Так точно, господин полковник! Разрешите исполнять, господин полковник!..

Когда акцентированный чеканный шаг стих на лестнице и у открытого окна они остались вдвоем, Ордиль помолчал, а потом вдруг сообщил:

— Не питай иллюзий.

— Посмотрим.

— На что? Я говорю с тобой только потому, что этого требует дело.

— Я понял. Этого достаточно.

— А больше ты ничего не понял?

— Что не ошибся, и ты справляешься сам.

— Да что ты? — повысив голос, Ордиль развел руками, приглашая взглянуть по сторонам. — Топорная издевка. Не в твоем стиле.

— В целом.

— Еще лучше. Когда это мы мыслили такими категориями? Король мертв, в столице уличные бои, во дворце взрывы, с минуты на минуту ждем большую войну непонятно с кем, но в целом да, разведка работает хорошо! Как там в той голодримской песенке: ваш сын промочил ноги на прогулке к морю, а в остальном, моя милая леди, все прекрасно!..

На них обернулся доктор Игливин, встретился взглядом и смутился, стал хлопать себя по карманам, смотреть на часы; к нему подошел доктор Адвэллион, и они отвернулись, о чем-то тихо заговорили.

Белег без слов взял Ордиля за локоть и потянул в сторону, ко входу в основную часть управления; на пороге тот остановился, как заартачившийся конь, несколько секунд молча сопротивлялся, но все-таки уступил: сам Белега отодвинул, сам толкнул дверь и вошел первым, на ходу сделал знак вооруженным дежурным и ждущему здесь же лейтенанту Итлину.

— Турамбара и остальных встретить и сразу проводить.

Они прошли длинным коридором мимо вереницы дверей — те несколько раз открывались и закрывались, спешно выходили офицеры с кипами карточек, штатские знакомые лица; под усиленным конвоем провели господина Дорвандуила в наручниках — увидев Белега, он вскинулся, за что получил тычок в спину и снова сник. Капитан Аэрвил вывернул откуда-то почти бегом и сразу бросился к ним, но Ордиль остановил:

— Ждет десять минут? — и Аэрвил отстал.

Кабинет начальника разведки, его заместителя и общая приемная перед ними находились в отдельном закутке, и теперь здесь тоже стояли двое дежурных с винтовками. Обстановка внутри самого кабинета не менялась десятилетиями, если не больше — та же мебель, то же ее расположение, те же запертые шкафы и обезличенные карты на стенах. Иногда в отсутствие Белега хозяйственная служба под присмотром Ордиля или Халькона на свой страх и риск красила там что-то, меняла подоконники и плинтусы, но и тогда общий вид оставался прежним. Тем страннее было увидеть кабинет преобразившимся полностью. Светло-бежевые стены позеленели; мебель, частично новая, стояла теперь совершенно иначе, паркет по большей части скрылся под темным тонким ковром; заменили светильники и люстру, карта спряталась не за шторами, а за деревянными ставнями под замком, и в открытой двери второй комнатки виднелись не ширма с кушеткой и не платяной шкаф, а кожаный диван и обеденный стол.

— Не нравится? — спросил Ордиль.

— Почему же. Хорошо.

— И все?

— Что-то еще? Нужно спросить о причинах переезда?

Ордиль снова неопределенно хмыкнул и прошел к рабочему столу, сел там в кресло; Белег остановился перед застекленной рамкой — на стенах теперь с ровным шагом висели увеличенные фотографии дориатских видов, а вот на окне стало пусто — все цветочные горшки переехали в приемную.

— Мы с тобой никогда не были друзьями, — снова заговорил Ордиль. — Скорее всего, и приятелями не были. Но не думал, что за столько лет я не заслужил того, чтобы со мной просто не переговорить.

— И это тебя обижает.

— Скорее раздражает.

— В твоем случае одно и тоже.

— Хорошо! Пусть обида. Немного больше эмоций, чем следовало бы. Но скажешь, я не имею право? Считаешь, в твоем взбрыке не было лишка эмоций?

— Возможно. Не настолько, насколько тебе кажется.

— Насколько же?

— Если бы я переговорил с тобой, ты пошел бы к Маблунгу. Быстро бы я не уехал.

— К Маблунгу? Не к королю?

— Оспаривать мое решение у короля ты бы не стал. Саэрос в больнице. Только Маблунг. Дальше он сам.

— Допустим! И поэтому лучшим решением было походя обронить, что отъедешь, бросить на меня все дела и умчаться, никому ничего не пояснив?

— Я пояснил Халькону.

Ордиль замер только на мгновение.

— Почему ему?

— Он не спорил. Тебе пришлось бы прямо приказывать никуда не выходить и никуда не звонить.

— Позвать кого-то можно и через дверь!..

— Именно. Ты позвонил жене Халькона?

— Еще нет!

Ордиль рывком поднялся, сморщился и ухромал в соседнюю комнату — стал там чем-то шелестеть и стучать, продолжил уже оттуда:

— Допустим. Допустим, в этом был определенный смысл. И даже так называемая «операция „Дор-Куартол“» какой-то смысл обрела. Но это… — из распахнутой двери раздался плеск, — неужели неочевидно было, к чему все это приведет? Я не про партизанство, я про то, что ты здесь оставил: город, управление, все планы, все мы? В конце концов, то, как все это воспримут? Я даже не про себя. Даже король только в начале был в недоумении, потом уже в бешенстве. Как это можно было не учесть?..

За окном в парке стало спокойнее: уже никто не бегал, не было никого из пожарной команды, из госпиталя или дворцовой медслужбы; уже убрали все крупные фрагменты того, что повылетало из окон. Стояли цепью стрелки внутренних войск, быстрым шагом прошли мимо них Руиндис, с ней кто-то в лейтенантских погонах и, обгоняя их, Турин.

Белег прислонился к оконной раме и потянулся ослабить узел галстука, но обнаружил, что тот и так спущен почти на грудь.

— Действительно. Как.

Ордиль уловил: выглянул уже умытый, в свежей рубашке; посмотрел без удивления, в лице не переменился, но выдал себя голосом.

— То есть?.. Значит… И почему же?

Белег неопределенно пожал плечами.

— Может, это тебе надо было усыновить мальчишку, не королю?

Запахло то ли одеколоном, то ли каким-то лосьоном. Ордиль застыл, сделавшись отражением в черном стекле, ждал и прижимал к лицу красно-бурый ватный комочек.

— …принципиально это вряд ли бы что-то изменило, но внесло бы ясность. Ты не находишь?

Запах доносился мудреный: ненавязчивый, но сложный, составная древесно-пряная смесь, что-то кедровое, немного пихтовое, с нотами гвоздики и тревожной сырой земли. Хотя… Хотя нет: землей скорее пахло из окна или, вернее даже, от самого Белега — извозившегося в клумбе с георгинами и астрами…

— Ты удержался даже после Нирнаэт, а тогда это хотя бы было понятно. Но мальчишка? Понимаю, своеобразного обаяния у него не отнять. И как объект влияния он ценен. Но зачем так сокращать дистанцию? За тобой не водилось, ты же в привязанностях давно устоялся.

Ордиль хорошо держал лицо. Ни губы не поджал, не побледнел, не стиснул кулаки и вообще говорил ровно и спокойно, с умеренным интересом, с легкой ленцой, как всегда отлично умел, если задавался такой целью. Слово за слово, он неспешно подошел вплотную — глядел в упор с затаенным, хорошо скрытым напором, а Белег привалился к стене и рассматривал его в оконном зеркале.