Портрет Дориана Грея [англ. и рус. параллельные тексты]

The gas-lamps grew fewer, and the streets more narrow and gloomy.

Все реже встречались фонари, и улицы, которыми проезжал теперь кеб, становились все более узкими и мрачными.

Once the man lost his way, and had to drive back half a mile.

Кучер даже раз сбился с дороги, и пришлось ехать обратно с полмили.

A steam rose from the horse as it splashed up the puddles.

Лошадь уморилась, шлепая по лужам, от нее валил пар.

The side-windows of the hansom were clogged with a grey-flannel mist.

Боковые стекла кеба были снаружи плотно укрыты серой фланелью тумана.

"To cure the soul by means of the senses, and the senses by means of the soul!"

"Лечите душу ощущениями, а ощущения пусть лечит душа".

How the words rang in his ears!

Как настойчиво звучали эти слова в ушах Дориана.

His soul, certainly, was sick to death.

Да, душа его больна смертельно.

Was it true that the senses could cure it?

Но вправду ли ощущения могут исцелить ее?

Innocent blood had been spilt.

Ведь он пролил невинную кровь.

What could atone for that?

Чем можно это искупить?

Ah! for that there was no atonement; but though forgiveness was impossible, forgetfulness was possible still, and he was determined to forget, to stamp the thing out, to crush it as one would crush the adder that had stung one.

Нет, этому нет прощения!.. Ну что ж, если нельзя себе этого простить, так можно забыть. И Дориан твердо решил забыть, вычеркнуть все из памяти, убить прошлое, как убивают гадюку, ужалившую человека.

Indeed, what right had Basil to have spoken to him as he had done?

В самом деле, какое право имел Бэзил говорить с ним так?

Who had made him a Judge over others?

Кто его поставил судьей над другими людьми?

He had said things that were dreadful, horrible, not to be endured.

Он сказал ужасные слова, слова, которые невозможно было стерпеть.

On and on plodded the hansom, going slower, it seemed to him, at each step.

Кеб тащился все дальше и, казалось, с каждым шагом все медленнее.

He thrust up the trap, and called to the man to drive faster.

Дориан опустил стекло и крикнул кучеру, чтобы оп ехал быстрее.

The hideous hunger for opium began to gnaw at him. His throat burned, and his delicate hands twitched nervously together.

Его томила мучительная жажда опиума, в горле пересохло, холеные руки конвульсивно сжимались.

He struck at the horse madly with his stick.

Он в бешепстве ударил лошадь своей тростью.

The driver laughed, and whipped up.

Кучер рассмеялся и, в свою очередь, подстегнул ее кнутом.

He laughed in answer, and the man was silent.

Дориан тоже засмеялся -- и кучер почему-то притих.

The way seemed interminable, and the streets like the black web of some sprawling spider.

Казалось, езде не будет конца. Сеть узких уличек напоминала широко раскинутую черную паутину.

The monotony became unbearable, and, as the mist thickened, he felt afraid.

В однообразии их было что-то угнетающее. Туман все сгущался. Дориану стало жутко.

Then they passed by lonely brickfields.

Проехали пустынный квартал кирпичных заводов.

The fog was lighter here, and he could see the strange bottle-shaped kilns with their orange fan-like tongues of fire.

Здесь туман был не так густ, и можно было разглядеть печи для обжига, похожие на высокие бутылки, из которых вырывались оранжевые веерообразные языки пламени.

A dog barked as they went by, and far away in the darkness some wandering sea-gull screamed.

На проезжавший кеб залаяла собака, где-то далеко во мраке кричала заблудившаяся чайка.

The horse stumbled in a rut, then swerved aside, and broke into a gallop.

Лошадь споткнулась, попав ногой в колею, шарахнулась в сторону и поскакала галопом.

After some time they left the clay road, and rattled again over rough-paven streets.

Через некоторое время они свернули с грунтовой дороги, и кеб снова загрохотал по неровной мостовой.

Most of the windows were dark, but now and then fantastic shadows were silhouetted against some lamp-lit blind.

В окнах домов было темно, и только коегде на освещенной изнутри шторе мелькали фантастические силуэты.

He watched them curiously.

Дориан с интересом смотрел на них.

They moved like monstrous marionettes, and made gestures like live things.

Они двигались, как громадные марионетки, а жестикулировали, как живые люди.

He hated them.

Но скоро они стали раздражать его.

A dull rage was in his heart.

В душе поднималась глухая злоба.

As they turned a corner a woman yelled something at them from an open door, and two men ran after the hansom for about a hundred yards.

Когда завернули за угол, женщина крикнула им что-то из открытой двери, в другом месте двое мужчин погнались за кебом и пробежали ярдов сто.

The driver beat at them with his whip.

Кучер отогнал их кнутом.

It is said that passion makes one think in a circle.

Г оворят, у человека, одержимого страстью, мысли вращаются в замкнутом кругу.

Certainly with hideous iteration the bitten lips of Dorian Gray shaped and reshaped those subtle words that dealt with soul and sense, till he had found in them the full expression, as it were, of his mood, and justified, by intellectual approval, passions that without such justification would still have dominated his temper.

Действительно, искусанные губы Дориана Грея с утомительной настойчивостью повторяли и повторяли все ту же коварную фразу о душе и ощущениях, пока он не внушил себе, что она полностью выражает его настроение и оправдывает страсти, которые, впрочем, и без этого оправдания все равно владели бы им.

From cell to cell of his brain crept the one thought; and the wild desire to live, most terrible of all man's appetites, quickened into force each trembling nerve and fibre.

Одна мысль заполонила его мозг, клетку за клеткой, и неистовая жажда жизни, самый страшный из человеческих аппетитов, напрягала, заставляя трепетать каждый нерв, каждый фибр его тела.

Ugliness that had once been hateful to him because it made things real, became dear to him now for that very reason.

Уродства жизни, когда-то ненавистные ему, потому что возвращали к действительности, теперь по той же причине стали ему дороги.

Ugliness was the one reality.

Да, безобразие жизни стало единственной реальностью.

The coarse brawl, the loathsome den, the crude violence of disordered life, the very vileness of thief and outcast, were more vivid, in their intense actuality of impression, than all the gracious shapes of Art, the dreamy shadows of Song.

Грубые ссоры и драки, грязные притоны, бесшабашный разгул, низость воров и подонков общества поражали его воображение сильнее, чем прекрасные творения Искусства и грезы, навеваемые Песней.

They were what he needed for forgetfulness.

Они были ему нужны, потому что давали забвение.

In three days he would be free.

Он говорил себе, что через три дня отделается от воспоминаний.

Suddenly the man drew up with a jerk at the top of a dark lane.

Вдруг кучер рывком остановил кеб у темного переулка.

Over the low roofs and jagged chimney stacks of the houses rose the black masts of ships.

За крышами и ветхими дымовыми трубами невысоких домов виднелись черные мачты кораблей.

Wreaths of white mist clung like ghostly sails to the yards.

Клубы белого тумана, похожие на призрачные паруса, льнули к их реям.

"Somewhere about here, sir, ain't it?" he asked huskily through the trap.

-- Это где-то здесь, сэр? -- хрипло спросил кучер через стекло.

Dorian started, and peered round.

Дориан встрепенулся и окинул улицу взглядом.

"This will do," he answered, and, having got out hastily, and given the driver the extra fare he had promised him, he walked quickly in the direction of the quay.

-- Да, здесь, -- ответил он и, поспешно выйдя из кеба, дал кучеру обещанный второй соверен, затем быстро зашагал по направлению к набережной.

Here and there a lantern gleamed at the stern of some huge merchantman.

Коегде на больших торговых судах горели фонари.

The light shook and splintered in the puddles.

Свет их мерцал и дробился в лужах.

A red glare came from an outward-bound steamer that was coaling.

Вдалеке пылали красные огни парохода, отправлявшегося за границу и набиравшего уголь.

The slimy pavement looked like a wet mackintosh.

Скользкая мостовая блестела, как мокрый макинтош.

He hurried on towards the left, glancing back now and then to see if he was being followed.

Дориан пошел налево, то и дело оглядываясь, чтобы убедиться, что никто за ним не следит.

In about seven or eight minutes he reached a small shabby house, that was wedged in between two gaunt factories.

Через семьвосемь минут он добрался до ветхого, грязного дома, вклинившегося между двумя захудалыми фабриками.

In one of the top-windows stood a lamp.

В окне верхнего этажа горела лампа.

He stopped, and gave a peculiar knock.

Здесь Дориан остановился и постучал в дверь. Стук был условный.

After a little time he heard steps in the passage, and the chain being unhooked.

Через минуту он услышал шаги в коридоре, и забренчала снятая с крюка дверная цепочка.

The door opened quietly, and he went in without saying a word to the squat misshapen figure that flattened itself into the shadow as he passed.

Затем дверь тихо отворилась, и он вошел, не сказав ни слова приземистому тучному человеку, который отступил во мрак и прижался к стене, давая ему дорогу.

At the end of the hall hung a tattered green curtain that swayed and shook in the gusty wind which had followed him in from the street.

В конце коридора висела грязная зеленая занавеска, колыхавшаяся от резкого ветра, который ворвался в открытую дверь.

He dragged it aside, and entered a long, low room which looked as if it had once been a third-rate dancing-saloon.

Отдернув эту занавеску, Дориан вошел в длинное помещение с низким потолком, похожее на третьеразрядный танцкласс.

Shrill flaring gas-jets, dulled and distorted in the fly-blown mirrors that faced them, were ranged round the walls.

На стенах горели газовые рожки, их резкий свет тускло и криво отражался в засиженных мухами зеркалах.

Greasy reflectors of ribbed tin backed them, making quivering discs of light.

Над газовыми рожками рефлекторы из гофрированной жести казались дрожащими кругами огня.

The floor was covered with ochre-coloured sawdust, trampled here and there into mud, and stained with dark rings of spilt liquor.

Пол был усыпан яркожелтыми опилками со следами грязных башмаков и темными пятнами от пролитого вина.

Some Malays were crouching by a little charcoal stove playing with bone counters, and showing their white teeth as they chattered.

Несколько малайцев, сидя на корточках у топившейся железной печурки, играли в кости, болтали и смеялись, скаля белые зубы.

In one corner, with his head buried in his arms, a sailor sprawled over a table, and by the tawdrily-painted bar that ran across one complete side stood two haggard women mocking an old man who was brushing the sleeves of his coat with an expression of disgust.

В одном углу, навалившись грудью на стол и положив голову на руки, сидел моряк, а у пестро размалеванной стойки, занимавшей всю стену, две изможденные женщины дразнили старика, который брезгливо чистил щеткой рукава своего пальто.

"He thinks he's got red ants on him," laughed one of them, as Dorian passed by.

-- Ему все чудится, будто по нему красные муравьи ползают, -- с хохотом сказалаодна из женщин проходившему мимо Дориану.

The man looked at her in terror and began to whimper.

Старик с ужасом посмотрел на нее и жалобно захныкал.

At the end of the room there was a little staircase, leading to a darkened chamber.

В дальнем конце комнаты лесенка вела в затемненную каморку.

As Dorian hurried up its three rickety steps, the heavy odour of opium met him.

Дориан взбежал по трем расшатанным ступенькам, и ему ударил в лицо душный запах опиума.

He heaved a deep breath, and his nostrils quivered with pleasure.

Он глубоко вдохнул его, и ноздри его затрепетали от наслаждения.

When he entered, a young man with smooth yellow hair, who was bending over a lamp, lighting a long thin pipe, looked up at him, and nodded in a hesitating manner.

Когда он вошел, белокурый молодой человек, который, наклонясь над лампой, зажигал длинную тонкую трубку, взглянул на него и нерешительно кивнул ему головой.

"You here, Adrian?" muttered Dorian.

-- Вы здесь, Адриан?

"Where else should I be?" he answered, listlessly. "None of the chaps will speak to me now."

-- Где же мне еще быть? -- был равнодушный ответ.-- Со мной теперь никто из прежних знакомых и разговаривать не хочет.

"I thought you had left England."

-- А я думал, что вы уехали из Англии.

"Darlington is not going to do anything.

-- Дарлингтон палец о палец не ударит...

My brother paid the bill at last.

Мой брат наконец уплатил по векселю...

George doesn't speak to me either....

Но Джордж тоже меня знать не хочет...

I don't care," he added, with a sigh. "As long as one has this stuff, one doesn't want friends.