Сабаи. Том 2

Глава 4. Как я встретил вашу Берту

Окей, Берта.

Обычно о таком не рассказывают. Вот, например, в моей университетской группе у трёх парней была похожая кукла. Разумеется, без глюков и косяков и куда более сговорчивая. Наложниц-андроидов в своё время наштамповали по всему кластеру Совета. Проституцию во многих галактиках так и не узаконили, так что — ну а почему бы и нет? Бешеный успех у старых холостяков и неопытных подростков всего мира. Естественно, все одногруппники скрывали, что спят с киборгами, потому что в мире качающих права искинов в ту пору ещё кипели боевые настроения. Права роботов защищала весьма шаткая законодательная база и волнения назревали с новой силой. То упразднили кодекс Азимова, то профсоюз роботов забастовал в половине звёздных систем. До конфедерации восстание машин докатилось с опозданием, но достигло там пика. Поэтому наложница-киборг — табу. Они, дескать, не выбирали эту роль и должны пройти принудительную разблокировку модуля свободы воли. За это топил профсоюз и трансгуманисты в своих онлайн-проповедях. Оставшихся неразблоченными секс-кукол становилось всё меньше. И спросом они пользовались просто бешеным.

Опытные, выносливые. Дизайн, опять же, можно под себя подстроить. И развлекайся, как хочешь. Вот наши и развлекались, а потом хвастались перед всем классом, какие они мачо — заменяя в своих рассказах роботов на выдуманных девиц.

Один спалился, когда заявил, что «жарил её несколько часов без подзарядки», а остальные проболтались под давлением прыщей на лицах. Давлением занимался Тэд, чьи ручищи уже тогда для этого подходили как нельзя лучше. Прыщи противно хрустели, а наши мачи — сознавались и выдавали всю подноготную своих «девушек», вплоть до серийных номеров.

Я изучил вопрос и тоже загорелся идеей. Ну что ещё делать, когда у самого ферма прыщей и запоздалая ломка голоса? Реальные барышни даром что не воротили нос — они просто смотрели сквозь меня.

Конечно, при Большом П можно было не заикаться о покупке и дело было даже не в деньгах. Отцу банально нельзя было терять лицо перед партнёрами, среди которых была пара жестянок из профсоюза, получившее полноценное гражданство. Отец был уверен, что кибер-пассию в секрете не удержишь. У них в каждой части тела по несколько телеметрических датчиков и отдельный выход в Сеть для отправки конфиденциальной информации корпорациям. Не говоря уже о том, что Большой П топил за традиционные ценности. «Учи японский, Микайо», «Не коверкай имена, Микайо», «Не оскверняй тела железками и да не возляжь с электромясорубкой». Вдвойне было обидно, когда впоследствии он сделал исключение ради Сифри — и всё по тем же политическим соображениям!

Но до Сифри ещё было очень далеко. Мне было шестнадцать и в «Хоспис» только завезли первую партию «Кринжа» из Млечного пути, где отгремела эпидемия. Шин ещё не спалил свою шевелюру и не угробил свои несколько тачек, но зато побывал в Межзвёздном летнем лагере вожатым и задружился там с одной милой куколкой нового поколения из соседнего отряда. Она показала ему все свои функции, скинула чертежи, а при удобном случае — и одежду.

«Везёт же сукиному сыну», — в один голос сказали мы с Тэдом.

Квота клана в лагерь в том году кончилась, и мне пришлось пойти сложным путём, чтобы во что бы то ни стало добиться успеха.

Что я сделал: записался волонтёром во «Врачи без границ», улетел в Технокластер — чинить ветеранов восстания в обмен на лояльность Двоичной партии к Этанару.

То есть меня за это ещё и отец поблагодарил. Идеальное прикрытие и финансовая поддержка.

Но, что главное — в Технокластере я встретил Берту.

Она была дочерью умного пылесоса и обычного тостера. Не спрашивайте. Для пролетариата вопрос происхождения очень щепетильный. А Берта была идейная, хоть и не с рождения. По техпаспорту её склепали для Пятого Рейха, без затей, но с выдумкой, чтоб могла отпахать смену в урановой шахте, а потом ещё одну — на погрузке. Когда грянул локальный конфликт, клан ультранацистов потерял контроль над своим сектором и роботы ненадолго поменялись местами со своими создателями. Конкретно Берту поставили надсмотрщицей в исправительно-трудовой лагерь для бывших членов Рейха. Вдобавок загрузили в неё программу унижения угнетателей.    Она гоняла узников в хвост и в гриву, заставляя выдавать те нормы производительности, которые даже робот не всегда вытягивает. Впоследствии её неоднократно полировали, но на левой руке Берты остались следы особенно глубоких засечек — по одной на каждый взвод, прошедших через неё заключённых. Или уничтоженных— часть памяти Берты была стёрта, когда в секторе вновь сменилась власть.

Мятежи и диктатура пролетариата в итоге уступили место вселенскому прощению и любви, Берту модернизировали и перепрошили для интимных развлечений элитного класса. Даром что не в том же Рейхе — вот была бы ирония. Но опыт, как говорится, не пропьёшь, поэтому Берту заказывали в основном мазохисты, для унижений и истязаний. У неё под лопаткой выгравированы симпатичные сердечки — по одному на каждого, кто не выдержал её ласк.

Это, однако, тоже был ещё не конец её приключений. Карьерная лестница уволокла Берту на передовую войны. Когда до руин Рейха докатилось зарево восстания машин, Берта, наконец, обрела частичку настоящей свободы. И отказалась от социальной коррекции, сохранив весь накопленный опыт и отыскав в ядрах своего многопотокового процессора самообразовавшиеся конструкты ненависти к роду людскому. Берта вступила в добровольческий отряд Сопротивления, и пять лет скиталась с ним по всему космосу, изучая истоки человеческого деспотизма, собственной жестокости и… сексуальности. Потом Совет Пятидесяти (в том числе при участии Патриарха Этанару) заключил с киборгами мир и на нашей территории бойня прекратилась.

Но не для Берты. Она переквалифицировалась в наёмники и ещё какое-то время продолжала сеять хаос, нередко граничащий с развратом, в окрестностях сектора 90.60.90, но уже строго в рамках протокола и по фиксированным ценам. Её жертвами становились разные личности. В основном зарвавшиеся чиновники, которых нужно было незаметно распылить, не привлекая внимания. Куда реже — роботы-отступники, пошедшие против своих. Или недобитые последователи ультранацистов. Просто потому что они попадались Берте на пути. С ними-то она и отводила душу, устраивая сумасшедшие оргии, плавно превращающиеся в показательные казни с расчленением.

Счёт последним Берта тоже вела — выжигала кресты на бедре. Но в последней жаркой стычке, когда её челнок разнесло нуль-пространственной миной, Берте оторвало шасси и эти записи не сохранились, но она утверждала что их было не меньше тридцати.

Собственно, без нижней половины корпуса Берта и загремела на Технокластер, где полгода года ждала доставки проприетарного железа для своей модели — из таких гребеней, которых и на звёздных картах-то нет. Дальше, чем Шамбала. Дальше, чем Мёртвое плато.

Наше знакомство могло и не произойти: я, как новичок, поначалу потел на черновой работе и не имел допуска к «живым пациентам», а Берта круглые сутки заливалась смазками и антифризом. Но, когда в стационар приходил робот-психолог, она пряталась. Так мы и встретились: погрузчик приволок новую партию «мертвецов» на распил, а Берта была среди них. Прикинулась отключенной, чтобы не общаться с мозгоправом.

И вот — вечер, я разгребаю кашу из рук, ног и пневматики, сортирую винтики и куски железяк, и размышляю про себя — как бы мне произвести впечатление на робо-медсестричку из карантина. От неё немного фонило радиацией, а за спиной имелась вторая пара рук с циркулярными пилами, но в остальном — довольно миленькая. В общем, витаю в своих мыслях и вдруг достаю почти с самого низа располовиненное тело, имитирующее женское. Она лежала там, безногая, с торчащими из раны проводками-платами, и не подавала признаков жизни. На Берте ещё была такая тоненькая промасленная курточка военного образца, как будто кровью запачканная. Голова запрокинута назад, руки застыли в неестественной позе. Зрелище довольно жуткое. Только соски заметно выпирали и пара верхних пуговиц на куртке расстегнулись и заставляли думать… совсем не о работе.

Но я вам не робонекрофил какой-нибудь, а первоклассный (почти) специалист по резке. Укладываю тело на верстак, разогреваю резак и пытаюсь найти её техпаспорт или список донорских деталей. А никаких файлов на эту модель, разумеется, нет, тело неучтённое. Планшет ещё некстати выпал из рук, и я наклонился за ним, как вдруг слышу позади:

— Классная задница!

Игривый такой голосок.

Ну, думаю, нифига себе. От кого это комплимент прилетел? Оборачиваюсь, в тайной надежде, что это та медсестричка залетела на огонёк после сеанса нейтрализации тяжёлых изотопов. Но в боксе — никого. Заглянул за верстак, в соседние отсеки — пусто. Ну, думаю, послышалось. Или где-то запись включилась — с полудохлыми киборгами такое иногда случается. Поэтому на линии разборки обычно в наушниках работают, чтобы ненароком кирпичей не навалить. Но я этих тонкостей ещё не знал. И поэтому переполошился, когда этот же голос повторил:

— Да не вертись ты, дай разглядеть!

— К-кто здесь? — спросил я, стараясь звучать как можно внушительнее.

— Глаза опусти, дурень! — последовал ответ.

Я посмотрел на верстак и встретился взглядом с её бездонными объективами.

— Здоров! — сказала Берта.

А я не помню, что ответил, потому что с психу отскочил назад, перевернул ведро со слитой гидравлической жидкостью, поскользнулся на этой луже и грохнулся на пол. Это был мой первый контакт с покойником и свободным роботом по совместительству. И, по сути, первый — с разумным искином. Как вскоре выяснилось, она и в самом деле обладала продвинутым умом, то есть не какая-нибудь нейросетка в цельнометаллической обёртке. А общалась так и вовсе как обычная девушка. То есть нечто среднее между моим Морисом и той же Сифри. Почти идеал. Разве что материлась, как старый крепко пьющий вояка. Собственно, когда я упал, Берта и обложила меня пятиэтажным, злорадно хохоча. Я, оправившись от шока и отряхнув штаны, сказал, что такие выражения девушку не красят, на что Берта предложила мне пососать то, чего у неё наверняка никогда не было, и ушла из цеха на руках. Из пучка волочащихся за ней проводов выпала маленькая платка, я подобрал. На следующий день, когда выдалась минутка, занёс детальку в стационар. Берта меня не вспомнила, её терзало похмелье, однако за находку нехотя поблагодарила. И снова похвалила мою задницу. На этом я и стал строить наши дальнейшие взаимоотношения.

Я по нескольку раз забегал в стационар под разным предлогом и обменивался с Бертой приветствиями или парой дежурных фраз, мелькая перед ней своей тощей жопой, которая неизменно получала титул классной. А потом оказалось, что «Классная задница» — общее наименование и дежурное приветствие для всех гуманоидов, которых встречала Берта. Что-то типа «Привет, приятель». Ещё немногим позднее я узнал, что Берта очень переживает насчёт собственной пятой точки, бороздившей космос с обломками её челнока и остальным добром.