Крутой опер

— Чего орешь? Ушел хозяин.

— Извините, — сказал Кострецов.

Дождавшись, когда она исчезнет, он долго рылся в карманах, пристраивая к пачке сигарет деньги. Достал наконец пачку, стал медленно ее открывать.

Пустяк обратился к Кострецову;

— Мужик, угости закурить, — и шагнул к нему вплотную, закрывая обзор со двора.

Сергей протянул ему пачку. Тот ловко выхватил из нее сигарету и деньги из ладони. Поблагодарил:

— Спасибо тебе.

Кострецов тоже закурил и пошел со двора к себе на Архангельский, не оглядываясь. Пусть Яша дотащится за ним до дома, снимет слежку и двигает восвояси!

Сергей вошел в свой двор, открыл узкую дверь заднего хода и поднялся по лестнице. Около двери квартиры постоял, осмотрел ее. Теперь, когда верный доселе Тундра вдруг взялся его выслеживать, надо быть готовым ко всему.

Не исключая нападения на него дома, Кострецов поставил двойную дверь: одну, внутреннюю, — деревянную, а вторую, наружную, — из металла. Наружную обшил рейками, обтянул невзрачным кожзаменителем, потом «состарил», чтобы выглядело пообшарпанней.

Он прошел в квартиру. Готовясь к появлению Пустяка, закрыл окна на кухне и в комнате плотными шгорами. Сегодня ему было не до кулинарных изысков. Сварил пельменей, поел.

Ждал Кострецов своего филера с сомнениями. Любой бывалый уголовник способен «ливера давить» за кем-нибудь. А Валя тем более, ведь стоял на шухере у домушников. Но смущало Кострецова, что тому в руки деньги попали. Пустяк был законченным алкоголиком. Не валялся в лужах лишь потому, что вынужден был держать хоть какой-то вид, дабы пускали его на постой бабенки.

Нина, хорошо познавшая страсть Вали, как могла, контролировала его. В течение дня ему наливалось по умеренной дозе. Вечером у нее дома разрешалось Пустяку напиться до сшибачки. Деньги любой суммы, попадавшие к нему в руки, немедленно улетучивались к «стеклянному богу». Размышляя об этом, Сергей все же надеялся, что Валя, которому он впервые доверил не сту-каческое, а агентурное задание, все учтет и постарается его выполнить.

Долго пришлось ждать Пустяка. Он позвонил в дверь лишь ближе к полуночи. Капитан еще в глазок увидел, что тот едва стоит на ногах.

Он впустил Пустяка, прошел в кухню, сел за стол и невесело осмотрел припозднившегося гостя. Очечки Вали болтались на кончике носа, глаза плясали. Капитану стало ясно, как распорядился его деньгами Пустяк.

Сергей молчал. Валя плюхнулся на стул и стал докладывать, еле ворочая языком:

— Хош бей, хош пытай меня, Кость, а я все ноги сбил, за Тундрой бегавши.

— Где ж он сейчас?

— А не знаю, — развел руками Валя.

— Где ты его упустил.

— Ты чего? — грозно глянул Валя. — Я не упустил. Он раство-рил-ся…

— Я понял. Ты выпил до того, как за ним пошел, или после?

— Да ты чего, Кость! Чего мне пить, если Нинка дома подносит всегда до отключки? Я трезвым как хрусталь за Яшей бегал. Это я только что у Нинки принял.

— Ата, — устало сказал капитан. — Ты хоть помнишь, где Яша у тебя «растворился»?

Пустяк выкатил на него страшные глаза.

— А прямо на Чистых прудах, около театра «Современник». Прямо на берегу!

— Нырнул, наверное, в воду. Ладно, ты свободен.

Пустяк встал, потоптался, стал ожесточенно рыться по карманам. Потом, словно вспомнив, ударил себя по лбу.

— Деньги-то твои я у Нинки выложил да забыл. Завтра занесу.

— Иди, иди. — Кострецов выставил его за дверь.

Не оправдались надежды Кострецова на Валину ответственность. Сергей подумал: «С кем приходится работать! Но других взять неоткуда. Единственно толковым Яша Тундра был. Таким толковым, что теперь сам на меня охотится».

Назавтра Кострецова вызвали к начальству. Заместитель начальника отдела, пожилой подполковник Миронов, встретил его хмуро.

Миронов вызвал опера, потому что ему позвонил старый знакомый из ГУО Па, такой же седовласый, но уже полковник. С советских времен они привыкли вместе отдыхать за чужой счет в роскошных саунах с хорошим коньяком, а нынче и с обнаженными девочками. И в любой помощи по службе друг другу никогда не отказывали.

Гуоповский полковник по просьбе куратора Ашота обратился к Миронову за информацией о Яше Тундре. Неприятность этого поручения была для Миронова в том, что Кострецов никогда не допускал утечки своих оперданных даже высокому начальству. К тому же взаимоотношения Миронова и Кострецова не сложились с тех пор, когда в отделе работала еще одна «белая ворона» — друг Сергея. Алексей Бунчук.

— Садись, капитан, — проговорил Миронов. — Что там у тебя на участке за уголовники такие, из-за которых ГУОП нам покоя не дает? Какой-то Яша Тундра. Звонят, намекают, что он подкармливает кого-то из наших. Уж не тебя ли?

— Никак нет. Подкармливает он наркотиками лишь уголовную шушеру, чтобы блатные на него косо не смотрели.

— Понял, — сказал подполковник. — Помощник, значит, твой. А ты его хорошо контролируешь?

«А не сдать ли Яшу как агента ГУУРа вместе с его Осиповским, раз они на пару замыслили против меня игру?» — возникло у капитана желание. Однако он удержался. Надо сперва самому подробно разобраться. Вдруг филерство Яши — самодеятельность, а Осиповский ни при чем? Скажешь лишнее подполковнику, дойдет до Осиповского, отношения испортятся. С такими, как майор с его стукачом, лучше до упора показушно дружить.

— Да нет, товарищ подполковник, Яша не осведомитель. Так, иной раз подскажет в благодарность за то, что я его от «крыш» защищал.

— Не темни, Кострецов, — усмехнулся седой подполковник, — будешь ты каждому на Чистяках помогать. Это у него зал игровых автоматов был, который сгорел?

— Так точно, — ответил капитан и подумал: «Что за отношения у подполковника с людьми из ГУОПа? Почему он насчет Яши упорно допытывается? Вот так Тундра! О нем и ГУУР, и ГУОП хлопочут. А вчера этот огурчик шел следом именно за мной… Запутался, видимо, Яша в каких-то высоких играх. Но крайний из милицейских пока я. Нет, никому в погонах, кроме годами проверенного Пети Ситникова, подставляться не буду».

— Кострецов, — сурово сказал подполковник, — вот у нас в отделе двенадцать оперативников, но только с тобой всякие нестыковки происходят. Это ведь о чем-то го ворит?

— О том говорит, — улыбнулся Сергей, — что всю дорогу в «земляных» и хожу.

— Ты зубы не скаль. Есть у тебя задокументированная оперустановка на Яшу?

— Никак нет. Контакты у меня с ним случайные. А после поджога зала и убийства его помощника Яши след простыл.

— Как же ты думаешь все это раскручивать? На тебе ж еще и ограбление Ахлопова.

— Да вот думаю, — виновато ответил Сергей.

— Долго тебе до майорского звания придется думать.

Кострецову надоело ваньку валять, он проговорил:

— Я, товарищ подполковник, ни за званиями, ни за должностями не гнался и гнаться не буду. А если из ГУОПа кто-то Яшей интересуется, пусть поговорит со мной. Что их волнует? Мы все одному делу служим, конспиративность тут не нужна. Или вы лично по этой линии в чем-то заинтересованы?

— Ты что плетешь, Кострецов?! — вскипел Миронов. — Тебе лавры дружка твоего Бунчука снятся? Так он главный орден получил — пулю.

С вальяжным Мироновым Леша Бунчук сцеплялся больше всех. В нем Леша, так же как потом в Осиповском, чуял гниль.

— Не вам о Бунчуке говорить, — твердея губами, сказал капитан.

— Встать! — крикнул подполковник. Можете быть свободны.

Кострецов поднялся, повернулся кругом и вышел из кабинета.

В коридоре на него наткнулся следователь Славик Уньков.

— Кострецов, где досье по банковским, что ты от Серченко обещал?

— Сейчас занесу.

Сергей принес ему сочинения Серченко, положил на стол и сел.

— Не вытоптал ковер у зама? — ехидно спросил Славик, намекая на головомойку у Миронова. — Затягиваешь по Ахлопову. Сколько дней прошло, а от тебя ничего, кроме этих бумаг.

— Да, не видать нам с тобой денежной премии от Ахлопова.

— Тебе, конечно, все до фени. — Славик зло взглянул. — Ни деньги, ни карьера не интересуют.

— Конечно, — усмехнулся Кострецов. — Лишь бы время провести. Я сейчас Миронову так и сказал.

— А мне Осиповский из ГУУРа звонил, — многозначительно сообщил Унь-ков. — Он, оказывается, и тебя поставил в известность по сретенской версии ограбления Ахлопова.

Капитан воскликнул про себя: «Ну, Осиповский! Со всех сторон обкладывает!»

Он иронически посмотрел на возбужденного Славика.

— А из ГУОПа тебе не звонили?

— При чем тут ГУОП? Мы с тобой вместе это дело ведем? Ты почему молчишь?

— Деньги от Ахлопова один хочу поиметь.

— Кострецов, мне твою тюльку слушать надоело. Я сейчас пойду к Миронову, от которого ты на полусогнутых только что вышел. Пусть разберется! Ты от следователя ключевые факты скрываешь.

— Уймись, молодой, — мрачно проговорил Кострецов. — Какие факты? Лишь идеи от гнилых стукачей. Их проверять надо.

— Так, — стукнул по столу ладонью Славик. — Ты проверил?

— Проверяю. Ну чего ты пристал? Я тебе гору папок Серченко дал. Анализируй. Как у меня что-нибудь прояснится, сразу сообщу.

Отношения со следователем капитан обострять не хотел. На Костренова так навалились с самых разных сторон, что ему не меньше разыскиваемых блатарей надо было «уходить в тину», не высовываясь до поры. В кабинете же подполковника он не сдержался потому, что тот нехорошо помянул покойного Лешу Бунчука.

Розовошекий Славик посмотрел на него недоуменно.

— Сергей, ну чего ты со всеми собачишься?

— Потому что, Слава, один, без жены, живу.

— Опять шутишь. — Уньков сморщился. — Ты думаешь, я не понимаю? За салагу меня держишь, серьезным разговором не удостаиваешь.

— А ты уже матерый?

Славик вспылил:

— Сергей, я так работать с тобой не могу!

— Ну иди к Миронову, скажи это.

— Я, Кострецов, не стукач, с которыми ты привык иметь дело!

— А чего ж только что грозил: «К Миронову пойду»?

— За это извини, вырвалось. Но если и дальше будешь только в свою сторону грести, вынужден буду доложить по начальству. В глаза тебе говорю, это будет уже не стукачество.

— Эх, Славик, — грустно сказал Кострецов, — знал бы ты, что есть стукачество, и тех, кто на этой ниве трудятся. Такое болото, что все хорошие впечатления от жизни дочерна мажешь.

— Кость, ты не один опер у нас, — набирая в грудь новую убежденность, заговорил Славик. — Но только с тобой трудно работать.

— Вот-вот! Это мне сейчас и подполковник сказал.

— Видишь! — горячо подхватил Унь-ков. — Пусть я салага, но он-то матерый. Да все в отделе так считают. Что ты из себя изображаешь? Идейный?

— Не люблю я красивых слов, — тихо произнес Кострецов. — И напоминаю: Костью ты меня, малец, звать не имеешь права.

Славик насупился и замолчал. Капитан взглянул на его розовые щеки, думая, что все-таки испортил отношения и с этим мальчишкой.

Он встал и, уходя, проговорил:

— Нельзя, Слава, давать наступать себе на мозоли. От них походка зависит.

Опер Кость был костью в горле не только уголовникам.

Часть II БЕЛАЯ ВОРОНА