Первая любовь [рус. и англ. параллельные тексты]

I

I was sixteen then.

Мне было тогда шестнадцать лет.

It happened in the summer of 1833.

Дело происходило летом 1833 года.

I lived in Moscow with my parents.

Я жил в Москве у моих родителей.

They had taken a country house for the summer near the Kalouga gate, facing the Neskutchny gardens.

Они нанимали дачу около Калужской заставы, против Нескучного.

I was preparing for the university, but did not work much and was in no hurry.

Я готовился в университет, но работал очень мало и не торопясь.

No one interfered with my freedom.

Никто не стеснял моей свободы.

I did what I liked, especially after parting with my last tutor, a Frenchman who had never been able to get used to the idea that he had fallen 'like a bomb' (comme une bombe) into Russia, and would lie sluggishly in bed with an expression of exasperation on his face for days together.

Я делал что хотел, особенно с тех пор, как я расстался с последним моим гувернером-французом, который никак не мог привыкнуть к мысли, что он упал "как бомба" (comme un bombe) в Россию, и с ожесточенным выражением на лице по целым дням валялся на постели.

My father treated me with careless kindness; my mother scarcely noticed me, though she had no children except me; other cares completely absorbed her.

Отец обходился со мной равнодушно-ласково; матушка почти не обращала на меня внимания, хотя у ней, кроме меня, не было детей: другие заботы ее поглощали.

My father, a man still young and very handsome, had married her from mercenary considerations; she was ten years older than he.

Мой отец, человек еще молодой и очень красивый, женился на ней по расчету; она была старше его десятью годами.

My mother led a melancholy life; she was for ever agitated, jealous and angry, but not in my father's presence; she was very much afraid of him, and he was severe, cold, and distant in his behaviour....

Матушка моя вела печальную жизнь: беспрестанно волновалась, ревновала, сердилась -- но не в присутствии отца; она очень его боялась, а он держался строго, холодно, отдаленно...

I have never seen a man more elaborately serene, self-confident, and commanding.

Я не видал человека более изысканно спокойного, самоуверенного и самовластного.

I shall never forget the first weeks I spent at the country house.

Я никогда не забуду первых недель, проведенных мною на даче.

The weather was magnificent; we left town on the 9th of May, on St. Nicholas's day. I used to walk about in our garden, in the Neskutchny gardens, and beyond the town gates; I would take some book with me-Keidanov's Course, for instance-but I rarely looked into it, and more often than anything declaimed verses aloud; I knew a great deal of poetry by heart; my blood was in a ferment and my heart ached-so sweetly and absurdly; I was all hope and anticipation, was a little frightened of something, and full of wonder at everything, and was on the tiptoe of expectation; my imagination played continually, fluttering rapidly about the same fancies, like martins about a bell-tower at dawn; I dreamed, was sad, even wept; but through the tears and through the sadness, inspired by a musical verse, or the beauty of evening, shot up like grass in spring the delicious sense of youth and effervescent life.

Погода стояла чудесная; мы переехали из города девятою мая, в самый Николин день Я гулял -- то в саду нашей дачи, то по Нескучному, то за заставой; брал с собою какую-нибудь книгу -курс Кайданова, например, -- но редко ее развертывал, а больше вслух читал стихи, которых знал очень много на память; кровь бродила во мне, и сердце ныло -- так сладко и смешно: я все ждал, робел чего-то и всему дивился и весь был наготове; фантазия играла и носилась быстро вокруг одних и тех же представлений, как на заре стрижи вокруг колокольни; я задумывался, грустил и даже плакал; но и сквозь слезы и сквозь грусть, навеянную то певучим стихом, то красотою вечера, проступало, как весенняя травка, радостное чувство молодой, закипающей жизни.

I had a horse to ride; I used to saddle it myself and set off alone for long rides, break into a rapid gallop and fancy myself a knight at a tournament. How gaily the wind whistled in my ears! or turning my face towards the sky, I would absorb its shining radiance and blue into my soul, that opened wide to welcome it.

У меня была верховая лошадка, я сам ее седлал и уезжал один куда-нибудь подальше, пускался вскачь и воображал себя рыцарем на турнире -как весело дул мне в уши ветер! -- или, обратив лицо к небу, принимал его сияющий свет и лазурь в разверстую душу.

I remember that at that time the image of woman, the vision of love, scarcely ever arose in definite shape in my brain; but in all I thought, in all I felt, lay hidden a half-conscious, shamefaced presentiment of something new, unutterably sweet, feminine....

Помнится, в то время образ женщины, призрак женской любви почти никогда не возникал определенными очертаниями в моем уме; но во всем, что я думал, во всем, что я ощущал, таилось полуосознанное, стыдливое предчувствие чего-то нового, несказанно сладкого, женского...

This presentiment, this expectation, permeated my whole being; I breathed in it, it coursed through my veins with every drop of blood ... it was destined to be soon fulfilled.

Это предчувствие, это ожидание проникло весь мой состав: я дышал им, оно катилось по моим жилам в каждой капле крови... ему было суждено скоро сбыться.

The place, where we settled for the summer, consisted of a wooden manor-house with columns and two small lodges; in the lodge on the left there was a tiny factory for the manufacture of cheap wall-papers....

Дача наша состояла из деревянного барского дома с колоннами и двух низеньких флигельков; во флигеле налево помещалась крохотная фабрика дешевых обоев...

I had more than once strolled that way to look at about a dozen thin and dishevelled boys with greasy smocks and worn faces, who were perpetually jumping on to wooden levers, that pressed down the square blocks of the press, and so by the weight of their feeble bodies struck off the variegated patterns of the wall-papers.

Я не раз хаживал туда смотреть, как десяток худых и взъерошенных мальчишек в засаленных халатах и с испитыми лицами то и дело вскакивали на деревянные рычаги, нажимавшие четырехугольные обрубки пресса, и таким образом тяжестью своих тщедушных тел вытискивали пестрые узоры обоев.

The lodge on the right stood empty, and was to let.

Флигелек направо стоял пустой и отдавался внаймы.

One day-three weeks after the 9th of May-the blinds in the windows of this lodge were drawn up, women's faces appeared at them-some family had installed themselves in it.

В один день -- недели три спустя после девятого мая -- ставни в окнах этого флигелька открылись, показались в них женские лица -- какое-то семейство в нем поселилось.

I remember the same day at dinner, my mother inquired of the butler who were our new neighbours, and hearing the name of the Princess Zasyekin, first observed with some respect,

Помнится, в тот же день за обедом матушка осведомилась у дворецкого о том, кто были наши новые соседи, и, услыхав фамилию княгини Засекиной, сперва промолвила не без некоторого уважения:

'Ah! a princess!' ... and then added, 'A poor one, I suppose?'

"А! княгиня... -- а потом прибавила: -- Должно быть, бедная какая-нибудь".

'They arrived in three hired flies,' the butler remarked deferentially, as he handed a dish: 'they don't keep their own carriage, and the furniture's of the poorest.'

-- На трех извозчиках приечали-с, -- заметил, почтительно подавая блюдо, дворецкий, -- своего экипажа не имеют-с, и мебель самая пустая.

' Ah,' replied my mother, 'so much the better.'

-- Да, -- возразила матушка, -- а все-таки лучше.

My father gave her a chilly glance; she was silent.

Отец холодно взглянул на нее: она умолкла.

Certainly the Princess Zasyekin could not be a rich woman; the lodge she had taken was so dilapidated and small and low-pitched that people, even moderately well-off in the world, would hardly have consented to occupy it.

Действительно, княгиня Засекина не могла быть богатой женщиной: нанятый ею флигелек был так ветх, и мал, и низок, что люди, хотя несколько зажиточные, не согласились бы поселиться в нем.

At the time, however, all this went in at one ear and out at the other.

Впрочем, я тогда пропустил это все мимо ушей.

The princely title had very little effect on me; I had just been reading Schiller's Robbers.

Княжеский титул на меня мало действовал: я недавно прочел "Разбойников" Шиллера.