Сабля, птица и девица

23. Глава. Там, куда не ступала нога христианина

Чтобы попасть в хаммам султана, надо попасть в покои султана. Чтобы попасть в покои султана, надо попасть в Третий Двор. Чтобы попасть в Третий Двор, надо попасть во Второй Двор.

Во Второй Двор пройти несложно. Там снуют слуги и посыльные, прямо как муравьи. Но на воротах Баб-ю Саадет стоят строгие янычары, которые кого попало не пускают. Особенно тех, кто из османского языка понимает только тюркские слова, или тех, кто на нем совсем не говорит.

Значит, второй вариант. Чтобы попасть в покои султана, надо попасть в гарем. Чтобы попасть в гарем, надо попасть во Второй Двор. В ворота Араба Капы кто только ни ходит. Там тоже янычары на входе, и надо хотя бы знать язык, чтобы соврать, что ты кладешь плитку внутри. И одетым быть как рабочий. И чтобы разговор и одежда соответствовали друг другу.

Вольф признался, что ходил во дворец ночью, крался по-воровски, слушал каждый шорох. И то чуть не заблудился.

Пока они сидели в первом дворе, притворившись просителями, мимо проехал сам султан Сулейман верхом на отменном арабском скакуне. Свита султана спешилась, отдала поводья прибежавшим коноводам и последовала за господином пешком.

— Смотри, какие красавцы, — сказал Ласка, имея в виду коней.

— Кони как кони, — пожал плечами Вольф, — Но красивые, да.

Коноводы увели всех коней на конюшню. Ласка прошел за ними до ворот. Конюшня тут находилась через стену от Второго двора.

— Как ты думаешь, есть ли из конюшни проход в покои султана? — задумчиво спросил Ласка.

— Там по пути гарем получается, — прикинул Вольф.

— То есть, султан к своим коням и обратно ходит через женскую половину? Ерунда какая-то.

— Так конюшни старые, а гарема здесь еще десять лет назад не было. Посмотри на кладку стен. Гарем был в другом месте, в отдельном дворце. Хюррем попросила султана построить ей домик в Серале, а он взял и построил сразу женскую половину там, где было свободное место, чтобы для каждой наложницы по домику не строить.

— Но не ходит же он на конюшню через женщин. Так можно и не дойти, если они там красивые.

— Ему, наверное, коней в Третий двор водят. Вот, смотри, ведут коня, на котором султан только что въехал.

— Нет, Вольф. У тебя вообще конюшня своя была?

— Что?

— Тебе не понять. Мы живем небогато, но даже у нас конюшня есть. Батин конь, братьев, мой, жеребята, трофеи с походов. Заходить к лошадкам в гости, они на тебя смотрят, фыркают. Ты их по мордам гладишь, морковку даешь, яблоко. У князя должно быть по коню на каждый случай. Один быстрый на охоту, другой крепкий и злой в бой, третий ходкий в поход. Еще княгине лошадку.

— А султан тут при чем?

— У него есть много хороших коней. И он наездник. Видел, как в седле сидит?

— Сидит и сидит, не падает. Я тоже неплохо сижу.

— Ты в седле сидишь, как собака на заборе. Султан сидит как татарин. Как и родился, чтобы в седле сидеть. И конь под ним ух какой, мне бы такого.

— Ты еще скажи, что не кони к султану ходят, а султан к коням.

— И скажу. Султан ходит к коням. Пусть не каждый день, но ходит. И не в обход через два двора, а по прямой. Он и раньше там ходил, пока на этом месте гарем не построил. Наверняка приказал свою галерею не портить.

— Ну смотри, я проверю.

Следующим утром Вольф пришел из Сераля довольный.

— Ты прав. От покоев султана ведет длинный коридор, из которого пахнет конским потом и навозом.

— Что, прямо несет?

— Ты не учуешь. Но есть такой. В конце его дверь, за ней точно кони. Ржут, фыркают.

— Давай я устроюсь на конюшню…

— Ты так просто во дворец устроишься?

— Я по-лошадиному говорю. И по-татарски. Оденусь как татарин и постучусь. Вряд ли там прямо все так лошадей понимают.

— Попробуй.

— Потом я несколько дней поработаю, чтобы ко мне привыкли, и ночью спрячусь в сене. Ты зайдешь своим ходом со стороны покоев султана, куда, говоришь, мне не зайти. Откроешь ту дверь.

— Это все надо делать ночью.

— Ночью. И день сидим где-нибудь, пока баню не растопят.

— Вот ты задачи задаешь. Где сидеть во дворце вдвоем половину дня, чтобы никто не заметил, пока сидим, чтобы никто не заметил, пока ты в хаммам идешь, и чтобы еще как-то выйти быстро, пока тревога не поднялась.

Прошла неделя, пошла следующая.

Ласка без труда устроился в конюшню пока что подсобным рабочим, пока что просто за еду. Умение говорить по-лошадиному передавалось среди потомственных воинов, а не конюхов. Во дворце служили пять таких, не считая самого султана. Из них только двое непосредственно на конюшне, и то в высоком начальстве. Среди татар, считалось, что знатоков больше. Но они все, опять же, из приличных родов. Перспектива понаехать в столицу, чтобы там выгребать навоз, никого бы из знатных татар не прельстила.

Лошади ржали над забавным русским акцентом, а конюхи над попытками переводить с лошадиного на османский через русский и татарский. Не выгнали сразу в шею, и то хорошо. Ласка занимался черной работой и надеялся что вот уже на днях сможет сойти за деталь пейзажа, чтобы никто не задумался, вышел он из конюшни под конец дня или не вышел.

Султан действительно посещал конюшню. Пара раз в неделю и в разное время, под настроение. Иногда выбирал коня и уезжал верхом. Чаще коней седлали конюхи и подавали к порогу на третий двор. Султан заходил через особую дверь, которую любой легко опознал бы, потому что у нее стоял на часах янычар из внутренней стражи. Впрочем, янычар обычно сидел на подушке и играл в нарды с кем-нибудь из старших конюхов.

Перед появлением султана в конюшню всегда прибегал слуга. Сразу же все низшие работники прибирались вокруг и убегали, захватив инструменты. Старшие же быстро накидывали чистые халаты и встречали султана, выстроившись в ряд и низко поклонившись.

Вольф каждую ночь уходил во дворец тем путем, который считал, что Ласка не осилит. В темноте дожидался, пока пройдет стражник, отсчитывал половину времени до следующего патруля, подбегал к стене, вставлял в приметное место между камнями клинышек и взлетал на стену по ранее забитым в щели коротким палочкам.

По словам Вольфа, по ту сторону находился Четвертый двор, где султан любил прогуливаться в тени деревьев и где не бегали толпы придворных и слуг. Днем там работали садовники, а по ночам там и вовсе не бывало никого, если только охранники с обходом. Оттуда Вольф как-то проникал сразу в покои султана, невзирая на запертые двери и охрану. В покои, конечно, сильно сказано. В опочивальню и прочие личные помещения он не смог и одним глазком заглянуть. Зато в коридорах прислуги уже чувствовал себя как дома.

Наступила среда.

Ласка спрятался в сене, и его не заметили. Конюшню закрыли снаружи. Дверь из глубин дворца заперли с той стороны на большой засов. На прямо огромный, судя по тому, с каким звуком он упал в петли. Янычар с внутреннего поста у султанского коридора ушел, а на внешнем посту у выхода из конюшни в Первый двор сменилась стража.

Тихо-тихо, хотя и не бесшумно, отодвинулся засов. Ближайшие кони заволновались, запереступали ногами. Вольф высунулся, приглашающе махнул рукой и спрятался обратно. Ласка парой слов успокоил коней и тихонько нырнул в дверь. Вольф так же аккуратно закрыл засов.

— Идем. Сейчас закат и вечерний намаз. Проскочим до кладовки, — сказал Вольф.

В коридоре стояла кромешная тьма. Как он что-то видит?

— Ступеньки. Тут направо. Стой. В эту дверь.

— Ничего не вижу.

— Вот тут садись в угол. Я тебе ковер и подушку положил. Теперь до середины дня ждем, можно поспать.

Темно и тихо. Все равно делать нечего, кроме как спать.

В окошко под потолком заглянули первые лучи солнца. Ласка посмотрел вокруг. Здесь лежали ковры, подушки, одеяла, матрасы. Здесь же в сундуках хранилась теплая одежда султана. Кладовка, куда заглядывают не каждый день. Летом здесь слугам нечего делать.

— Примерь, — Вольф достал сверток. Рубашка, штаны и кафтан слуги, которые он стащил где-то во дворце за эти дни, — Ты по-здешнему немного уже говоришь, за слугу сойдешь.

— Ага. Что завтра делаем?

— Ты раздеваешься, идешь в хаммам и прячешься в парилке. Там горячий пар.

— Раздеваюсь, чтобы потом в мокрой одежде не светиться?

— Конечно. Потом приходит султан. Погреется и мыться пойдет. Тут надо тихо-тихо проскочить в джамегах, со столика взять перстень и уйти через черный ход. К этому времени у черного хода будет стоять янычар. Слуги вошли, слуга вышел, все нормально.

— Постой, а если в соуклуке я кого-то встречу? А если меня султан увидит или банщики?

— То что сделают? Султан за тобой побежит голый по дворцу? Или банщик? Тебе главное оторваться, чтобы не видели, во что оденешься. Возвращайся в эту комнату, следующей ночью я тебя выведу в конюшню.

Огонь под огромным котлом развели еще утром, но пока что через трубы в хаммам поступал не пар, а мокрые теплые испарения с поверхности воды. Потом с черного хода зашли уборщики с тряпками и ведрами. Вымыли хаммам начисто и вышли. Янычар, стоявший у черного хода, зашел внутрь вместе с ними.

— Давай, — толкнул Вольф.

Они прошли через маленькую комнатку с окошком под потолком. Зачем она тут нужна? А, вот зачем. Тут стояло ведро, а вот с этих полок брали мыло и мочалки. Вольф тихо поднял крышку деревянного ларя. Ласка сбросил туда костюм слуги и обернулся полотенцем. Приоткрыл дверь в пока еще не нагретый соуклук. Янычар стоял спиной у арки, ведущей в сыджаклык. Уборщики выжимали тряпки внутри. Ласка проскочил внутрь и спрятался под диван.

Янычар и уборщики вышли. Ласка выкатился из-под дивана, перебежал в нагревающийся сыджаклык и лег на пол, поджав ноги, за гёбек-ташы.

Прошлепали два человека. Один из них сказал, что достаточно жарко, другой согласился. Париться они не стали и вышли. Им здесь еще работать. Наверное, банщик, который помогает мыться, и теллак, который разминает мыщцы. Скрипнула дверь черного хода.

Через соуклук прошли слуги. Человека четыре. Принесли столик, сладости и жаровню для кофе. С ними, похоже, снова тот янычар.

Открылась дверь, которая раньше не открывалась. Большая дверь вела в какое-то большое помещение, и пар, который уже заполнил сыджаклык, вздрогнул, как от порыва ветра. Надо полагать, это султан.

Ласка уже изрядно пропотел, когда султан прогрелся в соуклуке и царственной походкой вошел в сыджаклык. Да, немец-перец-колбаса тут бы уже спекся. Самому бы не спечься. Вместе с султаном шагал еще один человек. Более тяжелый, но низший по положению. Он как-то даже семенил, в отличие от уверенно ставившего ноги султана. Не так уж сложно слышать и понимать шаги людей в пределах комнаты, когда тебя учили прикладывать ухо к земле и считать, сколько коней в табуне.

Султан прошествовал к курне. Закрыл за собой золотую решетку, она еле слышно звякнула. Тяжело быть султаном, никому нельзя доверять. Сейчас он вымоется и пойдет полежать на прогретом гёбек-ташы, выбирая места от теплого до горячего. Банщик, судя по шагам, остановился где-то рядом с золотой решеткой.

Ласка осторожно выглянул. Так и есть, султан моется, банщик стоит спиной. Шаг за шагом, стараясь не шлепать по полу, Ласка тихо вышел в соуклук.