Портрет Дориана Грея [англ. и рус. параллельные тексты]

Он напоминал жуткие восковые фигуры паноптикума.

Having locked the door behind him, he crept quietly downstairs.

Заперев за собой дверь, Дориан, крадучись, пошел вниз.

The woodwork creaked, and seemed to cry out as if in pain.

По временам ступени под его ногами скрипели, словно стонали от боли.

He stopped several times, and waited.

Тогда он замирал на месте и выжидал...

No: everything was still. It was merely the sound of his own footsteps.

Нет, в доме все спокойно, это только отзвук его шагов.

When he reached the library, he saw the bag and coat in the corner.

Когда он вошел в библиотеку, ему бросились в глаза саквояж и пальто в углу.

They must be hidden away somewhere.

Их надо было куда-нибудь спрятать.

He unlocked a secret press that was in the wainscoting, a press in which he kept his own curious disguises, and put them into it. He could easily burn them afterwards.

Он открыл потайной шкаф в стене, где лежал костюм, в который он переодевался для своих ночных похождений, и спрятал туда вещи Бэзила, подумав, что их потом можно будет просто сжечь.

Then he pulled out his watch.

Затем посмотрел на часы.

It was twenty minutes to two.

Было сорок минут второго.

He sat down, and began to think.

Он сел и принялся размышлять.

Every year-every month, almost-men were strangled in England for what he had done.

Каждый год, чуть не каждый месяц в Англии вешают людей за такие преступления, какое он только что совершил.

There had been a madness of murder in the air.

В воздухе словно носится заразительная мания убийства.

Some red star had come too close to the earth....

Должно быть, какая-то кровавая звезда подошла слишком близко к земле...

And yet what evidence was there against him?

Однако какие против него улики?

Basil Hallward had left the house at eleven.

Бэзил Холлуорд ушел из его дома в одиннадцать часов.

No one had seen him come in again. Most of the servants were at Selby Royal. His valet had gone to bed....

Никто не видел, как он вернулся: почти вся прислуга сейчас в Селби, а камердинер спит...

Paris!

Париж!..

Yes. It was to Paris that Basil had gone, and by the midnight train, as he had intended.

Да, да, все будут считать, что Бэзил уехал в Париж двенадцатичасовым поездом, как он и намеревался.

With his curious reserved habits, it would be months before any suspicions would be aroused.

Он вел замкнутый образ жизни, был до странности скрытен, так что пройдут месяцы, прежде чем его хватятся и возникнут какие-либо подозрения.

Months!

Месяцы!

Everything could be destroyed long before then.

А следы можно будет уничтожить гораздо раньше.

A sudden thought struck him.

Вдруг его осенила новая мысль.

He put on his fur coat and hat, and went out into the hall.

Надев шубу и шапку, он вышел в переднюю.

There he paused, hearing the slow heavy tread of the policeman on the pavement outside, and seeing the flash of the bull's-eye reflected in the window.

Здесь постоял, прислушиваясь к медленным и тяжелым шагам полисмена на улице и следя за отблесками его фонаря в окне.

He waited, and held his breath.

Притаив дыхание, он ждал.

After a few moments he drew back the latch, and slipped out, shutting the door very gently behind him.

Через несколько минут он отодвинул засов и тихонько вышел, бесшумно закрыв за собой дверь.

Then he began ringing the bell.

Потом начал звонить.

In about five minutes his valet appeared half dressed, and looking very drowsy.

Через пять минут появился заспанный и полуодетый лакей.

"I am sorry to have had to wake you up, Francis," he said, stepping in; "but I had forgotten my latch-key.

-- Извините, Фрэнсис, что разбудил вас, -- сказал Дориан, входя, -- я забыл дома ключ.

What time is it?"

Который час?

"Ten minutes past two, sir," answered the man, looking at the clock and blinking.

-- Десять минут третьего, сэр, -- ответил слуга, сонно щурясь на часы.

"Ten minutes past two?

-- Третьего?

How horribly late!

Ох, как поздно!

You must wake me at nine to-morrow. I have some work to do."

Завтра разбудите меня в девять, у меня с утра есть дело.

"All right, sir."

-- Слушаю, сэр.

"Did anyone call this evening?"

-- Заходил вечером кто-нибудь ?

"Mr. Hallward, sir.

-- Мистер Холлуорд был, сэр.

He stayed here till eleven, and then he went away to catch his train."

Ждал вас до одиннадцати, потом ушел. Он спешил на поезд.

"Oh!

-- Вот как?

I am sorry I didn't see him.

Жаль, что он меня не застал!

Did he leave any message?"

Он что-нибудь велел передать?

"No, sir, except that he would write to you from Paris, if he did not find you at the club."

-- Ничего, сэр. Сказал только, что напишет вам из Парижа, если не увидит еще сегодня в клубе.

"That will do, Francis.

-- Ладно, Фрэнсис.

Don't forget to call me at nine to-morrow."

Не забудьте же разбудить меня в девять.

"No, sir."

-- Не забуду, сэр.

The man shambled down the passage in his slippers.

Слуга зашагал по коридору, шлепая ночными туфлями.

Dorian Gray threw his hat and coat upon the table, and passed into the library.

Дориан бросил пальто и шляпу на столик и пошел к себе в библиотеку.

For a quarter of an hour he walked up and down the room biting his lip, and thinking.

Минут пятнадцать он шагал из угла в угол и размышлял о чемто, кусая губы.

Then he took down the Blue Book from one of the shelves, and began to turn over the leaves.

Потом снял с полки Синюю книгу и стал ее перелистывать. Ага, нашел!

"Alan Campbell, 152, Hertford Street, Mayfair."

"Алан Кэмпбел -- Мэйфер, Хертфордстрит, 152".

Yes; that was the man he wanted.

Да, вот кто ему нужен сейчас!

CHAPTER XIV
ГЛАВА XIV

At nine o'clock the next morning his servant came in with a cup of chocolate on a tray, and opened the shutters.

На другое утро слуга в девять часов вошел в спальню с чашкой шоколада на подносе и открыл ставни.

Dorian was sleeping quite peacefully, lying on his right side, with one hand underneath his cheek.

Дориан спал мирным сном, лежа на правом боку и положив ладонь под щеку.

He looked like a boy who had been tired out with play, or study.

Спал, как ребенок, уставший от игр или занятий.

The man had to touch him twice on the shoulder before he woke, and as he opened his eyes a faint smile passed across his lips, as though he had been lost in some delightful dream.

Чтобы разбудить его, слуге пришлось дважды потрогать за плечо, и наконец Дориан открыл глаза с легкой улыбкой, словно еще не совсем очнувшись от какого-то приятного сна.

Yet he had not dreamed at all.

Однако ему ровно ничего не снилось этой ночью.

His night had been untroubled by any images of pleasure or of pain.

Сон его не тревожили никакие светлые или мрачные видения.

But youth smiles without any reason. It is one of its chiefest charms.

А улыбался он потому, что молодость весела без причин, -- в этом ее главное очарование.

He turned round, and, leaning upon his elbow, began to sip his chocolate.

Дориан повернулся и, опершись на локоть, стал маленькими глотками пить шоколад.

The mellow November sun came streaming into the room.

В окна смотрело ласковое ноябрьское солнце.

The sky was bright, and there was a genial warmth in the air. It was almost like a morning in May.

Небо было ясно, и в воздухе чувствовалась живительная теплота, почти как в мае.

Gradually the events of the preceding night crept with silent blood-stained feet into his brain, and reconstructed themselves there with terrible distinctness.

Постепенно события прошедшей ночи бесшумной и кровавой чередой с ужасающей отчетливостью стали проходить в мозгу Дориана.

He winced at the memory of all that he had suffered, and for a moment the same curious feeling of loathing for Basil Hallward that had made him kill him as he sat in the chair, came back to him, and he grew cold with passion.

Он с дрожью вспоминал все, что пережито, и на мгновение снова проснулась в нем та необъяснимая ненависть к Бэзилу Холлуорду, которая заставила его схватиться за нож. Он даже похолодел от бешенства.

The dead man was still sitting there, too, and in the sunlight now.

А ведь мертвец все еще сидит там наверху! И теперь, при ярком солнечном свете.

How horrible that was!

Это ужасно!

Such hideous things were for the darkness, not for the day.

Такое отвратительное зрелище терпимо еще под покровом ночи, но не днем...

He felt that if he brooded on what he had gone through he would sicken or grow mad.

Дориан почувствовал, что заболеет или сойдет с ума, если еще долго будет раздумывать об этом.

There were sins whose fascination was more in the memory than in the doing of them; strange triumphs that gratified the pride more than the passions, and gave to the intellect a quickened sense of joy, greater than any joy they brought, or could ever bring, to the senses.

Есть грехи, которые вспоминать сладостнее, чем совершать, -- своеобразные победы, которые утоляют не столько страсть, сколько гордость, и тешат душу сильнее, чем они когда-либо тешили и способны тешить чувственность.

But this was not one of them. It was a thing to be driven out of the mind, to be drugged with poppies, to be strangled lest it might strangle one itself.

Но этот грех был не таков, его надо было изгнать из памяти, усыпить маковыми зернами, задушить поскорее, раньше, чем он задушит того, кто его совершил.

When the half-hour struck, he passed his hand across his forehead, and then got up hastily, and dressed himself with even more than his usual care, giving a good deal of attention to the choice of his necktie and scarf-pin, and changing his rings more than once.

Часы пробили половину десятого. Дориан провел рукой по лбу и поспешно встал с постели. Он оделся даже тщательнее обычного, с особой заботливостью выбрал галстук и булавку к нему, несколько раз переменил кольца.

He spent a long time also over breakfast, tasting the various dishes, talking to his valet about some new liveries that he was thinking of getting made for the servants at Selby, and going through his correspondence.

За завтраком сидел долго, отдавая честь разнообразным блюдам и беседуя с лакеем относительно новых ливрей, которые намеревался заказать для всей прислуги в Селби.

At some of the letters he smiled.

Просмотрел утреннюю почту.

Three of them bored him. One he read several times over, and then tore up with a slight look of annoyance in his face.

Некоторые письма он читал с улыбкой, три его раздосадовали, а одно он перечел несколько раз со скучающей и недовольной миной, потом разорвал.

"That awful thing, a woman's memory!" as Lord Henry had once said.

"Убийственная вещь эта женская память!" -вспомнились ему слова лорда Генри.

After he had drunk his cup of black coffee, he wiped his lips slowly with a napkin, motioned to his servant to wait, and going over to the table sat down and wrote two letters.

Напившись черного кофе, он не спеша утер рот салфеткой, жестом остановил выходившего из комнаты лакея и, сев за письменный стол, написал два письма.

One he put in his pocket, the other he handed to the valet.

Одно сунул в карман, другое отдал лакею.

"Take this round to 152, Hertford Street, Francis, and if Mr. Campbell is out of town, get his address."

-- Снесите это, Фрэнсис, на Хертфордстрит, сто пятьдесят два. А если мистера Кэмпбела нет в Лондоне, узнайте его адрес.

As soon as he was alone, he lit a cigarette, and began sketching upon a piece of paper, drawing first flowers, and bits of architecture, and then human faces.

Оставшись один, Дориан закурил папиросу и в ожидании принялся рисовать на клочке бумаги сперва цветы и всякие архитектурные орнаменты, потом человеческие лица.

Suddenly he remarked that every face that he drew seemed to have a fantastic likeness to Basil Hallward.

Вдруг он заметил, что все лица, которые он рисовал, имели удивительное сходство с Бэзилом Холлуордом.

He frowned, and, getting up, went over to the bookcase and took out a volume at hazard.

Он нахмурился, бросил рисовать, и, подойдя к шкафу, взял с полки первую попавшуюся книгу.

He was determined that he would not think about what had happened until it became absolutely necessary that he should do so.

Он твердо решил не думать о том, что случилось, пока в этом нет крайней необходимости.

When he had stretched himself on the sofa, he looked at the title-page of the book.

Дориан прилег на кушетку и раскрыл книгу.

It was Gautier's "?maux et Cam?es," Charpentier's Japanese-paper edition, with the Jacquemart etching.

Это были "Эмали и камеи" Готье в роскошном издании Шарпантье на японской бумаге с гравюрами Жакмара.

The binding was of citron-green leather, with a design of gilt trellis-work and dotted pomegranates.

На переплете из лимонножелтой кожи был вытиснен узор -- золотая решетка и нарисованные пунктиром гранаты.

It had been given to him by Adrian Singleton.

Книгу эту подарил ему Адриан Синглтон.

As he turned over the pages his eye fell on the poem about the hand of Lacenaire, the cold yellow hand "du supplice encore mal lav?e," with its downy red hairs and its "doigts de faune."