Инфанта (Анна Ягеллонка)

Талвощ заломил руки. Проклинал теперь свою болезнь вдвое больше, потому что был убеждён, что здоровый он не допустил бы такой поспешности.

Как только бедный смог дотащиться и появиться на дворе, пошёл к принцессе; но прежде чем он её увидел, заступила ему дорогу Жалинская в отчаянии, что Заглобянку для сына не могла получить.

Баба была злая, подозрительная, сварливая. Нагнулась к уху литвина.

– Помяни моё слово, – воскликнула она в отчаянии, – это другая Заглобянка. Дядя фальшивый, всё это комедия неправедная. Злоупотребили доброй верой нашей пани. Это французское дело.

Талвощ сразу возмутился.

– Но каким же образом? Этого не может быть.

– Или её для короля завербовали, или для того герцога, что при нём (Невер), или для Пибрака. Для кого, не знаю, но клянусь, что дала себя свести с ума.

Литвин стоял, такой погружённый в себя и прибитый этой новостью, которая казалась ему такой чудовищной, что говорить не мог.

– Вы знаете, пани Жалинская, – сказал он наконец, – как она была горда и неприступна. Никогда не допускала ни малейшего непостоянства.

– Короли не такие чудеса выполняли, – отпарировала, злобно смеясь, Жалинская. – Ты думаешь, что Заячковская другой была? Кубок в кубок… и к ней было не приступить, а всё-таки её для короля получили.

– Но Дося! С этим умом! – сказал Талвощ.

– Глупый это был ум! – закончила Жалинская.

– Откуда у вас это подозрение? – спросил Талвощ.

– У меня свои дороги, свои люди, – ответила Жалинская. – Позже узнаем, где то Подолье, в которое увезли Досю. Я очень боюсь, как бы оно дальше Неполомиц не было.

Король как раз выбирался в Неполомицы. Талвощ, никому ничего не говоря, как только кое-как вернулся к силам, сел на коня и один двинулся, куда ему указали.

Три дня его в замке не было, а когда вернулся и показался снова, или от болезни, или от усталости, или от великой боли таким был измученным, постаревшим, что жалость брала, глядя на него.

Принцесса велела его к себе позвать; но в разговоре с ней о Досе никакого упоминания не было. Он не вспомнил о ней, Анна тоже или умысленно, или занятая другими делами, не говорила вовсе о потерянной служанке.

Выходящего от принцессы, его зацепила Жалинская.

– Где ты был?

– Я ездил на деревню, думая, что мне иной воздух поможет, – сказал он.

Не сказал даже, что был в Неполомицах.

Никогда он от лучшего рассмотрения французов не был их приятелем, но с этой минуты стал их самым яростным врагом.

Где только на них вешали собак и угрожали, Талвощ там определённо был и никогда не приходил с пустыми руками. Он лучше всех знал о суровом разврате в замке, о ночных забавах короля, о его служках, итальянцах и французах, о любовницах, которых из Парижа сюда присылали.

Знал больше всех, потому что утверждал, что король французский долго не проживёт, потому что ему в соусе к щуке подложили такой яд, который его постепенно должен был сжить со света.

Не прошло недели, когда Талвощ в замке, поссорившись с Журденом, вызвал его на дуэль, но тут биться было нельзя. Поэтому выехали за город. Литвин после болезни ещё не много имел сил, но он был в ярости, и французу, прежде чем договорились, отвратительно полоснул по голове.

Подставился другой, мстя за него, и тому досталось – оставили в покое.

Потом он не мог показываться в замке, потому что другие угрожали, но в городе встречался с ними и его уже там не зацепляли.