Избранные труды. Норвежское общество

Дело в том, что в противоположность крестьянству большинства стран Европы, для которых характерной формой землевладельческого поселения является деревня, норвежское крестьянство живет по преимуществу в обособленных дворах. Это в значительной мере объясняется природными условиями, трудностями обработки почвы. Крестьянам приходится возделывать сравнительно небольшие участки земли в тех местах, где возможно, и селиться изолированно друг от друга. Впрочем и в Норвегии существуют поселения деревенского типа. Поэтому, когда началось изучение аграрной истории Норвегии, некоторые ученые высказывали предположение, что в этой стране, как и у других германских народов, деревня была изначальной формой поселения. Такова точка зрения А. Мейцена114 и А. Хансена115, к ним присоединился также А. Та-рангер116.

Однако О. Улавсен на основании углубленного изучения местного материала показал, что, например, в Хардангере (Юго-Западная Норвегия) первоначальных поселений деревнями не было: там, где в XIX в. существовали деревни с 10—20 хозяевами, в XIV в. имелись лишь однодворные или двухдворные поселения117. Μ. Улсен, изучавший данные топонимики и археологии, распространил этот вывод на всю Норвегию118. Это не означало тем не менее возврата к точке зрения П.А. Мунка, который еще в середине XIX в. утверждал, что двор землевладельца в Норвегии раннего Средневековья был совершенно обособлен и хозяйство его носило самодовлеющий характер119. Улавсен, Улсен и другие ученые отмечали связь дворов отдельных землевладельцев с хозяйствами их соседей, которые вместе использовали неогороженные земли. Особенно большое значение для ведения крестьянского хозяйства имело пользование общими землями, так называемым альменнингом120. Было установлено, что в древних дворах жили большие семьи; увеличение числа их членов приводило к разделам и к превращению однодвор-ного поселения в групповое. Подобные разделы часто происходили в Западной Норвегии. В восточной части страны и в Трёндалаге обособленные усадьбы проявили большую устойчивость. Препятствием на пути превращения однодворного поселения в деревенское служило здесь отсутствие достаточного количества земли, пригодной для возделывания, поэтому при разделе большой семьи двор не дробился и новые дворы возникали в результате выселок121. Селение, возникшее в результате увеличения числа жителей одного двора, вокруг которого со временем появилось несколько новых, часто вплоть до XÎX — начала XX в. сохраняло название gaard (двор). Отсюда выражения: «двор на 4 (или 6 и т.д.) хозяйств» (gaarden раа 4, 6 brūk)122.

Для изучения устройства норвежской общины много сделал К. Эст-берг. Он показал наличие в ней некоторых хозяйственных связей, выявил элементы самоуправления и присущие ей обычаи. Материал, приводимый в его работе, как и в работе О. Улавсена, относится преимущественно ко времени не ранее XVI в., а сплошь и рядом — к ХѴ1П и XIX вв.123 В какой мере отмечаемые им явления имели место в норвежской общине раннего Средневековья и, главное, каково своеобразие общины в тот период ее существования, остается недостаточно ясным.

Начиная с 30-х годов нынешнего столетия исследование крестьянской общины стало основным объектом деятельности Института сравнительного изучения культур в Осло ( Instituttet for sammenlignende kiiltur-forskning). Программу для целой серии дальнейших конкретных исследований составил крупный норвежский историк Эдв. Бюлль. Им был намечен ряд проблем, подлежащих дальнейшей разработке. В частности, Бюлль справедливо подчеркнул необходимость изучения соседских связей, которые играли немалую роль и при однодворном поселении124. Он полагал также, что известное сходство хозяйственных методов в ряде областей Норвегии и в альпийских землях Австрии и Швейцарии делает небесполезным их сопоставление. Особенно настоятельно, по его мнению, нуждается в исследовании проблема земельной собственности в раннюю эпоху норвежской истории. Бюлль обратил внимание историков на важность анализа прав собственности как на пахотные земли, так и на пастбища и луга, находившиеся в общинном обороте. В связи с этим необходимо изучение роли скотоводства в сельском хозяйстве Норвегии. Бюлль подчеркивал важность выяснения различий в правах крестьянина на отдельные категории земельных владений (усадьба; земля, принадлежавшая усадьбе, но лежавшая за пределами ограды; земля, находившаяся в распоряжении коллектива соседей), так как эти различия слабо учитываются историками права125. Бюллем собран большой конкретный материал о порядке использования крестьянами земель, необходимых для скотоводства, подмечены особенности права владения альменнингом в отдельных областях Норвегии, в частности различия между Трандхеймом и Вестландом. Отмечая важность изучения первых норвежских судебников, Бюлль использовал их, однако, лишь в незначительной мере.

Институт сравнительного изучения культур организовал широкое исследование истории норвежской общины и ее пережитков, сохранившихся вплоть до настоящего времени. При активном содействии населения, проявляющего живой интерес к местной истории, был собран весьма обширный материал. Опубликован ряд исследований, среди них книги Л. Рюннинга126, Л. Рейнтона127, С. Сульхейма128 и др. Накопленную массу сведений частично обобщили в своих статьях А. Холмсен, X. Бьерк-вик и Р. Фриманнслюнн129. В их статьях содержится краткий отчет о работе, проделанной Институтом. Здесь отмечается, что в свете новых данных приходится пересматривать некоторые взгляды, казалось бы, уже установившиеся в науке. В частности, вызвавший в свое время большую полемику вопрос о том, какова была первоначальная форма аграрного поселения в Норвегии, по мнению А. Холмсена, не может ныне считаться окончательно решенным. Новые археологические раскопки обнаружили остатки групповых поселений, относящихся к раннему железному веку. Если некоторые современные деревни восходят к хуторам XVI и XVII вв., то не исключена возможность, что на месте последних в более ранний период, до сокращения населения в XIV в., существовало по нескольку хозяйств130. Собранные в этих статьях сведения об устройстве крестьянской усадьбы и структуре общины представляют несомненный интерес131; однако проведенные Институтом обследования носят преимущественно этнографический характер и опираются на данные, сохранившиеся до настоящего времени, либо восходящие к XVII—XIX вв. Между тем специфика норвежской общины в более ранние периоды таким ретроспективным путем вряд ли может быть вскрыта с должной полнотой. Большой интерес в этом отношении представляют данные археологии и топонимики132.

Мне кажется важным определить особенности норвежской общины на наиболее раннем этапе развития норвежского общества, который может быть более или менее обстоятельно изучен по письменным источникам, и разобраться в характере собственности на разные виды земель, входивших в состав крестьянского двора и общинной территории. Изучая землевладение большой семьи, составлявшее основу института одаля, я рассматривал отношения между ее членами. Теперь попробуем выяснить, в каких отношениях находилась большая семья, населявшая отдельный двор (или бывшие ее члены, которые владели соседними усадьбами), с другими подобными хозяйствами.

Изучение под таким углом зрения древнейших записей норвежского права — областных судебников Фростатинга и Гулатинга — представляет значительный интерес для понимания общинных отношений в Трёндалаге и Вестланде. Характер источников, а равно и самый предмет исследования вынуждают уделить большое внимание анализу ряда терминов, встречающихся в судебниках, таких, как almenningr, garör, grannar, grend, sambuö и др.

Что представляло собой крестьянское хозяйство в Норвегии раннего Средневековья? Крестьянский двор охватывал группу строений, составлявших хозяйственный комплекс, и участок земли, иногда также расположенный в пределах ограды. В состав усадьбы могло входить и несколько пахотных участков. Имея вследствие особенностей почвы небольшие размеры, эти участки нередко оказывались разбросанными в разных местах. К усадьбе примыкали луг, лес и, если она была расположена на берегу реки или на побережье моря или фьорда, соответствующие воды.

Центр крестьянского владения составлял, разумеется, дом, вернее, группа строений, где жил бонд со своей семьей и работниками133. Дом находился под особой охраной обычного права, позднее — закона, и нарушение неприкосновенности жилища каралось особенно строго. «Законы Фростатинга» предписывали, что «все свободные люди должны пользоваться неприкосновенностью в своих домах»134. Поджог чужого дома приравнивался к наиболее тяжким преступлениям, называемым «чер-ними делами» (измена королю или заговор против него и т.п.)135. Нападение на человека в его доме рассматривалось как тягчайшее правонарушение: в этом случае собирались его соседи и убивали виновного. В Трён-далаге, население которого долгое время сохраняло самостоятельность по отношению к королевской власти, подобная мера самозащиты применялась даже против представителей короля — лендрманов, ярла и против самого короля. Если это злодеяние совершал король, то против него созывали жителей всех восьми округов (фюльков) Трёндалага; если напавшим на чужой дом был ярл, собирались жители четырех фюльков; против лендрмана — двух фюльков136. Показательно также следующее предписание «Законов Гулатинга»: если человек был ограблен, грабитель должен был уплатить штраф в 5 марок, но если нападение с целью ограбления было совершено на усадьбу свободного человека, то виновные объявлялись поставленными вне закона, либо должны были уплатить возмещение в 40 марок137. Как и у других народов в раннее Средневековье. ограбление в пределах усадьбы или дома каралось в Норвегии значительно более сурово, нежели подобное же преступление, совершенное в каком-либо ином месте.

Обладание домом и усадьбой служило гарантией правоспособности. Пока человек занимает хозяйское почетное сиденье (öndvegi) в доме, он может распоряжаться своей собственностью, гласят «Законы Фроста-тинга»138. Восседая на этом почетном сидении, домохозяин осуществлял свои права главы семьи и собственника. Здесь его нужно было извещать о вызове в суд’39; здесь он должен был защищаться от всех притязаний на его собственность; после смерти отца его сын должен был занять хозяйское сидение и пригласить в дом кредиторов для погашения долгов. Вступая на почетное место в доме покойного отца, сын делался его наследником. Дом и усадьба служили обеспечением в судебных тяжбах их владельца, залогом в случае, если он был обвинен в убийстве. В усадьбе ответчика происходил суд посредников, выбранных тяжущимися сторонами. В «Законах Гулатинга» подчеркивается, что в число посредников нельзя включать лендрмана или королевского управляющего — армана: «этих людей нельзя подпускать настолько близко, чтобы были слышны их голоса»140. Как видим, в судебниках предусматривался ряд гарантий неприкосновенности усадьбы бонда и мер против возможных посягательств на нее со стороны приближенных короля.