Первая любовь [рус. и англ. параллельные тексты]

XVII

The following day I only had a passing glimpse of Zina?da: she was driving somewhere with the old princess in a cab.

На следующий день я видел Зинаиду только мельком: она ездила куда-то с княгинею на извозчике.

But I saw Lushin, who, however, barely vouchsafed me a greeting, and Malevsky.

Зато я видел Лушина, который, впрочем, едва удостоил меня привета, и Малевского.

The young count grinned, and began affably talking to me.

Молодой граф осклабился и дружелюбно заговорил со мною.

Of all those who visited at the lodge, he alone had succeeded in forcing his way into our house, and had favourably impressed my mother.

Из всех посетителей флигелька он один умел втереться к нам в дом и полюбился матушке.

My father did not take to him, and treated him with a civility almost insulting.

Отец его не жаловал и обращался с ним до оскорбительности вежливо.

'Ah, monsieur le page,' began Malevsky, 'delighted to meet you.

-- Ah, monsieur le page! [А, господин паж! -- фр.] -начал Малевский, -- очень рад вас встретить.

What is your lovely queen doing?'

Что делает ваша прекрасная королева?

His fresh handsome face was so detestable to me at that moment, and he looked at me with such contemptuous amusement that I did not answer him at all.

Его свежее, красивое лицо так мне было противно в эту минуту -- и он глядел на меня так презрительно-игриво, что я не отвечал ему вовсе.

'Are you still angry?' he went on. 'You've no reason to be.

-- Вы все сердитесь? -- продолжал он. -- Напрасно.

It wasn't I who called you a page, you know, and pages attend queens especially.

Ведь не я вас назвал пажом, а пажи бывают преимущественно у королев.

But allow me to remark that you perform your duties very badly.'

Но позвольте вам заметить, что вы худо исполняете свою обязанность.

' How so?'

-- Как так?

'Pages ought to be inseparable from their mistresses; pages ought to know everything they do, they ought, indeed, to watch over them,' he added, lowering his voice, 'day and night.'

-- Пажи должны быть неотлучны при своих владычицах; пажи должны все знать, что они делают, они должны даже наблюдать за ними, -прибавил он, понизив голос, -- днем и ночью.

'What do you mean?'

-- Что вы хотите сказать?

'What do I mean?

-- Что я хочу сказать!

I express myself pretty clearly, I fancy.

Я, кажется, ясно выражаюсь.

Day and night.

Днем -- и ночью.

By day it's not so much matter; it's light, and people are about in the daytime; but by night, then look out for misfortune.

Днем еще так и сяк; днем светло и людно; но ночью -- тут как раз жди беды.

I advise you not to sleep at nights and to watch, watch with all your energies.

Советую вам не спать по ночам и наблюдать, наблюдать из всех сил.

You remember, in the garden, by night, at the fountain, that's where there's need to look out.

Помните -- в саду, ночью, у фонтана -- вот где надо караулить.

You will thank me.'

Вы мне спасибо скажете

Malevsky laughed and turned his back on me. He, most likely, attached no great importance to what he had said to me, he had a reputation for mystifying, and was noted for his power of taking people in at masquerades, which was greatly augmented by the almost unconscious falsity in which his whole nature was steeped....

Малевский засмеялся и повернулся ко мне спиной Он, вероятно, не придавал особенного значенья тому, что сказал мне; он имел репутацию отличного мистификатора и славился своим умением дурачить людей на маскарадах, чему весьма способствовала та почти бессознательная лживость, которою было проникнуто все его существо...

He only wanted to tease me; but every word he uttered was a poison that ran through my veins.

Он хотел только подразнить меня; но каждое его слово протекло ядом по всем моим жилам.

The blood rushed to my head.

Кровь бросилась мне в голову.

' Ah! so that's it!' I said to myself; 'good!

"А! вот что! -- сказал я самому себе, -- добро!

So there was reason for me to feel drawn into the garden!

Стало быть, мои вчерашние предчувствия были справедливы! Стало быть, меня недаром тянуло в сад!

That shan't be so!' I cried aloud, and struck myself on the chest with my fist, though precisely what should not be so I could not have said.

Так не бывать же этому!" -- воскликнул я громко и ударил кулаком себя в грудь, хотя я, собственно, и не знал -- чему не бывать.

'Whether Malevsky himself goes into the garden,' I thought (he was bragging, perhaps; he has insolence enough for that), 'or some one else (the fence of our garden was very low, and there was no difficulty in getting over it), anyway, if any one falls into my hands, it will be the worse for him!

"Сам ли Малевский пожалует в сад, -- думал я (он, может быть, проболтался: на это дерзости у него станет), -- другой ли кто (ограда нашего сада была очень низка, и никакого труда не стоило перелезть через нее), -- но только несдобровать тому, кто мне попадется!

I don't advise any one to meet me!

Никому не советую встречаться со мною!

I will prove to all the world and to her, the traitress (I actually used the word 'traitress') that I can be revenged!'

Я докажу всему свету и ей, изменнице (я так-таки и назвал ее изменницей), что я умею мстить!"

I returned to my own room, took out of the writing-table an English knife I had recently bought, felt its sharp edge, and knitting my brows with an air of cold and concentrated determination, thrust it into my pocket, as though doing such deeds was nothing out of the way for me, and not the first time.

Я вернулся к себе в комнату, достал из письменного стола недавно купленный английский ножик, пощупал острие лезвия и, нахмурив брови, с холодной и сосредоточенной решительностью сунул его себе в карман, точно мне такие дела делать было не в диво и не впервой.

My heart heaved angrily, and felt heavy as a stone. All day long I kept a scowling brow and lips tightly compressed, and was continually walking up and down, clutching, with my hand in my pocket, the knife, which was warm from my grasp, while I prepared myself beforehand for something terrible.

Сердце во мне злобно приподнялось и окаменело; я до самой ночи не раздвинул бровей и не разжал губ и то и дело похаживал взад и вперед, стискивая рукою в кармане разогревшийся нож и заранее приготовляясь к чему-то страшному.

These new unknown sensations so occupied and even delighted me, that I hardly thought of Zina?da herself.

Эти новые, небывалые ощущения до того занимали и даже веселили меня, что собственно о Зинаиде я мало думал.

I was continually haunted by Aleko, the young gipsy-'Where art thou going, young handsome man? Lie there,' and then, 'thou art all besprent with blood....

Мне всё мерещились: Алеко, молодой цыган -"Куда, красавец молодой? -- Лежи...", а потом: "Ты весь обрызган кровью!..

Oh, what hast thou done?... Naught!'

О, что ты сделал?.." -- "Ничего!"

With what a cruel smile I repeated that 'Naught!'

С какой жестокой улыбкой я повторил это: ничего!

My father was not at home; but my mother, who had for some time past been in an almost continual state of dumb exasperation, noticed my gloomy and heroic aspect, and said to me at supper,

Отца не было дома; но матушка, которая с некоторого времени находилась в состоянии почти постоянного глухого раздражения, обратила внимание на мой фатальный вид и сказала мне за ужином:

'Why are you sulking like a mouse in a meal-tub?'

"Чего ты дуешься, как мышь на крупу?"

I merely smiled condescendingly in reply, and thought,

Я только снисходительно усмехнулся ей в ответ и подумал:

' If only they knew!'

"Если б они знали!"

It struck eleven; I went to my room, but did not undress; I waited for midnight; at last it struck.

Пробило одиннадцать часов; я ушел к себе, но не раздевался, я выжидал полночи; наконец пробила и она.

'The time has come!' I muttered between my teeth; and buttoning myself up to the throat, and even pulling my sleeves up, I went into the garden.

"Пора!" -- шепнул я сквозь зубы и, застегнувшись доверху, засучив даже рукава, отправился в сад.

I had already fixed on the spot from which to keep watch.

Я уже заранее выбрал себе место, где караулить.

At the end of the garden, at the point where the fence, separating our domain from the Zasyekins,' joined the common wall, grew a pine-tree, standing alone.

На конце сада, там, где забор, разделявший наши и засекинские владения, упирался в общую стену, росла одинокая ель.

Standing under its low thick branches, I could see well, as far as the darkness of the night permitted, what took place around. Close by, ran a winding path which had always seemed mysterious to me; it coiled like a snake under the fence, which at that point bore traces of having been climbed over, and led to a round arbour formed of thick acacias.

Стоя под ее низкими, густыми ветвями, я мог хорошо видеть, насколько позволяла ночная темнота, что происходило вокруг; тут же вилась дорожка, которая мне всегда казалась таинственной: она змеей проползала под забором, носившим в этом месте следы перелезавших ног, и вела к круглой беседке из сплошных акаций.

I made my way to the pine-tree, leaned my back against its trunk, and began my watch.

Я добрался до ели, прислонился к ее стволу и начал караулить.

The night was as still as the night before, but there were fewer clouds in the sky, and the outlines of bushes, even of tall flowers, could be more distinctly seen.

Ночь стояла такая же тихая, как и накануне; но на небе было меньше туч -- и очертанья кустов, даже высоких цветов, яснее виднелись.

The first moments of expectation were oppressive, almost terrible.

Первые мгновенья ожидания были томительны, почти страшны.

I had made up my mind to everything. I only debated how to act; whether to thunder,

Я на все решился, я только соображал: как мне поступить? Загреметь ли:

'Where goest thou?

"Куда идешь?

Stand! show thyself-or death!' or simply to strike....

Стой! сознайся -- или смерть!" -- или просто поразить...

Every sound, every whisper and rustle, seemed to me portentous and extraordinary....

Каждый звук, каждый шорох и шелест казался мне значительным, необычайным...

I prepared myself....

Я готовился...

I bent forward....

Я наклонился вперед...

But half-an-hour passed, an hour passed; my blood had grown quieter, colder; the consciousness that I was doing all this for nothing, that I was even a little absurd, that Malevsky had been making fun of me, began to steal over me.

Но прошло полчаса, прошел час; кровь моя утихала, холодела; сознание, что я напрасно все это делаю, что я даже несколько смешон, что Малевский подшутил надо мною, -- начало прокрадываться мне в душу.

I left my ambush, and walked all about the garden.

Я покинул мою засаду и обошел весь сад.

As if to taunt me, there was not the smallest sound to be heard anywhere; everything was at rest. Even our dog was asleep, curled up into a ball at the gate.

Как нарочно, нигде не было слышно малейшего шума; все покоилось; даже собака наша спала, свернувшись в клубочек у калитки.

I climbed up into the ruins of the greenhouse, saw the open country far away before me, recalled my meeting with Zina?da, and fell to dreaming....

Я взобрался на развалину оранжереи, увидел пред собою далекое поле, вспомнил встречу с Зинаидой и задумался...

I started....

Я вздрогнул...

I fancied I heard the creak of a door opening, then the faint crack of a broken twig.

Мне почудился скрип отворявшейся двери, потом легкий треск переломанного сучка.

In two bounds I got down from the ruin, and stood still, all aghast.

Я в два прыжка спустился с развалины -- и замер на месте.

Rapid, light, but cautious footsteps sounded distinctly in the garden.

Быстрые, легкие, но осторожные шаги явственно раздавались в саду.

They were approaching me.

Они приближались ко мне.

'Here he is ... here he is, at last!' flashed through my heart.

"Вот он... Вот он, наконец!" -- промчалось у меня по сердцу.

With spasmodic haste, I pulled the knife out of my pocket; with spasmodic haste, I opened it. Flashes of red were whirling before my eyes; my hair stood up on my head in my fear and fury....

Я судорожно выдернул нож из кармана, судорожно раскрыл его -- какие-то красные искры закрутились у меня в глазах, от страха и злости на голове зашевелились волосы...

The steps were coming straight towards me; I bent-I craned forward to meet him....

Шаги направлялись прямо на меня -- я сгибался, я тянулся им навстречу...

A man came into view.... My God! it was my father!

Показался человек... боже мой! это был мой отец!

I recognised him at once, though he was all muffled up in a dark cloak, and his hat was pulled down over his face.

Я тотчас узнал его, хотя он весь закутался в темный плащ и шляпу надвинул на лицо.

On tip-toe he walked by.

На цыпочках прошел он мимо.

He did not notice me, though nothing concealed me; but I was so huddled up and shrunk together that I fancy I was almost on the level of the ground.

Он не заметил меня, хотя меня ничто не скрывало, но я так скорчился и съежился, что, кажется, сравнялся с самою землею.

The jealous Othello, ready for murder, was suddenly transformed into a school-boy....

Ревнивый, готовый на убийство Отелло внезапно превратился в школьника...

I was so taken aback by my father's unexpected appearance that for the first moment I did not notice where he had come from or in what direction he disappeared.

Я до того испугался неожиданного появления отца, что даже на первых порах не заметил, откуда он шел и куда исчез.

I only drew myself up, and thought,

Я только тогда выпрямился и подумал:

'Why is it my father is walking about in the garden at night?' when everything was still again.

"Зачем это отец ходит ночью по саду", -- когда опять все утихло вокруг.

In my horror I had dropped my knife in the grass, but I did not even attempt to look for it; I was very much ashamed of myself.