Цикл "Космоолухи". Компиляция. Книги 7-14

* * *

Роджер запер дверь каюты и велел искину открыть «Полицейский справочник по разумным расам». Ну, в целом вроде не напортачил, нормально провел переговоры. Подзабыл только, что красота для ма-ка-хан означает не соответствие некоему общепринятому идеалу, а симметрию тела, в идеале — радиальную, и когда вожак распушивается в шарик, то демонстрирует именно ее. Чем чаще он это делает, тем выше его статус, «несимпатичные» особи знают свое место и не желают лишний раз о нем напоминать.

— Киборг просто симметричнее меня! — вслух пробормотал Сакаи. — К красоте это не имеет никого отношения, даже наоборот — мелкие отклонения от нормы делают людей привлекательнее!

Возможно, оскорбленное тщеславие на том и успокоилось бы, но… Ма-ка-хане сказали «физическое совершенство», а это не только красота!

Роджер подошел к зеркалу, задрал футболку и критически изучил открывшийся вид. До сегодня он был вполне доволен своей физической формой, да и Полина уверяла, что у него идеальная фигура, прямо как у героев аниме… Но аниме-то разное бывает! В сёдзё[25] с его бисёнэнами[26] основное внимание уделяется чувствам, глазам и волосам, а не кубикам!

«Любовь прощает нам многое, — словно зашептал в голове у Роджера великий Басё, делясь с ним своим прежде неизвестным хокку. — Но любовь уходит, // А сало — нет».

Роджер втянул живот. Кубики появились, но очень робкие и готовые чуть что снова нырнуть вглубь.

— У меня просто такое телосложение — в прадеда! Для японца оно очень даже достойное! — возмущенно сказал Сакаи себе и Басё. — Мышцы и не должны постоянно торчать, это ненормально!

«Сладок самообман, как подогретое саке, — не унимался дух поэта. — Чоко[27] за чоко пьешь, // Пока не падешь лицом в рис».

Роджер сердито одернул футболку.

— Это же киборг! — напомнил он. — Ты бы еще андроиду позавидовал или вообще шоаррскому манекену — у них иногда и по десять кубиков бывает, и даже по одиннадцать, каждый с кирпич!

Басё скептически притих, подбирая иероглифы и подсчитывая слоги, но Роджер не стал его дожидаться, залез под одеяло и почти сразу же уснул. День выдался нелегкий, как подъем на Фудзияму, и до ее вершины было еще далеко.