Портрет Дориана Грея [англ. и рус. параллельные тексты]

-- Ну а теперь вы мне дадите взглянуть на портрет?

Dorian shook his head.

Дориан покачал головой.

"You must not ask me that, Basil.

-- Нет, нет, и не просите, Бэзил.

I could not possibly let you stand in front of that picture."

Я не позволю вам даже подойти близко.

"You will some day, surely?"

-- Так, может, потом когда-нибудь ?

"Never."

-- Никогда.

"Well, perhaps you are right.

-- Что ж, может, вы и правы.

And now good-bye, Dorian.

Ну, прощайте, Дориан.

You have been the one person in my life who has really influenced my art.

Вы -- единственный человек, который понастоящему имел влияние на мое творчество.

Whatever I have done that is good, I owe to you. Ah! you don't know what it cost me to tell you all that I have told you."

И всем, что я создал ценного, я обязан вам... если бы вы знали, чего мне стоило сказать вам все то, что я сказал!

"My dear Basil," said Dorian, "what have you told me?

-- Да что же вы мне сказали такого, дорогой Бэзил?

Simply that you felt that you admired me too much.

Только то, что вы мною слишком восхищались?

That is not even a compliment."

Право, это даже не комплимент.

"It was not intended as a compliment.

-- А я и не собирался говорить вам комплименты.

It was a confession.

Это была исповедь.

Now that I have made it, something seems to have gone out of me.

И после нее я словно чего-то лишился.

Perhaps one should never put one's worship into words."

Пожалуй, никогда не следует выражать свои чувства словами.

"It was a very disappointing confession."

-- Исповедь ваша, Бэзил, обманула мои ожидания.

"Why, what did you expect, Dorian?

-- Как так? Чего же вы ожидали, Дориан?

You didn't see anything else in the picture, did you? There was nothing else to see?"

Разве вы заметили в портрете еще что-то другое?

"No; there was nothing else to see.

-- Нет, ничего.

Why do you ask?

Почему вы спрашиваете?

But you mustn't talk about worship. It is foolish.

А о преклонении вы больше не говорите -- это глупо.

You and I are friends, Basil, and we must always remain so."

Мы с вами друзья, Бэзил, и должны всегда оставаться друзьями.

"You have got Harry," said the painter, sadly.

-- У вас есть Гарри, -- сказал Холлуорд уныло.

"Oh, Harry!" cried the lad, with a ripple of laughter. "Harry spends his days in saying what is incredible, and his evenings in doing what is improbable.

-- Ах, Гарри! -- Дориан рассмеялся.-- Гарри днем занят тем, что говорит невозможные вещи, а по вечерам творит невероятные вещи.

Just the sort of life I would like to lead.

Такая жизнь как раз в моем вкусе.

But still I don't think I would go to Harry if I were in trouble.

Но в тяжелую минуту я вряд ли пришел бы к Гарри.

I would sooner go to you, Basil."

Скорее к вам, Бэзил.

"You will sit to me again?"

-- И вы опять будете мне позировать?

"Impossible!"

-- Нет, этого я никак не могу!

"You spoil my life as an artist by refusing, Dorian.

-- Своим отказом вы губите меня как художника.

No man came across two ideal things.

Никто не встречает свой идеал дважды в жизни.

Few come across one."

Да и один раз редко кто его находит.

"I can't explain it to you, Basil, but I must never sit to you again.

-- Не могу вам объяснить причины, Бэзил, но мне нельзя больше вам позировать.

There is something fatal about a portrait.

Есть что-то роковое в каждом портрете.

It has a life of its own.

Он живет своей особой жизнью...

I will come and have tea with you.

Я буду приходить к вам пить чай.

That will be just as pleasant."

Это не менее приятно.

"Pleasanter for you, I am afraid," murmured Hallward, regretfully. "And now good-bye.

-- Для вас, пожалуй, даже приятнее, -- огорченно буркнул Холлуорд.-- До свидания, Дориан.

I am sorry you won't let me look at the picture once again.

Очень жаль, что вы не дали мне взглянуть на портрет.

But that can't be helped.

Ну, да что поделаешь!

I quite understand what you feel about it."

Я вас вполне понимаю.

As he left the room, Dorian Gray smiled to himself.

Когда он вышел, Дориан усмехнулся про себя.

Poor Basil! how little he knew of the true reason!

Бедный Бэзил, как он в своих догадках далек от истины!

And how strange it was that, instead of having been forced to reveal his own secret, he had succeeded, almost by chance, in wresting a secret from his friend!

И не странно ли, что ему, Дориану, не только не пришлось открыть свою тайну, но удалось случайно выведать тайну друга!

How much that strange confession explained to him!

После исповеди Бэзила Дориану многое стало ясно.

The painter's absurd fits of jealousy, his wild devotion, his extravagant panegyrics, his curious reticences-he understood them all now, and he felt sorry.

Нелепые вспышки ревности и страстная привязанность к нему художника, восторженные дифирамбы, а по временам странная сдержанность и скрытность -- все теперь было понятно. И Дориану стало грустно.

There seemed to him to be something tragic in a friendship so coloured by romance.

Что-то трагичное было в такой дружбе, окрашенной романтической влюбленностью.

He sighed, and touched the bell.

Он вздохнул и позвонил лакею.

The portrait must be hidden away at all costs.

Портрет надо во что бы то ни стало убрать отсюда!

He could not run such a risk of discovery again.

Нельзя рисковать тем, что тайна раскроется.

It had been mad of him to have allowed the thing to remain, even for an hour, in a room to which any of his friends had access.

Безумием было бы и на один час оставить портрет в комнате, куда может прийти любой из друзей и знакомых.

CHAPTER X
ГЛАВА Х

When his servant entered, he looked at him steadfastly, and wondered if he had thought of peering behind the screen.

Когда Виктор вошел, Дориан пристально посмотрел на него, пытаясь угадать, не вздумал ли он заглянуть за экран.

The man was quite impassive, and waited for his orders.

Лакей с самым невозмутимым видом стоял, ожидая приказаний.

Dorian lit a cigarette, and walked over to the glass and glanced into it.

Дориан закурил папиросу и, подойдя к зеркалу, поглядел в него.

He could see the reflection of Victor's face perfectly.

В зеркале ему было отчетливо видно лицо Виктора.

It was like a placid mask of servility.

На этом лице не выражалось ничего, кроме спокойной услужливости.

There was nothing to be afraid of, there.

Значит, опасаться нечего.

Yet he thought it best to be on his guard.

Все же он решил, что надо быть настороже.

Speaking very slowly, he told him to tell the housekeeper that he wanted to see her, and then to go to the frame-maker and ask him to send two of his men round at once.

Медленно отчеканивая слова, он приказал Виктору позвать к нему экономку, а затем сходить в багетную мастерскую и попросить хозяина немедленно прислать ему двоих рабочих.

It seemed to him that as the man left the room his eyes wandered in the direction of the screen.

Ему показалось, что лакей, выходя из комнаты, покосился на экран.

Or was that merely his own fancy?

Или это только его фантазия?

After a few moments, in her black silk dress, with old-fashioned thread mittens on her wrinkled hands, Mrs. Leaf bustled into the library.

Через несколько минут в библиотеку торопливо вошла миссис Лиф в черном шелковом платье и старомодных нитяных митенках на морщинистых руках.

He asked her for the key of the schoolroom.

Дориан спросил у нее ключ от бывшей классной комнаты.

"The old schoolroom, Mr. Dorian?" she exclaimed. "Why, it is full of dust.

-- От старой классной, мистер Дориан? -воскликнула она.-- Да там полно пыли!

I must get it arranged, and put straight before you go into it.

Я сперва велю ее прибрать и все привести в порядок.

It is not fit for you to see, sir.

А сейчас вам туда и заглянуть нельзя!

It is not, indeed."

Никак нельзя!

"I don't want it put straight, Leaf.

-- Не нужно мне, чтобы ее убирали, Лиф.

I only want the key."

Мне только ключ нужен.

"Well, sir, you'll be covered with cobwebs if you go into it.

-- Господи, да вы будете весь в паутине, сэр, если туда войдете.

Why, it hasn't been opened for nearly five years, not since his lordship died."

Ведь вот уже пять лет комнату не открывали -- со дня смерти его светлости.

He winced at the mention of his grandfather. He had hateful memories of him.

При упоминании о старом лорде Дориана передернуло: у пего остались очень тягостные воспоминания о покойном деде.

"That does not matter," he answered. "I simply want to see the place-that is all.

-- Пустяки, -- ответил он.-- Мне нужно только на минуту заглянуть туда, и больше ничего.

Give me the key."

Дайте мне ключ.

"And here is the key, sir," said the old lady, going over the contents of her bunch with tremulously uncertain hands.

-- Вот, возьмите, сэр.-- Старушка неловкими дрожащими руками перебирала связку ключей.--Вот этот.

"Here is the key.

Сейчас сниму его с кольца.

I'll have it off the bunch in a moment.

Но вы же не думаете перебираться туда, сэр?

But you don't think of living up there, sir, and you so comfortable here?"

Здесь внизу у вас так уютно!

"No, no," he cried, petulantly. "Thank you, Leaf. That will do."

-- Нет, нет, -- перебил Дориан нетерпеливо.--Спасибо, Лиф, можете идти.

She lingered for a few moments, and was garrulous over some detail of the household.

Экономка еще на минуту замешкалась, чтобы поговорить о каких-то хозяйственных делах.

He sighed, and told her to manage things as she thought best.

Дориан со вздохом сказал ей, что но всем полагается на нее.

She left the room, wreathed in smiles.

Наконец она ушла очень довольная.

As the door closed, Dorian put the key in his pocket, and looked round the room.

Как только дверь за ней захлопнулась, Дориан сунул ключ в карман и окинул взглядом комнату.

His eye fell on a large, purple satin coverlet heavily embroidered with gold, a splendid piece of late seventeenth-century Venetian work that his grandfather had found in a convent near Bologna.

Ему попалось на глаза атласное покрывало, пурпурное, богато расшитое золотом, -великолепный образец венецианского искусства конца XVII века, -- привезенное когда-то его дедом из монастыря близ Болоньи.

Yes, that would serve to wrap the dreadful thing in.

Да, этим покрывалом можно закрыть страшный портрет!

It had perhaps served often as a pall for the dead.

Быть может, опо некогда служило погребальным покровом.

Now it was to hide something that had a corruption of its own, worse than the corruption of death itself-something that would breed horrors and yet would never die.

Теперь эта ткань укроет картину разложения, более страшного, чем разложение трупа, ибо оно будет порождать ужасы, и ему не будет конца.

What the worm was to the corpse, his sins would be to the painted image on the canvas.

Как черви пожирают мертвое тело, так пороки Дориана Грея будут разъедать его изображение на полотне.

They would mar its beauty, and eat away its grace.

Они изгложут его красоту, уничтожат очарование.

They would defile it, and make it shameful.

Они осквернят его и опозорят.

And yet the thing would still live on.

И всетаки портрет будет цел.

It would be always alive.

Он будет жить вечно.

He shuddered, and for a moment he regretted that he had not told Basil the true reason why he had wished to hide the picture away.

При этой мысли Дориан вздрогнул и на миг пожалел, что не сказал правду Холлуорду.

Basil would have helped him to resist Lord Henry's influence, and the still more poisonous influences that came from his own temperament.

Бэзил поддержал бы его в борьбе с влиянием лорда Г енри и с еще более опасным влиянием его собственного темперамента.

The love that he bore him-for it was really love-had nothing in it that was not noble and intellectual.

Любовь, которую питает к нему Бэзил (а это, несомненно, самая настоящая любовь), -чувство благородное и возвышенное.

It was not that mere physical admiration of beauty that is born of the senses, and that dies when the senses tire.

Это не обыкновенное физическое влечение к красоте, порожденное чувственными инстинктами и умирающее, когда они ослабевают в человеке.

It was such love as Michael Angelo had known, and Montaigne, and Winckelmann, and Shakespeare himself.

Нет, это любовь такая, какую знали Микеланджело, и Монтень, и Викельман, и Шекспир.

Yes, Basil could have saved him.

Да, Бэзил мог бы спасти его.

But it was too late now.

Но теперь уже поздно.

The past could always be annihilated. Regret, denial, or forgetfulness could do that. But the future was inevitable.

Прошлое всегда можно изгладить раскаянием, забвением или отречением, будущее же неотвратимо.

There were passions in him that would find their terrible outlet, dreams that would make the shadow of their evil real.