Портрет Дориана Грея [англ. и рус. параллельные тексты]

There would be the wrinkled throat, the cold, blue-veined hands, the twisted body, that he remembered in the grandfather who had been so stern to him in his boyhood.

Морщинистая шея, холодные руки со вздутыми синими венами, сгорбленная спина -- все будет как у его покойного деда, который был так суров к нему.

The picture had to be concealed. There was no help for it.

Да, портрет надо спрятать, ничего не поделаешь!

"Bring it in, Mr. Hubbard, please," he said, wearily, turning round. "I am sorry I kept you so long.

-- Несите сюда, мистер Хаббард, -- устало сказал Дориан, обернувшись.-- Извините, что задержал вас.

I was thinking of something else."

Я задумался о другом и забыл, что вы ждете.

"Always glad to have a rest, Mr. Gray," answered the frame-maker, who was still gasping for breath. "Where shall we put it, sir?"

-- Ничего, мистер Грей, я рад был передохнуть, -отозвался багетчик, все еще не отдышавшийся.--Куда прикажете поставить картину,сэр?

"Oh, anywhere.

-- Куда-нибудь , все равно.

Here: this will do.

Ну, хотя бы тут.

I don't want to have it hung up.

Вешать не надо.

Just lean it against the wall.

Просто прислоните ее к стене.

Thanks."

Вот так, спасибо.

"Might one look at the work of art, sir?"

-- Нельзя ли взглянуть на это произведение искусства, сэр?

Dorian started.

Дориан вздрогнул.

"It would not interest you, Mr. Hubbard," he said, keeping his eye on the man.

-- Не стоит. Оно вряд ли вам понравится, мистер Хаббард, -- сказал он, в упор глядя на багетчика.

He felt ready to leap upon him and fling him to the ground if he dared to lift the gorgeous hanging that concealed the secret of his life. "I shan't trouble you any more now.

Он готов был кинуться на него и повалить его на пол, если тот посмеет приподнять пышную завесу, скрывающую тайну его жизни.Ну, не буду больше утруждать вас.

I am much obliged for your kindness in coming round."

Очень вам признателен, что вы были так любезны и пришли сами.

"Not at all, not at all, Mr. Gray.

-- Не за что, мистер Грей, не за что!

Ever ready to do anything for you, sir."

Я всегда к вашим услугам, сэр!

And Mr. Hubbard tramped downstairs, followed by the assistant, who glanced back at Dorian with a look of shy wonder in his rough, uncomely face. He had never seen anyone so marvellous.

Мистер Хаббард, тяжело ступая, стал спускаться с лестницы, а за ним -- его подручный, который то и дело оглядывался на Дориана с выражением робкого восхищения на грубоватом лице: он в жизни не видел таких обаятельных и красивых людей.

When the sound of their footsteps had died away, Dorian locked the door, and put the key in his pocket.

Как только внизу затих шум шагов, Дориан запер дверь и ключ положил в карман.

He felt safe now.

Теперь он чувствовал себя в безопасности.

No one would ever look upon the horrible thing.

Ничей глаз не увидит больше страшный портрет.

No eye but his would ever see his shame.

Он один будет лицезреть свой позор.

On reaching the library he found that it was just after five o'clock, and that the tea had been already broughtup.

Вернувшись в библиотеку, он увидел, что уже шестой час и чай подан.

On a little table of dark perfumed wood thickly encrusted with nacre, a present from Lady Radley, his guardian's wife, a pretty professional invalid, who had spent the preceding winter in Cairo, was lying a note from Lord Henry, and beside it was a book bound in yellow paper, the cover slightly torn and the edges soiled. A copy of the third edition of The St. James's Gazette had been placed on the tea-tray.

На столике темного душистого дерева, богато инкрустированном перламутром (это был подарок леди Рэдли, жены его опекуна, дамы, вечно занятой своими болезнями и прошлую зиму жившей в Каире), лежала записка от лорда Генри и рядом с неюкнижка в желтой, немного потрепанной обложке, а на чайном подносе -третий выпуск "СентДжемской газеты".

It was evident that Victor had returned.

Очевидно, Виктор уже вернулся.

He wondered if he had met the men in the hall as they were leaving the house, and had wormed out of them what they had been doing.

Дориан спрашивал себя, не встретился ли его лакей с уходившими рабочими и не узнал ли от них, что они здесь делали.

He would be sure to miss the picture-had no doubt missed it already, while he had been laying the tea-things.

Виктор, разумеется, заметит, что в библиотеке нет портрета... Наверное, уже заметил, когда подавал чай.

The screen had not been set back, and a blank space was visible on the wall.

Экран был отодвинут, и пустое место на стене сразу бросалось в глаза.

Perhaps some night he might find him creeping upstairs and trying to force the door of the room.

Чего доброго, он как-нибудь ночью накроет Виктора, когда тот будет красться наверх, чтобы взломать дверь классной.

It was a horrible thing to have a spy in one's house.

Ужасно это -- иметь в доме шпиона!

He had heard of rich men who had been blackmailed all their lives by some servant who had read a letter, or overheard a conversation, or picked up a card with an address, or found beneath a pillow a withered flower or a shred of crumpled lace.

Дориану приходилось слышать о том, как богатых людей всю жизнь шантажировал кто-нибудь из слуг, которому удалось прочесть письмо или подслушать разговор, подобрать визитную карточку с адресом, найти у хозяина под подушкой увядший цветок или обрывок смятого кружева...

He sighed, and, having poured himself out some tea, opened Lord Henry's note.

При этой мысли Дориан вздохнул и, налив себе чаю, распечатал письмо.

It was simply to say that he sent him round the evening paper, and a book that might interest him, and that he would be at the club at eight-fifteen.

Лорд Г енри писал, что посылает вечернюю газету и книгу, которая, верно, заинтересует Дориана, а в четверть девятого будет ожидать его в клубе.

He opened The St. James's languidly, and looked through it.

Дориан рассеянно взял газету и стал ее просматривать.

A red pencil-mark on the fifth page caught his eye.

На пятой странице ему бросилась в глаза заметка, отчеркнутая красным карандашом.

It drew attention to the following paragraph:-

Он прочел следующее:

"Inquest on an Actress.-An inquest was held this morning at the Bell Tavern, Hoxton Road, by Mr. Danby, the District Coroner, on the body of Sibyl Vane, a young actress recently engaged at the Royal Theatre, Holborn.

"Следствие по делу о смерти актрисы. Сегодня утром в БэллТэверн на ХокстонРод участковым следователем, мистером Дэнби, произведено было дознание о смерти молодой актрисы Сибилы Вэйн, последнее время выступавшей в Холборнском Королевском театре.

A verdict of death by misadventure was returned.

Следствием установлена смерть от несчастного случая.

Considerable sympathy was expressed for the mother of the deceased, who was greatly affected during the giving of her own evidence, and that of Dr. Birrell, who had made the post-mortem examination of the deceased."

Глубокое сочувствие вызывала мать покойной, которая была в сильном волнении, когда давали показания она и доктор Бирелл, производивший вскрытие тела Сибилы Вэйн".

He frowned, and, tearing the paper in two, went across the room and flung the pieces away.

Дориан, нахмурившись, разорвал газету и выбросил клочки в корзину.

How ugly it all was!

Как все это противно!

And how horribly real ugliness made things!

Как ужасны эти отвратительные подробности!

He felt a little annoyed with Lord Henry for having sent him the report.

Он рассердился на лорда Генри, приславшего ему эту заметку.

And it was certainly stupid of him to have marked it with red pencil. Victor might have read it.

А еще глупее то, что он обвел ее красным карандашом: ведь Виктор мог ее прочесть.

The man knew more than enough English for that.

Для этого он достаточно знает английский язык.

Perhaps he had read it, and had begun to suspect something.

Да, может быть, лакей уже прочел и что-то подозревает...

And, yet, what did it matter?

А впрочем, к чему беспокоиться?

What had Dorian Gray to do with Sibyl Vane's death?

Какое отношение имеет Дориан Грей к смерти Сибилы Вэйн?

There was nothing to fear. Dorian Gray had not killed her.

Ему бояться нечего -- он ее не убивал.

His eye fell on the yellow book that Lord Henry had sent him.

Взгляд Дориана случайно остановился на желтой книжке, присланной лордом Генри.

What was it, he wondered. He went towards the little pearl-coloured octagonal stand, that had always looked to him like the work of some strange Egyptian bees that wrought in silver, and taking up the volume, flung himself into an arm-chair, and began to turn over the leaves.

"Интересно, что это за книга?" -- подумал он и подошел к столику, на котором она лежала. Осьмиугольный, выложенный перламутром столик казался ему работой каких-то неведомых египетских пчел, лепивших свои соты из серебра. Взяв книгу, Дориан уселся в кресло и стал ее перелистывать.

After a few minutes he became absorbed.

Не прошло и нескольких минут, как он уже погрузился в чтение.

It was the strangest book that he had ever read.

Странная то была книга, никогда еще он не читал такой!

It seemed to him that in exquisite raiment, and to the delicate sound of flutes, the sins of the world were passing in dumb show before him.

Казалось, под нежные звуки флейты грехи всего мира в дивных одеяниях проходят перед ним безгласной чередой.

Things that he had dimly dreamed of were suddenly made real to him.

Многое, о чем он только смутно грезил, вдруг на его глазах облеклось плотью.

Things of which he had never dreamed were gradually revealed.

Многое, что ему и во сне не снилось, сейчас открывалось перед ним.

It was a novel without a plot, and with only one character, being, indeed, simply a psychological study of a certain young Parisian, who spent his life trying to realise in the nineteenth century all the passions and modes of thought that belonged to every century except his own, and to sum up, as it were, in himself the various moods through which the world-spirit had ever passed, loving for their mere artificiality those renunciations that men have unwisely called virtue, as much as those natural rebellions that wise men still call sin.

То был роман без сюжета, вернее -психологический этюд. Единственный герой его, молодой парижанин, всю жизнь был занят только тем, что в XIX веке пытался воскресить страсти и умонастроения всех прошедших веков, чтобы самому пережить все то, через что прошла мировая душа. Его интересовали своей искусственностью те формы отречения, которые люди безрассудно именуют добродетелями, и в такой же мере -- те естественные порывы возмущения против них, которые мудрецы все еще называют пороками.

The style in which it was written was that curious jewelled style, vivid and obscure at once, full of argot and of archaisms, of technical expressions and of elaborate paraphrases, that characterises the work of some of the finest artists of the French school of Symbolistes.

Книга была написана своеобразным чеканным слогом, живым, ярким и в то же время туманным, изобиловавшим всякими арго и архаизмами, техническими терминами и изысканными парафразами. В таком стиле писали тончайшие художники французской школы символистов.

There were in it metaphors as monstrous as orchids, and as subtle in colour.

Встречались здесь метафоры, причудливые, как орхидеи, и столь же нежных красок.

The life of the senses was described in the terms of mystical philosophy.

Чувственная жизнь человека описывалась в терминах мистической философии.

One hardly knew at times whether one was reading the spiritual ecstasies of some mediaeval saint or the morbid confessions of a modern sinner.

Порой трудно было решить, что читаешь -описание религиозных экстазов какого-нибудь средневекового святого или бесстыдные признания современного грешника.

It was a poisonous book.

Это была отравляющая книга.

The heavy odour of incense seemed to cling about its pages and to trouble the brain.

Казалось, тяжелый запах курений поднимался от ее страниц и дурманил мозг.

The mere cadence of the sentences, the subtle monotony of their music, so full as it was of complex refrains and movements elaborately repeated, produced in the mind of the lad, as he passed from chapter to chapter, a form of reverie, a malady of dreaming, that made him unconscious of the falling day and creeping shadows.

Самый ритм фраз, вкрадчивая монотонность их музыки, столь богатой сложными рефренами и нарочитыми повторами, склоняла к болезненной мечтательности. И, глотая одну главу за другой, Дориан не заметил, как день склонился к вечеру и в углах комнаты залегли тени.

Cloudless, and pierced by one solitary star, a copper-green sky gleamed through the windows.

Безоблачное малахитовое небо, на котором прорезалась одинокая звезда, мерцало за окном.

He read on by its wan light till he could read no more.

А Дориан все читал при его неверном свете, пока еще можно было разбирать слова.

Then, after his valet had reminded him several times of the lateness of the hour, he got up, and, going into the next room, placed the book on the little Florentine table that always stood at his bedside, and began to dress for dinner.

Наконец, после неоднократных напоминаний лакея, что уже поздно, он встал, прошел в соседнюю комнату и, положив книгу на столик флорентийской работы, стоявший у кровати, стал переодеваться к обеду.