Сквозь круг стальных небес

— Кажется, пронесло, — вытирая со лба холодный пот, чуть слышно прошептал Ричард. — Наверно, этот гад явился на шум?

Однако встать он решился лишь через полчаса. Подумав немного, сунул тушки обеих рыбин в болтавшийся на спине рюкзак — по сути, грязный мешок вроде тех, в которых возят соль, обмотанный шпагатом. Лицо Дика озарила мечтательная улыбка. Потом, зайдя в воду, он принялся шарить руками по дну. Шли минуты, и с губ Лайонхарта начали слетать ругательства, но потом он выхватил из воды что-то блестящее. Нож! Тот самый, который он метнул в аиста. Кстати, что с аистом? Птица плавала среди лотосов, и похоже, «пиранья» успела ее лишь немного повредить. Ричард погладил кожу аиста, имевшую необычный золотистый цвет. Аспирант сделал надрез и вынул кусок мяса. Осмотрел его, понюхал.

— Хм, похоже на курицу из микроволновки, — заметил он, откусив немного. — Тебе везет, Дик. Этот парень был настолько любезен, что поджарил для тебя дичь! — в широкой улыбке Лайонхарта блеснули зубы, но он тут же помрачнел. — Черт, на что вообще способны эти железяки? И откуда они берутся?!

Он не спеша направился к обрыву над ущельем. Поползав среди камней — на самом деле, огромных обломков бетона с торчавшими из сколов ржавыми кусками арматуры — Ричард забрался в небольшую пещерку. Здесь была устроена лежанка из сухой травы, а рядом были свалены засаленное тряпье и сухие ветки. Нервно оглянувшись, Ричард запустил руки в эту кучу, и было заметно, что пока он там шарил, его лицо слегка напряглось. Но вот складки возле губ разгладились, и бывший аспирант извлек на свет штурмовую винтовку. Любовно, точно величайшее сокровище, погладив оружие, Дик убрал его на место, а потом уселся на самом краю обрыва — у пещеры имелось нечто вроде неровного окна почти до пола. Срезая с тушки аиста по небольшому куску, он принялся жевать мясо и рассеянно поглядывать вниз.

Подумать только, всего год назад его бы стошнило от такой пищи! А теперь ничего, хотя жестко и невкусно, уплетает за обе щеки. И в этих дебрях он научился разбираться, и привык ходить в лохмотьях, а спать — почти на голой земле. Впрочем, неженкой он и не был: дрых себе на неудобном топчане, хотя на нем поверх железной сетки лежал лишь старый матрац, тощий и вонявший плесенью. Мыться тоже не любил, но уж конечно от него не разило как теперь — будто от заправского бродяги. В лесу бы он точно сдох от голода… если раньше, отдалившись всего на несколько шагов от опушки, не сломал бы себе ногу. Что еще? Оружие видел только в кино, а теперь научился швырять нож, пусть и часто мимо, и потратил целый рожок, тренируясь в стрельбе.

Да, испытания и время меняют людей. Особенно, когда вся гадость сваливается тебе на плечи столь неожиданно. Тут или выживешь, научившись есть чего попало — хотя бы и крыс — или уже твой скелетик обглодают те же зверюшки. Лайонхарт прикрыл глаза, вспоминая.

Тем памятным днем он очнулся на поляне среди корявых сосен. Где он очутился? Вдали между деревьев просматривались какие-то руины, а за спиной дыбились скалы. Вернее, так только казалось. Когда аспирант подошел поближе, он понял, что за них он принял нагромождение искусственных объектов. Железнодорожных вагонов, легковых машин, автобусов, обломков зданий и разного хлама: кусков железа, камня, пластика. Все это было пересыпано землей, по которой уже неуверенно карабкались растения. Складывалось ощущение, будто гигантский ребенок хотел вылепить фигурку, но после ряда неудач разозлился и скатал в ком и пластилин, и все, что валялось вокруг.

И нигде поблизости — ничего похожего на безумной архитектуры здание с табличкой «Орбитрон-7». Не видно было и следов того монстра в нелепых доспехах, а также — профессора Химмелькнакера. Может, Ричарду все приснилось, и они с Куртом все еще карабкались на горную вершину?

Лайонхарт прошелся туда-сюда, ощупал все свое тело, будто не веря в его материальность. Пальцы ощутили воткнутую в слот на затылке карту памяти, а, пройдясь по груди, испачкались в чем-то липком. Кровь! Ярко-красная, она уже застывала, трескаясь по краям пятна и собравшись в студенистые комки ближе к его центру. Разум еще отказывался это принять, выдумывая тысячу объяснений: это какой-нибудь сок, грязь, но что толку? Выросший в семье мясника, аспирант не спутал бы эту жижу ни с чем другим. А раз чувствовал он себя неплохо, то значит — принадлежать кровь могла только профессору!

Спину Ричарда ободрали когти страха, ноги мигом лишились сил, и он рухнул на колени. Лайонхарта вырвало, да так сильно, будто с остатками еды он пытался выкинуть из себя отвращение, гнев, страх, отчаяние — всю бурю эмоций, разрывавших его изнутри. Дик будто хотел утопить, растворить этот безумный мир, где он теперь был предоставлен самому себе. Но время шло, солнце катилось к закату и ничего не менялось. Только на ветки деревьев, громко хлопая крыльями, стали опускаться какие-то крупные птицы. Они толкались, вытягивали свои длинные шеи, кричали, словно обсуждая, стоит ли на сон грядущий перекусить этим жалким двуногим?

Но Лайонхарту было не до них. Лишь когда с его губ упали последние капли, мучительные судороги, крутившие в узлы его внутренности, утихли. Хватаясь за липкие от смолы сучья, он встал и неуклюже, точно пьяный, заковылял прочь. Неумолимо надвигалась темнота, опутывая душу густой паутиной страха. Дик вздрагивал от каждого шороха, озирался, а когда со склона неподалеку простучали камни, воображение живо нарисовало на черной доске ночи очертания рогатого монстра. Его когти алчно потянулись к тщедушной фигурке аспиранта. Это было чересчур! И тогда Лайонхарт бросился наутек, оглашая чащобу истошным воплем. Несколько раз он налетал на стволы, порвал штаны о колючие ветки и чуть не выбил себе острым сучком глаз, но не посмел остановиться, пока с размаху не грохнулся в небольшой бочажок. Холодная вода, окатив его с головой, залила бушевавший в душе пожар паники. Силы оставили Ричарда: он так и уснул, лежа в грязи среди жестких пучков рогоза.

Сильный холод и резь в животе заставили его проснуться на рассвете. Кое-как выбравшись из ямы, Ричард залез в рюкзак: хорошо, что ремни были туго затянуты, а перевязь автомата пропущена под ними, а то бы растерял все, носясь по лесу. Пожевав вяленого мяса и кореньев, аспирант немного успокоился, в голове наконец стали сплетаться хоть какие-то нити мыслей. И что теперь делать, куда идти? Привычный и понятный мир, похоже, был разрушен или до него не добраться. Искать здание «ускорителя» наверно не имело смысла. Хоть бы профессор был рядом: он всегда бы придумал что-нибудь! Но, увы, Химмелькнакер погиб, так что пришло время со всем разбираться самому.

Лайонхарт совсем было приуныл. Он сгорбился, уронил голову на руки, но вдруг его лицо посуровело.

«Ладно, черт с вами, — твердо сказал он себе. — Хотите меня сожрать — попробуйте. Но я не дамся! Учеба кончилась, настало время жить. И я выживу не смотря ни на что!»

Вот так он и выживал, блуждая по лесам, болотам, руинам, дикой мешанине из фрагментов множества ландшафтов. Этот дикий мир, переплетаясь всеми своими элементами, разрастался прямо на глазах и неудержимо устремлялся в бесконечные небеса. Именно так — ослепительно голубые и бесконечные — ведь в них лишь изредка проплывали бледные пятнышки облаков. Тучи клубились где-то далеко внизу, на дне встречавшихся то и дело ущелий или влажным покрывалом ползли по земле. А та ворочалась, как страдающий бессонницей человек, вздувалась пузырями, а когда и проваливалась в бездну. Заснул в ложбинке — проснулся на холме. С утра по левую руку струилось зелеными волнами море деревьев, а к закату его уже разрывали горы. Вернее, не совсем горы, а целое кружево из камня, ржавого металла, обломков каких-то сооружений.

Лайонхарт давно потерял ориентацию в пространстве, а просто брел, куда глаза глядят. Находил убежище, охотился в дебрях, а если жить в этом месте становилось неуютно, ковылял дальше. И не было этому миру ожившей земли ни конца, ни края. Чтобы совсем не потерять голову от всех этих чудес, Ричард старательно считал дни, кратко записывая события в ежедневнике — одной из тех вещиц, что нашлись в контрольном зале «Орбитрона-7». Теперь Дик искренне радовался, что подобрал эту бумажную книжку, которую еще недавно счел бы жутким анахронизмом.

Так он узнал, что миновало уже полгода с тех пор, как погиб Химмелькнакер. Может быть, Лайонхарт остался единственным человеком на Земле? Да и Земля ли это? А вдруг проклятый эксперимент на орбитальном ускорителе забросил его в какое-то другое, вечно меняющееся пространство?