Следы на песке

Глава десятая

«Скайлон»,[41] казалось, парил в воздухе — огромная вертикальная серебристая игла.

Оливер Невилл представил, как было бы здорово оказаться на самом кончике этой иглы, высоко над толпами посетителей Британского фестиваля. Наверное, можно было бы увидеть весь Лондон, а может быть, даже всю Англию. Наверное, это так же здорово, как забраться в кабину ракеты Флэша Гордона.[42]

При мысли о Флэше Гордоне Оливер улыбнулся сам себе, засунул руки в карманы школьных шорт и направился в следующий павильон. Внутри оказалось скучно до зевоты (двадцать пять тысяч фотографий, иллюстрирующих широкий размах британской промышленности) — почти так же скучно, как на уроке географии. Не обращая внимания на красную пунктирную линию, вдоль которой двигались остальные посетители, он начал пробираться сквозь толпу к выходу. Синее небо и свежий воздух были гораздо приятнее темной затхлости павильона. Оливер сел на траву и порылся в карманах, набирая мелочь на еще один шербет, шестой за сегодняшний день. Первый он купил еще на вокзале Паддингтон. Ему нравилось быстро всасывать жидкость через лакричную трубочку, так, чтобы смесь сахара и лимона обжигала горло.

Когда с шербетом было покончено, Оливер прижал колени к подбородку и принялся жевать лакрицу, думая о том, как было бы хорошо, если бы этот фестиваль существовал только для него одного. Ни хулиганов из муниципальных школ — неряшливых, в дырявых пуловерах и стоптанных ботинках, ни шаркающих стариков, которые с раздражающей неспешностью переходят из павильона в павильон. Он представил, как на площадь Саут-Бэнк опускаются марсианские корабли, а их магнетроновые пушки сверкают зеленым огнем. Все начнут кричать и разбегаться в стороны, и Оливер останется один. Он пройдет по всем двадцати семи павильонам, увидит все самое интересное, заберется по тонкой лестнице на Купол открытий и пробежит по серебристой крыше, напоминающей летающую тарелку. Он пойдет в парк развлечений в Бэттерси, один прокатится по миниатюрной железной дороге и проплывет на лодке по сказочному пруду. И будет кружиться на каждой карусели сколько захочет.

Но в чистом голубом небе не было никаких марсиан, и Оливер почувствовал себя усталым и одиноким. Хорошо, если бы прабабушка была сейчас рядом. Помимо всего прочего, его начало немного поташнивать: видимо, шесть шербетов за один день оказалось чересчур много.

— Симпатичный твид, — вежливо заметила Фейт, с унынием разглядывая сваленную на кровати кипу одежды скучных зеленых, серых и красно-коричневых цветов. — К сожалению, мы не берем твид. Может быть, у вас есть что-нибудь более легкое?

— А Мэриголд Лайл уверяла меня, что вы берете одежду хорошего качества, — сказала достопочтенная мисс Фрэнсис Брент-Бротон обиженно-надменным тоном.

— Наш магазин специализируется на оригинальных моделях дневной и вечерней одежды. Мы берем и старые платья, главное, чтобы ткань была хорошей.

— Как странно, — фыркнула Фрэнсис и исчезла в глубине гардеробной.

Фейт украдкой посмотрела на часы. Почти три. Вечеринка назначена на шесть. Мисс Брент-Бротон позвонила сегодня утром, и сначала Фейт хотела отклонить ее предложение. Ей нравилось искать сокровища на уличных рынках и в комиссионных магазинах, но ездить по домам она не любила. Забирая остатки былой роскоши у тех, кто когда-то был богат, она чувствовала себя почти стервятницей. Но затем Фейт сказала себе, что ради дела надо отбросить сентиментальность, тем более что Руфус предоставил в ее распоряжение свой фургон. К тому же, ее привлекал шанс отыскать какую-нибудь изысканную вещицу.

Однако среди твидовых юбок и пиджаков ничего изысканного не было. Фейт посмотрела в окно на парк, раскинувшийся позади особняка Брент-Бротонов. Из-за 75-процентного налога, установленного правительством, все это скоро пойдет на продажу. Владеть такой усадьбой и затем потерять ее — это тяжело, подумала Фейт. Как жестока порой бывает судьба…

— Есть еще вот это… — с сомнением сказала мисс Брент-Бротон, выползая широким задом из гардеробной. — Это платья моей матери.

Фейт взяла у нее из рук ворох шифона акварельных тонов.

— Какие уродливые старые фасоны, — добавила достопочтенная Фрэнсис. — Чтобы носить их, женщина не должна иметь никакой фигуры — ни талии, ни бюста.

Подойдя к трюмо, Фейт приложила к себе одно из платьев. Прелестная вещь двадцатых годов: заниженная талия, вышивка бисером и подол из косых треугольников.

— Ну что, берете или нет? — спросила мисс Брент-Бротон. — Боюсь, они побиты молью, так что я не рассчитываю получить много.

— Я возьму эти платья.

Возвращаясь в Сохо, Фейт пела про себя от радости. Остановив машину у тротуара, она вбежала в магазин. Кон, в рабочем комбинезоне и косынке, стояла на верхней ступеньке стремянки.

— Шикарные вечерние платья от Пату! — с порога крикнула Фейт. — Хорошая добыча, правда? Одно совсем изъедено молью, но я смогу использовать ткань для лоскутного шитья.

— Умница.

— А где Лиззи?

— Наверху, готовит бутерброды.

Фейт повесила платья в своей комнате. Лишь на мгновение она зарылась лицом в складки шелка, бархата и кружев и вдохнула слабый запах затхлости и нафталина, такой характерный для старой одежды. А затем отправилась на поиски племянницы.

Вечеринку устроили, чтобы отпраздновать приобретение магазина в аренду. А заодно сломать перегородку, разделяющую две маленькие комнатки на первом этаже. Фейт и Кон одолжили кирку и несколько больших молотков, наготовили горы бутербродов и накупили пива и лимонада. Они по очереди замахивались киркой и били по стене, пока наконец не выпал первый кирпич и свет не пробился из одной комнаты в другую. Все захлопали в ладоши и подняли тост за магазин «Холли-Блю».

Удары кирки сопровождались звуками граммофона. При всем желании нельзя было бы впихнуть в это тесное помещение больше гостей, подумала Фейт.

— Если все они будут покупать у нас одежду, мы сказочно разбогатеем, — сказала она Кон.

— Не будут. Некоторые купят шарфик или, может быть, пару платьев. — Кон нахмурилась и обвела глазами толпу. — Кстати, кто все эти люди? Я не знаю и половины из них.

— Ну… разные знакомые, — неопределенно пояснила Фейт. — Штукатур, плотник, соседи…

— А также их дядюшки и тетушки. Послушай, Фейт…

— И еще шофер…

— Который не купит даже катушки ниток, — фыркнула Кон.

— Но вряд ли наши особо важные клиенты взяли бы в руку кирку, — усмехнулась Фейт.

— У нас нет особо важных клиентов, Фейт. Лишь горстка эксцентричных знакомых, которые покупают одно-два платья, когда финансовые обстоятельства позволяют им сделать это.

— Зато они верны нам, — подчеркнула Фейт. — Кстати, здесь Клио Бетанкур.

— Да? Наша дорогая Клио… Пойду отыщу ее.

Кон исчезла. Снова раздались радостные возгласы: полдюжины кирпичей одновременно посыпались на пол. Кто-то потянул Фейт за рукав.

— Тетя Фейт, можно я тоже ударю по стене?

Глядя на Элизабет, Фейт часто думала, что краткий опыт материнства Николь почти не отразился на ее дочери. Элизабет была маленькой женственной копией Дэвида Кемпа: темноволосая, с серьезными глазами, необычайно разумная в свои десять лет. Лишь иногда в сияющей улыбке и жизнерадостности племянницы Фейт с болью узнавала Николь.

— Конечно, Лиззи, — с улыбкой сказала она.

Вечеринка шла своим чередом. Фейт оставила гостей и вышла в крохотный задний двор, заваленный кучами кирпичей, оставшихся от стены. К ней подошел Руфус.

— Я принес тебе выпить. — Он махнул рукой в сторону кирпичей. — Ну как, ты довольна?

— Очень. — Она благодарно улыбнулась. — Я уже начала думать, что не дождусь открытия магазина, что вся наша затея — сродни одному из этих фантастических чудовищ… забыла, как они называются…

— Химеры, — услужливо подсказал Руфус.

— Спасибо.

— Спасибо моему классическому образованию.

— Десять лет, Руфус, это заняло десять лет.

— Так долго? — присвистнул он.

— Мы с Кон впервые заговорили о «Холли-Блю» в декабре сорок первого. За день до гибели Поппи.

Она посмотрела в черное бархатное небо и подумала, что эти два события стали неотделимы друг от друга. Как будто кто-то провел черту, отделив ту жизнь, которая закончилась со смертью матери, от той, что началась словами Кон: «Я всегда мечтала иметь магазинчик». Из дома доносился шум и смех гостей, но Фейт вдруг охватило чувство ужасного одиночества.

— Мне столько пришлось работать, Руфус, чтобы скопить деньги, — негромко сказала она. — С отвращением вспоминаю эти магазины, рестораны, тупоголовых девчонок, которых я пыталась учить французскому…

— Нужно было выйти за меня замуж, Фейт. Я избавил бы тебя от всего этого.

Она рассмеялась.

— И на какие средства мы бы жили?

— Мы бы питались нектаром и молоком райских птиц. Я не отстану от тебя, Фейт. Вода камень точит.

Он наклонился, поцеловал ее и вернулся в дом. Фейт осталась во дворе. Она думала о том, что было бы, если бы она вышла замуж за Руфуса. Возможно, у них были бы дети, которые заполнили бы пустоту в ее душе. У нее есть магазин, жилье, бессчетное множество друзей, но эта брешь так и не затянулась.

Когда зазвонил телефон, они готовились к приходу гостей. Гай взял трубку, втайне надеясь, что это срочный вызов к больному — тогда он сможет избежать утомительного вечера. Слушая то, что говорил голос на другом конце линии, Гай все больше и больше тревожился. Несколько раз он перебивал поток слов резкими, короткими вопросами. Когда разговор закончился, он сделал еще один короткий звонок, потом положил трубку и пошел искать Элеонору.

Она была в своей спальне, у туалетного столика.

— Звонили из Уайтленда. По-видимому, Оливер сбежал из школы. — Глядя на отражение в зеркале, Гай увидел, как округлились глаза Элеоноры. — Его не видели с утра. По пятницам занятия заканчиваются раньше, поэтому отсутствие Оливера обнаружили только во время полдника. Они потеряли два часа на поиски и только потом позвонили мне узнать, приехал ли он домой.

— Гай, его могли похитить.

— Вряд ли. Мы для этого недостаточно богаты.

— Как ты можешь шутить в такой момент…

— Пропали его форменная куртка и кепи. И уличные ботинки. В его ящичке не осталось карманных денег. К тому же он подговорил приятеля обмануть учителей физкультуры. Тот, кто проводил кросс, считал, что Оливер играет в крикет, и наоборот. А после того как этот бестолковый классный наставник положил трубку, я позвонил на ближайшую станцию железной дороги. Мне сказали, что в середине дня светловолосый мальчик в форме Уайтлендской школы действительно купил билет второго класса до Лондона. — Он зажег сигарету. — Очевидно, у Оливера какие-то неприятности. Завтра утром ему предстояло явиться в кабинет директора. Вот он и предпочел сбежать. — Гай положил руку на плечо Элеоноры. Ее кожа была слегка влажной на ощупь. — Не волнуйся. Он вернется. Оливер — вполне самостоятельный мальчик.

— Но… он поехал в Лондон! — прошептала она. — Один! Ему всего одиннадцать!

— Если он не появиться здесь… дай сообразить… к восьми часам, то я позвоню в полицию. В школе хотят, чтобы я отложил это до утра — естественно, они предпочли бы избежать скандала, — но я не намерен ждать так долго.