Сабля, птица и девица

— Это ведро помойное, — сказал Вольф сверху. — Лезь.

— А решетку открыть?

— Сам открой. Вот ключи, — оборотень подтащил к решетке труп стражника со связкой ключей на поясе.

— У тебя лапки?

— Ага.

Вольф и на трех ногах поднял шум на половину крепости. Ворота посередине Кырк-Ор на ночь закрывались, а то бы он и на всю крепость шум поднял. Хорошо, что сообразил убраться от темниц и напасть на кого-то в другом месте. Но недалеко. Справится ли он с охраной монетного двора? Или те не выйдут, а решат закрыться на все замки? Где-то неподалеку в конюшне бились лошади, даже до темниц долетало испуганное ржание.

Ласка, вися на левой руке, правой снял с пояса стражника ключи и открыл замок на решетке. Вылез. Огляделся. Ведь не одна здесь пещера с решеткой.

— Эй! Есть здесь кто-нибудь? — крикнул он.

— Есть! Есть! — раздались голоса из-за решеток.

— Ты кто такой? — откуда-то выскочили трое стражников.

Вольф не подумал, что ночная смена больше, чем один дежурный, и сразу же убежал привлекать внимание где-то подальше от тюрьмы.

— Раб божий Иван, — представился Ласка, — А вы какого рода-племени?

— Ключи бросай! — крикнул светлый силуэт из-за решетки шагах в двадцати.

Связка ключей — не особо летучий предмет, но отлично прилетит в решетку, которая высотой в человеческий рост, а шириной больше плеч.

Ласка бросил ключи и схватил саблю убитого Вольфом стражника. Татары набросились на него, даже не подумав ответить, какого они рода-племени.

Биться одному против троих тяжело. Особенно на трезвую голову. Если выпить, то все кажется проще, и вообще думать не надо. Как тогда, в гостях у Федота Еремеевича.

Ласка отбивал несколько ударов прежде, чем сообразил, что он тут не Родину защищает и не на поединок вызван. Повернулся и побежал. Не понял, куда бежать и свернул. Со всех сторон стены. Между стенами проходы, но куда что ведет? Где тупик, где переулок, которым их сюда привели, где выход в жилую часть крепости?

А бегут-то они не втроем в ряд, бегут-то один за другим.

Ласка повернулся и встретил первого, самого быстрого, размашистым ударом в правую руку. Когда человек бежит с саблей, он, конечно, выставит перед собой руку с оружием. Татарин успел принять удар на клинок, а Ласка повернул руку и уколол его под нижнее ребро. Крайне уязвимое место. Можно и не протыкать насквозь, на пол-ладони поразил и сойдет.

Легко выдернул саблю, парировал удар второго и побежал, не дожидаясь, когда ко второму присоединится третий. Нет, далеко убегать нельзя. Надо встретиться с Вольфом у той ямы.

Свернув за угол, Ласка «побежал» на месте, топая в такт, но развернувшись и подняв саблю. Второй татарин выбежал как раз под удар. А от третьего можно и не бежать, посмотрим, чего стоит один на один худший бегун.

Ничего он не стоит. Третий стражник развернулся и дал стрекача. Ласка поднял саблю второго и быстрым шагом вернулся во двор тюрьмы.

— Стий! — окрикнули его с малороссийским выговором.

— Стою, — ответил Ласка.

— Да проходи, уже видим, что свой, — сказали из темноты.

Во дворе толпились человек двадцать пленников, кто в рваной рубахе, кто в одних подштанниках.

— Ты кто такой? — спросил старший.

— Ласка, сын боярский из Москвы.

— Борис, здешний атаман. Мы тут почти все казаки. Ты один? Или наши крепость берут?

— Мы с вами крепость берем.

— Этого как собака порвала, — Борис оглядел труп под ногами и перевел взгляд на Ласку, — Никак колдуна татары поймали?

— Хуже. Оборотня. Пошли клочки по закоулочкам. Бегите в конюшню, седлайте коней. Меня не ждите.

— Степью домой пойдешь? Давайте с нами.

— Я морем, вы как хотите.

— Нет, Ласка, если морем, то мы до дома Бог весть, когда доберемся.

— Тогда по коням и не поминайте лихом.

— Тебе у ворот лошадь оставим.

— Не надо, у меня свои.

— Бывай тогда!

Казаки сидели здесь достаточно давно, чтобы знать, где конюшня, и убежали без лишних вопросов. Кто к конюшне, кто к воротам. Остался один солидный мужчина. На полголовы выше Ласки, мало не в два раза шире в плечах и даже с брюшком.

— Что не бежишь? Ноги больные? — спросил Ласка.

Ему еще надо было дождаться Вольфа, убедиться, что он перекинулся обратно, вместе успеть оседлать лошадей и выехать, пока за казаками не закроют ворота.

— Я Никита Грязной из Москвы, не казак, — с достоинством представился оставшийся пленник, — Не за себя сижу, за побратима. Он за выкупом на Москву поехал, а я слово дал хану не бежать, пока не вернется. Бельский мне не поверил, настоял, чтобы за решетку посадили. Не обессудь, с вами не побегу. Мое слово не собачий лай.

Из разных мест крепости раздавались то испуганные, то яростные татарские крики. Когда же он вернется? Послышался звон клинков. Это русские кого-то встретили у конюшни.

Ласка снял с убитого Вольфом первого стражника шапку, халат и пояс с ножнами. Нашел лестницу и спустил ее в темницу, где остался воткнутый нож. Вольф задерживался.

— Вольф! — заорал он.

Во всяком случае, уши у оборотня есть, и по-русски в обращенном виде только что понимал.

— Вольф, возвращайся! — повторил он уже по-немецки.

— Никак оборотня зовешь? — спросил Грязной.

— Да, дядька, его самого.

Грязной, кряхтя, прогнулся в спине, скрипнул позвонками. Вдохнул полной грудью и выдал могучим басом не то колдовское заклинание, не то матерное ругательство, а скорее всего, одновременно и первое и второе.

— Хватай его теперь и в яму. Или я не жилец, — сказал он.

— Почему?

— Да я его по матушке охально изобидел. Сейчас все бросит и примчится морду бить.

Из темноты выскочил черный силуэт. Вольф довольно ловко прыгал на трех ногах, но хромал и на правую заднюю. Глаза светились красным. Ласка понял, что волк, не останавливаясь, прыгнет на Грязного, а не потребует извинений. Прыгнул навстречу.

Не рассчитал. В волчьей шкуре Вольф двигался намного быстрее, чем Ласка. И загадочным образом стал в разы тяжелее своего человеческого веса. Сбить прыжок не получилось, Ласка отлетел в сторону.

Грязной встретил оборотня, стоя к нему лицом и торопливо бормоча что-то на старославянском. Дождался прыжка, а зверь прыгнул с расстояния в два человеческих роста, и ударил с поворота открытой ладонью, вложив в удар всю свою массу.

Оборотень перевернулся в воздухе, покатился по земле и свалился в свою темницу. Упал не на ноги, а со шмякающим звуком, как мешок. Волк не кот. На краю каменной плиты у решетки осталось кровавое пятно. Досталось зверю, татары народ неробкий.

— Экий здоровый! Аж ладонь отбил! — воскликнул Грязной, тряся отбитой рукой.

Ласка подошел к нему.

— Ну, дядька, ты силен! Адовой твари леща отвесил.

— Лещи, сынку, разные бывают, — Грязной показал намотанный на ладонь шнурок с нательным крестиком, — Он что, не у тебя на службе?

— Нет.

— И ты без серебра и молитвы на него бросился?

— Да я как-то первый раз…

— Учить вас и учить. Но отчаянный малый, не отнимешь. Ты не из Умных будешь?

Москва на то время была невелика, и серьезные люди друг друга знали в лицо.

— Устина Умного младший сын.

— Отцу поклон передавай, — Грязной с достоинством поклонился.

Из ямы вылез Вольф в совершенно человеческом виде, в исподних штанах и рубашке. Исподлобья посмотрел на могучего богатыря.

— Ты смотри! И правда немец! — удивился Грязной, — Вашего племени в Крыму давненько не видел. Хочешь что-то заявить?

— В Крым больше ни ногой, — ответил Вольф.

— Не зарекайся, — сказал Грязной, — Ты сперва ноги унеси. Бегите уже, наши ворота отбивают. Извини, что обругал.

— Не в обиде. Прощай, добрый человек.