Сабля, птица и девица

Твардовский разложил перед Его Величеством несколько больших бумажных карт. Из последующего монолога, полного астрологических терминов, Ласка не понял ничего.

— Жениться на Барбаре Радзивилл я не успел, — грустно сказал король, — Да и мама бы не разрешила.

— Гороскоп Станислава Гаштольда говорит, что Барбара скоро овдовеет, — ответил Твардовский.

— Мама все равно будет против. А я совершенно не хочу жениться на этой немецкой пигалице, к которой еще и звезды не благоволят.

— Да, Ваше Величество. Мы со звездами вас в этом поддерживаем.

— Маме это объясни.

— Увы, королевские особы не подвластны моим возможностям.

— Просто объясни словами. Карты свои покажи.

— Только при участии Вашего Величества. Один не пойду.

— Черт побери! Я совершенно не готов спорить с мамой!

— Поговорите с отцом.

— Он скажется больным, да хоть и мертвым, лишь бы с ней не спорить. Иногда мне кажется, что Польшей правит одна королева за двух королей.

— Кстати, должность виленского воеводы все еще вакантна? — сменил тему Твардовский.

— Да. Маму никто не устраивает. Отец не торопится, а виленским каштеляном сидит Геркулес, который по сути и с воеводскими задачами справляется. Формально у него полномочий нет, но попробуй, возрази.

— Ко мне подходили ходоки с прошением о виленском воеводстве от пана Люциуса Чорторыльского.

— Стародубский мясник?

— Хотя бы не трус. Двадцать шесть всадников выставляет.

Ласка подумал, говорил ли он про двадцать шесть всадников и вспомнил, что не говорил. Даже фамилию Чорторыльского не назвал. Твардовский каким-то образом до всего догадался сам. Неужели звезды подсказали? Но ведь обедать сели днем.

— Мы с отцом не будем раздавать жалованные грамоты кому попало по просьбе кого попало, — сказал король, — Чорторыльский мне никто. Или он предлагает что-то значимое для короля в обмен на должность?

— Эти ходоки весьма ловкие парни. Могут таскать каштаны из огня как в подлунном мире, так и в немного другом. Вашему Величеству не нужны в ближайшее время какие-нибудь особенные услуги?

— Я уже король. Моя страна сейчас не воюет. У меня здоровы родители. И я никому не завидую ради того, что можно купить за деньги. При всем моем интересе к Барбаре, я не пошлю убийц к Гаштольду. Тем более, что звезды ему и так немного отмерили. Дети-то у них с Барбарой будут?

— Нет.

— Тем более. Что такое они пообещали взамен, что ты посчитал, что это прошение заслуживает быть упомянутым?

— Если будут на то воля Вашего Величества, — сказал Твардовский, — то они окажутся в долгу и передо мной, из-за чего я уже решил, что они поедут в Вену.

— Зачем?

— Достанут мне одну птицу из королевского парка. Или хотя бы попытаются.

— Тебе больше послать за птицей некого?

— Мои возможности ограничены владениями короля Польши. Увы, даже в вассальных землях великого князя Литовского я простой ученый.

— Вот! Я придумал! — воскликнул Сигизмунд Август, — Пусть они там как-нибудь нагадят Фердинанду, чтобы ему расхотелось устраивать мой брак. Пусть украдут эту твою птицу, пусть разнесут полпарка, подожгут Вену. Или найдут для принцессы другого жениха.

— И тогда Ваше Величество отдаст Виленское воеводство Чорторыльскому?

— Почему бы и нет. Я, правда, с ним не знаком. Но если он выставляет двадцать шесть всадников и честно воюет на нашей стороне, то будь он хоть сам черт, то имеет право претендовать на воинские должности. Маму устроит и то, что он не родственник ни Радзивиллам, ни Гаштольдам, опять же, будь он хоть сам черт, лишь бы шляхтич.

— А что скажет отец?

— Если бы у отца был свой претендент, он бы уже полгода сидел на должности. Отец мог отдать ее по наследству Станиславу Гаштольду, но Станислав, как сказал бы астролог, звезд с неба не хватает. Пусть сидит новогрудским воеводой и хватит с него. Геркулес пытается протащить своих друзей, но мама со скандалами всех отклоняет. Хорошо, что у этого Чорторыльского хватило ума не подкатывать через Радзивиллов. Через любого проходимца у него больше шансов.

Король ушел, и Твардовский выпустил гостей из кухни.

— Вот так, друзья мои, — сказал он, — Собрались за птицей — везите птицу. Но не забудьте хорошо пошалить в Вене.

— Настолько, чтобы короли отменили договор о женитьбе детей? — уныло переспросил Ласка.

— За такое вешают, — сказал Вольф.

— Достаточно, чтобы ко времени вашего возвращения Фердинанд Габсбург поссорился с Сигизмундом Старым.

— Но не отменил брак?

— Этот брак, к сожалению, записан на небесах, хотя я не говорю об этом Его Величеству. Отменить его не в вашей власти. Необходимо и достаточно, чтобы у Сигизмунда Августа создалось впечатление, что брак будет отменен. Поэтому или пан едет в Вену за птицей и побочным ущербом, или отдает мне саблю прямо сейчас, а дальше я что-нибудь придумаю.

— Саблю, — сказал Вольф.

— В Вену, — сказал Ласка, — И про побочный ущерб речи не было. Птицу в обмен на жалованную грамоту.

— Как пану угодно, — усмехнулся Твардовский, — Я облегчил задачу, а не усложнил. Если бы пан умел воровать из королевских замков и не попадаться…

— Нет ли какого дипломатического повода для отмены брака? — спросил Вольф.

— Звезды говорят, что Изабелла Ягеллонка, дочь Сигизмунда Старого и жена венгерского короля Яноша Запольяи принесет мужу сына и наследника. По гороскопу Яноша Запольяи король умрет вскоре после рождения наследника. На венгерскую корону претендует Фердинанд Габсбург, но венгры его не любят, и поддержат сына короля Яноша. Если Сигизмунд заступится за внука, это повлечет охлаждение отношений с венским двором.

— Понятно, — сказал Вольф, — Покорнейше благодарим и откланиваемся.

— Погодите-ка. Я тут подумал, не составить ли на вас по гороскопу.

— На меня сразу раздумывайте.

— Наверное, можно, — сказал Ласка.

Он не особенно верил в предсказания, но мертвый дед указал дорогу, которая сразу привела к живой воде. Наверное, к некоторым предсказателям надо прислушиваться. Во всяком случае, к тем, кто действительно связан с колдовским миром.

— Шарый! — крикнул Твардовский, — Составь гороскоп на этого молодого пана!

— Какой? — уточнил Шарый.

— Да самый простой, на полгода-год, пока пан не ушел. Подробный досчитать всегда успеем.

— Это можно.

Шарый подошел поближе и посмотрел Ласке в глаза. От взгляда стало дурно, голова закружилась. Как будто не человечьи очи напротив, а два острых шила. Вольф даже приобнял друга за плечи, чтобы тот не упал.

— По глазам, господа хорошие, возраст человека виден как возраст дерева по годовым кольцам, — сказал Шарый, — А родился пан в Москве?

— В Москве.

— Вот прямо в Москве-Москве, в пределах окружной дороги?

— Немного за ней.

Шарый вышел и сразу же вернулся с большим листом бумаги, аккуратно исчерченным и исписанным. Наверное, это какая-то типовая заготовка, — подумал Ласка, — Не мог же он так быстро сделать расчеты.

— Перед паном открыто много дорог, — с удивлением сказал Твардовский, — В обозримом будущем пан возляжет с ведьмой, а в отдаленном будущем в жены возьмет девицу королевской крови.

— Я стану принцем или князем? — удивился Ласка.

— Пан возьмет в жены девицу, у которой среди предков было не меньше одного правителя, венчаного на царство, — ответил Твардовский, — Будет ли у нее титул, этот гороскоп не говорит.

— Ничего, что я обещал родителям, что не буду ложиться с ведьмами?

— Ведьмы не всегда интересуются мнением понравившихся мужчин, — пожал плечами Твардовский, — Грех под давлением непреодолимой силы отпустит любой священник.

— По моему путешествию что-то звезды видят? Я смогу привезти птицу и отдать отцу живую воду?

Твардовский сложил бумагу хитрым образом и показал Шарому. Шарый ткнул куда-то пальцем.

— Готовься пересечь море, — сказал астролог, — Кроме моря и ведьм на твоем пути правители христианского мира, другие правители, которые не христиане, люди, которые знаются с чертями…

Шарый хихикнул.

— … говорящие звери разного вида, люди, которые не совсем люди, змеи во множественном числе… Шарый!

— А?

— Ты точно посчитал? Не многовато выходит?

— Я-то что поделаю, — Шарый развел руками, — Пан нашего короля уже видел. И в Вену собрался, императора грабить. С чудищами и ведьмами у него, кажись, в текущем году уже что-то было. Было же?

— Было, — согласился Ласка, — Змей не было.

— Будут. И море будет. Звезды никогда не врут.

— Что мне со всем этим делать, звезды не говорят? — спросил Ласка.

Шарый усмехнулся.

— Встретишь понос — крепись, встретишь нечисть — молись, встретишь воина — рубись, встретишь девку — сам понимаешь.

Отличный совет. Вот сам бы не догадался.

— Сабля эта мне как-то пригодится?

— Когда порешать вопрос можно, снеся пару-тройку голов, то еще как пригодится. На худой конец, ее продать можно или заложить.

Издевается, харя серая. И гороскоп у него дурацкий. Где какое море? Что от Москвы, что от Кракова, что от Вены до моря месяц скачи — не доскачешь.

Недовольничать Ласка не стал. Вежливо попрощались и вышли. На улице Вольф сразу стал ругаться, хотя и вполголоса.

— Тебе на роду написано не от старости помереть, а на плахе. Ты когда последний раз что-то воровал?

— Лошадей у татар под Каширой.

— Лошадей у татар? — Вольф сказал это с уважением, — Ладно, зачет. Но где это видано, чтобы кто попало зашел к императору во дворец и стащил птицу? У него и охрана, и стены до неба. Ты же при всей своей удали не вор. Поймают тебя, да и казнят позорной смертью.

Ласка пожал плечами. Сколько видел воров, все жадные, злые и тупые. Воровать много ума не надо, если такие людишки с этого годами живут. До тех пор, пока не попадутся из-за собственной беспечности. Но Вольфу об этом говорить будет невежливо.

— Ладно, — сказал Вольф, — Как чувствовал, что без меня пропадешь. Давай, я для тебя птицу украду, ты ее Твардовскому отдашь и на меня зла держать не будешь. Император и не заметит, у него заморских птичек много.

— Почему воровать-то сразу? Воровать грех. Даст Бог, я императору службу сослужу.

— За добрую службу император может птицу и отдаст, только уж чего-чего, а рыцарей у императора и так полно. Что ты такого можешь сделать, что никто из них не сделает?

Ласка вздохнул. Правду говорит немец. За золото император птицу не продаст. Золота у императора и так полная казна. С боя брать невместно, мир с немцами. Службу служить у императора верных рыцарей сотни, если не тысячи. Воровать плохо, но с королевского благословения, а Сигизмунд Август идею одобрил, вроде не такой уж и грех.