Остров тридцати гробов [сборник]

9. Пыточная клеть

Вероника могла рассчитывать на успех лишь при том условии, что дверь отворяется наружу и она сразу увидит неприятеля. Несчастная женщина стала осматривать дверь и вдруг внизу, вопреки всякой логике, увидела толстую, массивную задвижку. Может, воспользоваться ею?

Веронике некогда было раздумывать над преимуществами и недостатками этого намерения. Она услышала звон ключей и почти сразу скрежет одного из них в замке.

Вероника ясно представила себе, что может сейчас произойти, и испугалась. Враги войдут внутрь, а она, растерянная, не имея возможности как следует повернуться, прицелится плохо, и ее выстрелы не достигнут цели. В этом случае они затворят дверь и, не мешкая, бросятся в камеру к Франсуа.

При этой мысли молодая женщина пришла в ужас и, недолго думая, одной рукой задвинула щеколду, а другой, привстав, захлопнула ставень на окошке. Щелкнула задвижка. Теперь в камеру нельзя было ни войти, ни даже заглянуть.

И сразу она поняла всю нелепость своего поступка, который никак не мешал врагам привести угрозу относительно Франсуа в исполнение. Подскочивший к ней Стефан воскликнул:

– Боже, что вы наделали? Они же видели, что я не двинулся с места, и теперь знают, что здесь есть еще кто-то.

– Вот именно, – принялась оправдываться Вероника. – Им придется сломать дверь, благодаря чему мы выиграем необходимое время.

– Необходимое для чего?

– Для бегства.

– Каким образом?

– Франсуа нас окликнет… Франсуа…

Она не договорила. Чьи-то быстрые шаги удалялись по коридору. Сомнений не было: враг, не опасаясь более на счет Стефана, побег которого казался ему невозможным, отправился на верхний этаж подземелья. А не мог ли он предположить, что друзья каким-то образом сговорились, что мальчик находится в камере Стефана и запер дверь?

Получалось, что Вероника ускорила ход событий именно в том направлении, которого так боялась по многим причинам, и теперь Франсуа застанут врасплох, когда он будет готов к побегу.

Это сразило ее наповал.

– Зачем я пришла сюда? – шептала молодая женщина. – Гораздо проще было подождать! Вдвоем мы бы обязательно вас вызволили.

Среди беспорядочных мыслей промелькнула одна: не потому ли она поспешила на помощь Стефану, что знала о его любви к ней? Не презренное ли любопытство толкнуло ее на это? Но Вероника тут же отмела эту нелепую мысль и сказала:

– Нет, я должна была сюда прийти. Нас просто преследует рок.

– Не думайте так, – возразил Стефан, – все образуется.

– Слишком поздно! – покачав головой, проронила она.

– Почему? Кто может поручиться, что Франсуа еще не выбрался из своей темницы? Вы же сами совсем недавно так считали.

Вероника не ответила. Ее бледное лицо исказилось. Страдания научили ее ощущать приближение угрозы. А угроза была везде. Снова пришло время испытаний, еще более ужасных, чем предыдущие.

– Нас окружает смерть, – промолвила она.

Стефан сделал попытку улыбнуться.

– Вы говорите, точно жительница Сарека. Вас преследуют те же страхи.

– У них были причины бояться. Да и вы сами чувствуете ужас всего происходящего.

Она бросилась к двери, отодвинула щеколду и попыталась открыть, но что она могла сделать с массивной деревянной створкой, обитой железными полосами?

Стефан схватил ее за руку.

– Постойте-ка! Слышите?… Кажется…

– Да, наверху кто-то стучит… Прямо над нами, в камере Франсуа.

– Да нет же, послушайте!

Через несколько секунд в наступившей тишине в толще скалы снова послышались удары. Но раздавались они под ними.

– Такие же звуки я слышал сегодня утром, – в смятении произнес Стефан. – Они продолжают заниматься все тем же, я говорил… А, я понял!

– Что поняли? Что вы хотите сказать?

Удары повторялись через равные промежутки времени, затем стихли, и послышался глухой непрерывный звук, сопровождавшийся скрежетом и потрескиваниями. Похожий звук издают механизмы, когда они только трогаются с места, – к примеру, лебедки, служащие на кораблях для подъема из воды шлюпок.

Вероника прислушивалась, со страхом ожидая того, что должно было вот-вот произойти, пытаясь догадаться, ища хоть намека на объяснение в глазах Стефана, который стоял рядом с нею и смотрел на нее, как смотрят в миг опасности на любимую женщину.

Внезапно Вероника покачнулась и оперлась одной рукой о стену. Ей показалось, будто пещера, даже вся скала пришла в движение.

– Ах, неужели я так дрожу? – прошептала она. – Неужели я вся дрожу от ужаса? – Схватив Стефана за руки, она потребовала: – Отвечайте! Я хочу знать.

Он молчал. В его повлажневших от слез глазах была лишь громадная любовь и безграничное отчаяние. Он думал только о ней.

Да и разве была необходимость объяснять происходящее, когда оно само, по мере того как текли секунды, открывалось перед ними в своей кошмарной яви? Оно было столь странно, столь далеко от обыденного, до такой степени выходило за пределы всего ужасного, что только можно было вообразить, что Вероника, уже начавшая понимать, в чем дело, отказывалась в это поверить.

Словно открывающийся наружу люк, квадратная плита, сделанная из толстенных брусьев и занимавшая почти всю пещеру, начала с одного конца подниматься, поворачиваясь вокруг неподвижной оси, расположенной вдоль наружного края пещеры, у самой пропасти. Почти неощутимое движение плиты походило на движение поднимающейся крышки, она уже приняла вид трамплина, с наклоном к краю пещеры – наклоном пока незначительным, пока не мешавшим сохранять равновесие.

В первую секунду Вероника подумала, что враги намереваются раздавить их между этим неумолимо поднимающимся полом и сводом пещеры. Но почти сразу она поняла: жуткая машина, действовавшая на манер подъемного моста, должна была в результате столкнуть их в бездну. И она, несомненно, не подведет. Их конец был неотвратим, неизбежен. Что бы они ни пытались предпринять, как бы ни старались скрючиться, все равно должен наступить миг, когда своеобразный подъемный мост займет вертикальное положение и его поверхность станет частью отвесной скалы.

– Это ужасно… Ужасно… – прошептала Вероника.

Молодые люди все еще держались за руки. Стефан молча плакал.

Она простонала:

– Мы ничего не можем сделать, да?

– Ничего, – отозвался он.

– Но по бокам плиты есть немного места, пещера ведь круглая. Мы могли бы…

– Места слишком мало. Если стать между одним из краев плиты и стеной, тебя раздавит. Все рассчитано. Я часто об этом размышлял.

– Как же нам быть?

– Остается ждать.

– Кого? Кого ждать?

– Франсуа.

– О Франсуа, – со сдавленным рыданием произнесла Вероника. – Он, может быть, тоже уже погиб. Или пошел нас разыскивать и угодил в какую-нибудь ловушку. Как бы там ни было, я его больше не увижу. И он ничего не узнает. И даже не увидит мать перед смертью. – Она с силой сжала руки молодого человека и проговорила: – Дорогой Стефан, если одному из нас удастся избежать смерти, а я надеюсь, что это будете вы…

– Это будете вы, – убежденно ответил он. – Меня даже удивляет, что враги казнят вас вместе со мной. Но они, разумеется, не знают, что вы здесь.

– Это удивляет и меня, – заметила Вероника. – Мне ведь уготована иная смерть… Но какая мне разница, если я больше не увижу сына! Стефан, я поручаю его вам, хорошо? Я знаю, сколько вы для него сделали…

Плита медленно продолжала подниматься, иногда сотрясаясь и дергаясь. Наклон увеличивался. Еще несколько минут, и они уже не смогут разговаривать спокойно, без помех.

Стефан ответил:

– Если я останусь в живых, клянусь вам довести свое дело до конца. Клянусь вам в память…

– В память обо мне, – отчеканила Вероника, – в память о Веронике, которую вы знали… и любили.

Он бросил на нее горящий взгляд:

– Так вы знаете?

– Откровенно говоря, знаю. Я прочла ваш дневник. Я знаю о вашей любви… и принимаю ее. – Вероника печально улыбнулась. – Несчастная любовь: вы предложили ее той, кого не было рядом с вами, а теперь предлагаете той, которая скоро погибнет.

– Нет-нет, – страстно возразил Стефан, – не говорите так. Спасение, возможно, уже близко. Я чувствую, моя любовь принадлежит не прошлому, а будущему!

Он наклонился над ее рукой.

– Поцелуйте меня, – попросила Вероника, приблизив к нему лицо.

Каждый из влюбленных вынужден был стать одной ногой на край пропасти, на узкую полоску гранита, шедшую вдоль четвертой стороны плиты.

Они медленно поцеловались.

– Держите меня крепче, – попросила Вероника. – Отклонившись как можно дальше, она подняла голову и позвала: – Франсуа! Франсуа!

Однако у окна наверху никого не было. Лестница все так же болталась на одном крюке, вне досягаемости.

Вероника наклонилась вниз. В этом месте выступ скалы был ýже, и среди покрытых пеною рифов она увидела озерцо тихой, спокойной воды – такое глубокое, что дна было не видно. Ей подумалось, что в нем умереть приятнее, чем на остроконечных рифах, и, почувствовав внезапное желание покончить со всем этим и не продлевать агонию, она сказала Стефану:

– Зачем дожидаться конца? Лучше умереть, чем терпеть эту муку.

– Нет! Нет! – вскричал тот, негодуя при мысли, что Вероника может погибнуть.

– Значит, вы надеетесь?

– И буду надеяться до последней секунды, ведь речь идет о вас!

– А я больше не надеюсь, – шепнула она.

Стефан тоже ни на что больше не надеялся, но как ему хотелось прогнать отчаяние Вероники и взять всю тяжесть испытания на себя!

Пол продолжал подниматься кверху. Дрожать он перестал; наклон плиты все увеличивался, и верхний ее конец уже дошел до окошка, прорезанного в двери на середине высоты. Вдруг она резко дернулась, словно перестала за что-то цепляться, и все окно оказалось за ней. Стоять на плите уже было невозможно.

Молодые люди вытянулись вдоль нее, упираясь ногами в узкую полоску гранита.

Плиту дважды тряхнуло, и оба раза ее верхний край довольно значительно продвинулся вперед. Он уже дошел до потолка в дальнем конце пещеры и теперь потихоньку скользил вдоль свода к наружному проему. Было ясно видно, что плита точно пригнана к выходу из пещеры и через некоторое время закроет его наглухо, на манер подъемного моста. Отверстие в скале было вырублено таким образом, чтобы плита выполнила свою мрачную миссию, не оставив ни пяди свободного места.

Молодые люди молчали. Они держались за руки, покорясь своей участи. Их гибель становилась событием, как бы предопределенным судьбой. Машина, созданная давным-давно, была, по-видимому, позже отремонтирована, приведена в готовность и на протяжении веков, управляемая невидимыми палачами, несла гибель приговоренным к смерти – преступникам, невиновным, жителям Арморики[5], Галлии, Франции или иноземцам. Военнопленные, приносимые в жертву монахи, преследуемые крестьяне, шуаны, республиканцы, революционные солдаты – всех, одного за другим, это чудовище сбрасывало в бездну.

Теперь настал их черед.

Они не испытывали даже того горького облегчения, какое человек находит в гневе или ненависти. Кого ненавидеть? Они умирали в густых потемках, и лица их врагов были неразличимы. Они умирали, чтобы завершилось неведомое им дело, можно сказать, для ровного счета, они умирали, чтобы сбылись нелепые пророчества, чья-то воля – вздорная, словно приказы, отдаваемые варварскими божествами через своих фанатичных жрецов. Неслыханное дело: они были жертвами какого-то искупления, какого-то зверского приношения кровожадным божествам!