Портрет Дориана Грея [англ. и рус. параллельные тексты]

Дориан чувствовал, что в нем бродят страсти, которые найдут себе ужасный выход, и смутные грезы, которые омрачат его жизнь, если осуществятся.

He took up from the couch the great purple-and-gold texture that covered it, and, holding it in his hands, passed behind the screen.

Он снял с кушетки пурпурнозолотое покрывало и, держа его в обеих руках, зашел за экран.

Was the face on the canvas viler than before?

Не стало ли еще противнее лицо на портрете?

It seemed to him that it was unchanged; and yet his loathing of it was intensified.

Нет, никаких новых изменений не было заметно. И всетаки Дориан смотрел на него теперь с еще большим отвращением.

Gold hair, blue eyes, and rose-red lips-they all were there.

Золотые кудри, голубые глаза и розовые губы -все как было.

It was simply the expression that had altered.

Изменилось только выражение лица.

That was horrible in its cruelty.

Оно ужасало своей жестокостью.

Compared to what he saw in it of censure or rebuke, how shallow Basil's reproaches about Sibyl Vane had been!-how shallow, and of what little account!

В сравнении с этим обвиняющим лицом как ничтожны были укоры Бэзила, как пусты и ничтожны!

His own soul was looking out at him from the canvas and calling him to judgment.

С портрета на Дориана смотрела его собственная душа и призывала его к ответу.

A look of pain came across him, and he flung the rich pall over the picture.

С гримасой боли Дориан поспешно набросил на портрет роскошное покрывало.

As he did so, a knock came to the door. He passed out as his servant entered.

В эту минуту раздался стук в дверь, и он вышел изза экрана как раз тогда, когда в комнату вошел лакей.

"The persons are here, Monsieur."

-- Люди здесь, мосье.

He felt that the man must be got rid of at once. He must not be allowed to know where the picture was being taken to.

Дориан подумал, что Виктора надо услать сейчас же, чтобы он не знал, куда отнесут портрет.

There was something sly about him, and he had thoughtful, treacherous eyes.

У Виктора глаза умные, и в них светится хитрость, а может, и коварство. Ненадежный человек!

Sitting down at the writing-table, he scribbled a note to Lord Henry, asking him to send him round something to read, and reminding him that they were to meet at eight-fifteen that evening.

И, сев за стол, Дориан написал записку лорду Г енри, в которой просил прислать что-нибудь почитать и напоминал, что они сегодня должны встретиться в четверть девятого.

"Wait for an answer," he said, handing it to him, "and show the men in here."

-- Передайте лорду Генри и подождите ответа, -- сказал он Виктору, вручая ему записку.-- А рабочих приведите сюда.

In two or three minutes there was another knock, and Mr. Hubbard himself, the celebrated frame-maker of South Audley Street, came in with a somewhat rough-looking young assistant.

Через дветри минуты в дверь снова постучали, появился мистер Хаббард собственной персоной, знаменитый багетный мастер с СаутОдлистрит, и с ним его помощник, довольно неотесанный парень.

Mr. Hubbard was a florid, red-whiskered little man, whose admiration for art was considerably tempered by the inveterate impecuniosity of most of the artists who dealt with him.

Мистер Хаббард представлял собой румяного человечка с рыжими бакенбардами. Его поклонение искусству значительно умерялось хроническим безденежьем большинства его клиентов -- художников.

As a rule, he never left his shop. He waited for people to come to him.

Он не имел обыкновения ходить на дом к заказчикам, он ждал, чтобы они сами пришли к нему в мастерскую.

But he always made an exception in favour of Dorian Gray.

Но для Дориана Грея он всегда делал исключение.

There was something about Dorian that charmed everybody.

В Дориане было что-то такое, что всех располагало к нему.

It was a pleasure even to see him.

Приятно было даже только смотреть на него.

"What can I do for you, Mr. Gray?" he said, rubbing his fat freckled hands. "I thought I would do myself the honour of coming round in person.

-- Чем могу служить, мистер Грей? -осведомился почтенный багетчик, потирая пухлые веснушчатые руки.-- Я полагал, что мне следует лично явиться к вам.

I have just got a beauty of a frame, sir.

Я как раз приобрел чудесную раму, сэр.

Picked it up at a sale.

Она мне досталась на распродаже.

Old Florentine. Came from Fonthill, I believe.

Старинная флорентийская -- должно быть, из Фонтхилла.

Admirably suited for a religious subject, Mr. Gray."

Замечательно подойдет для картины с религиозным сюжетом, мистер Грей!

"I am so sorry you have given yourself the trouble of coming round, Mr. Hubbard.

-- Извините, что побеспокоил вас, мистер Хаббард.

I shall certainly drop in and look at the frame-though I don't go in much at present for religious art-but to-day I only want a picture carried to the top of the house for me.

Я зайду, конечно, взглянуть на раму, хотя сейчас не особенно увлекаюсь религиозной живописью. Но сегодня мне требуется только перенести картину на верхний этаж.

It is rather heavy, so I thought I would ask you to lend me a couple of your men."

Она довольно тяжелая, поэтому я и попросил вас прислать людей.

"No trouble at all, Mr. Gray.

-- Помилуйте, мистер Грей, какое же беспокойство?

I am delighted to be of any service to you.

Я очень рад, что могу вам быть полезен.

Which is the work of art, sir?"

Где картина, сэр?

"This," replied Dorian, moving the screen back. "Can you move it, covering and all, just as it is?

-- Вот она, -- ответил Дориан, отодвигая в сторону экран.-- Можно ее перенести как есть, не снимая покрывала?

I don't want it to get scratched going upstairs."

Я боюсь, как бы ее не исцарапали при переноске.

"There will be no difficulty, sir," said the genial frame-maker, beginning, with the aid of his assistant, to unhook the picture from the long brass chains by which it was suspended. "And, now, where shall we carry it to, Mr. Gray?"

-- Ничего тут нет трудного, сэр, -- услужливо сказал багетчик и с помощью своего подручного начал снимать портрет с длинных медных цепей, на которых он висел.-- А куда же прикажете ее перенести, мистер Грей?

"I will show you the way, Mr. Hubbard, if you will kindly follow me.

-- Я вам покажу дорогу, мистер Хаббард. Будьте добры следовать за мной.

Or perhaps you had better go in front.

Или, пожалуй, лучше вы идите вперед.

I am afraid it is right at the top of the house.

К сожалению, это на самом верху.

We will go up by the front staircase, as it is wider."

Мы пройдем по главной лестнице, она шире.

He held the door open for them, and they passed out into the hall and began the ascent.

Он распахнул перед ними дверь, и они прошли в холл, а оттуда стали подниматься по лестнице наверх.

The elaborate character of the frame had made the picture extremely bulky, and now and then, in spite of the obsequious protests of Mr. Hubbard, who had the true tradesman's spirited dislike of seeing a gentleman doing anything useful, Dorian put his hand to it so as to help them.

Изза украшений массивной рамы портрет был чрезвычайно громоздким, и время от времени Дориан пытался помогать рабочим, несмотря на подоютрастные протесты мистера Хаббарда, который, как все люди его сословия, не мог допустить, чтобы знатный джентльмен делал что-либо поле зное.

"Something of a load to carry, sir," gasped the little man, when they reached the top landing. And he wiped his shiny forehead. "I am afraid it is rather heavy," murmured Dorian, as he unlocked the door that opened into the room that was to keep for him the curious secret of his life and hide his soul from the eyes of men.

-- Груз немалый, сэр, -- сказал он, тяжело дыша, когда они добрались до верхней площадки, и отер потную лысину. -- Да, довольнотаки тяжелый, -- буркнул в ответ Дориан, отпирая дверь комнаты, которая отныне должна была хранить его странную тайну и скрывать его душу от людских глаз.

He had not entered the place for more than four years-not, indeed, since he had used it first as a play-room when he was a child, and then as a study when he grew somewhat older.

Больше четырех лет он не заходил сюда. Когда он был ребенком, здесь была его детская, потом, когда подрос, -- классная комната.

It was a large, well-proportioned room, which had been specially built by the last Lord Kelso for the use of the little grandson whom, for his strange likeness to his mother, and also for other reasons, he had always hated and desired to keep at a distance.

Эту большую, удобную комнату покойный лорд Келсо специально пристроил для маленького внука, которого он за поразительное сходство с матерью или по каким-то другим причинам терпеть не мог и старался держать подальше от себя.

It appeared to Dorian to have but little changed.

Дориан подумал, что с тех пор в комнате ничего не переменилось.

There was the huge Italian cassone, with its fantastically-painted panels and its tarnished gilt mouldings, in which he had so often hidden himself as a boy.

Так же стоял здесь громадный итальянский сундук -- cassone -- с причудливо расписанными стенками и потускневшими от времени золочеными украшениями, в нем часто прятался маленький Дориан.

There the satinwood bookcase filled with his dog-eared schoolbooks. On the wall behind it was hanging the same ragged Flemish tapestry, where a faded king and queen were playing chess in a garden, while a company of hawkers rode by, carrying hooded birds on their gauntleted wrists.

На месте был и книжный шкаф красного дерева, набитый растрепанными учебниками, а на стене рядом висел все тот же ветхий фламандский гобелен, на котором сильно вылинявшие король и королева играли в шахматы в саду, а мимо вереницей проезжали на конях сокольничьи, держа на своих латных рукавицах соколов в клобучках.

How well he remembered it all!

Как все это было знакомо Дориану!

Every moment of his lonely childhood came back to him as he looked round.

Каждая минута его одинокого детства вставала перед ним, пока он осматривался кругом.

He recalled the stainless purity of his boyish life, and it seemed horrible to him that it was here the fatal portrait was to be hidden away.

Он вспомнил непорочную чистоту той детской жизни, и жутко ему стало при мысли, что именно здесь будет стоять роковой портрет.

How little he had thought, in those dead days, of all that was in store for him!

Не думал он в те безвозвратные дни, что его ожидает такое будущее!

But there was no other place in the house so secure from prying eyes as this.

Но в доме нет другого места, где портрет был бы так надежно укрыт от любопытных глаз.

He had the key, and no one else could enter it.

Ключ теперь в руках у него, Дориана, и никто другой не может проникнуть сюда.

Beneath its purple pall, the face painted on the canvas could grow bestial, sodden, and unclean.

Пусть лицо портрета под своим пурпурным саваном становится скотски тупым, жестоким и порочным.

What did it matter?

Что за беда?

No one could see it.

Ведь никто этого не увидит.

He himself would not see it.

Да и сам он не будет этого видеть.

Why should he watch the hideous corruption of his soul?

К чему наблюдать отвратительное разложение своей души?

He kept his youth-that was enough.

Он сохранит молодость -- и этого довольно.

And, besides, might not his nature grow finer, after all?

Впрочем, разве он не может исправиться?

There was no reason that the future should be so full of shame.

Разве позорное будущее так уж неизбежно?

Some love might come across his life, and purify him, and shield him from those sins that seemed to be already stirring in spirit and in flesh-those curious unpictured sins whose very mystery lent them their subtlety and their charm.

Быть может, в жизнь его войдет большая любовь и очистит его, убережет от новых грехов, рождающихся в душе и теле, -- тех неведомых, еще никем не описанных грехов, которым самая таинственность их придает коварное очарование.

Perhaps, some day, the cruel look would have passed away from the scarlet sensitive mouth, and he might show to the world Basil Hallward's masterpiece.

Быть может, настанет день, когда этот алый чувственный рот утратит жестокое выражение и можно будет показать миру шедевр Бэзила Холлуорда?..

No; that was impossible.

Нет, на это надежды нет.

Hour by hour, and week by week, the thing upon the canvas was growing old.

Ведь с каждым часом, с каждой неделей человек на полотне будет становиться старше.

It might escape the hideousness of sin, but the hideousness of age was in store for it.

Если даже на нем не отразятся тайные преступления и пороки, -- безобразных следов времени ему не избежать.

The cheeks would become hollow or flaccid.

Щеки его станут дряблыми или ввалятся.

Yellow crow's-feet would creep round the fading eyes and make them horrible.

Желтые "гусиные лапки" лягут вокруг потускневших глаз и уничтожат их красоту.

The hair would lose its brightness, the mouth would gape or droop, would be foolish or gross, as the mouths of old men are.

Волосы утратят блеск, рот, как всегда у стариков, будет бессмысленно полуоткрыт, губы безобразно отвиснут.