Я сам похороню своих мертвых. Реквием для убийцы. Проходная пешка

Глава 4

На другой день рано утром Рейкс поехал в Брайтон. Обри Кэтуелл, Принцесс Террас, дом 3. Но в мыслях Рейкса он навсегда останется Бернерсом. Рейксу вспомнилась их первая встреча. Как-то раз вечером, закончив одну из оптовых афер, он сидел в Америкен-баре. Вот тогда к нему и подошел Бернерс. Пятнадцать лет назад он был гораздо моложе, полумесяц лысины надо лбом только начинал появляться в его светлых волосах. Без всякого вступления, лишь с тенью неловкой, извиняющейся улыбки, он вдруг сказал:

— По-моему, вы не прочь заработать две-три тысячи фунтов.

— Возможно.

— Если вы заплатите мне десять процентов, я расскажу, как снять пятьдесят процентов прибыли с трех тысяч за две недели.

— Если вы расскажете, я, возможно, и заинтересуюсь. — Он уже приметил Бернерса как мошенника, похожего на дремлющую акулу, которая лениво шевелит плавниками в благодатных водах Дорчестера.

Бернерс знал одну компанию, импортеров-экспортеров химикатов, с отделением в Сити, акции которой оценивались по тридцать шиллингов. Через неделю в фирме начинались перевыборы, а раз контрольный пакет у директоров и они хотят остаться на местах, то поднимут курс до сорока пяти шиллингов. Рейксу оставалось только купить акции сейчас, а продать их после повышения курса.

Бернерс пробыл с ним не больше десяти минут, назвал в конце концов фирму и ушел, бросив на прощанье:

— Если дело выгорит, приходите сюда через две недели, в это же время. Если вы не придете, то, конечно… — И Рейкс впервые увидел его смутную неуловимую улыбку и легкое нерешительное движение плечами, выражавшими покорность. Они не обменялись именами. Бернерс просто выбрал Рейкса, доверился ему и ушел. Потом Рейкс узнал, как тонко понимает людей этот человек. Он мог разложить по полочкам все людские качества, принять или отбросить их как бесстрастная ЭВМ.

На другое утро Рейкс навел справки о фирме. По сравнению с доходами акции стоили недорого, поэтому в любом случае он ничего не терял.

Через две недели Бернерс получил от Рейкса двести фунтов.

— Сто пятьдесят — самое большее, что вы мне должны, — сказал он.

— Сколько вы зарабатываете? — поинтересовался Рейкс.

— Пятнадцать фунтов в неделю.

— В конторе «Эллайд Кемикэлз Лтд»?

— Да.

— Получая так мало, вы сами не в состоянии играть на бирже, верно? Так в чем же дело? Эти пятьдесят фунтов я дал вам как жалованье за первую неделю службы у меня. Кроме того, вы стали моим компаньоном: впредь двадцать пять процентов доходов — ваши. Работа подходящая, интересная, но начисто незаконная. Я не хочу знать ваше имя и не собираюсь называть свое. Если вам не по душе мое предложение — отдайте пятьдесят фунтов и все.

Бернерс положил в карман все двести. Они вместе пообедали, стали Бернерсом и Фрэмптоном и продумали новую совместную операцию. Рейкс так и не спросил, откуда Бернерс узнал о перевыборах в фирме. Они всего лишь работали вместе. И узнали друг о друге только то, что было нужно по работе. Но сегодня Рейкс ехал к человеку по имени Обри Кэтуелл. Ему было противно, будто его заставили разглядывать наготу незнакомого человека.

Брайтон. Солнечные зайчики скакали по синим волнам, что бились о мол. Голубая дымка на горизонте роднила море и небо. Грязно-зеленый прибой наступал на сероватый берег, протянувшийся вдаль, бурлил и пенился, толкая по гладкому песку пластмассовые стаканчики и мертвые водоросли. У кромки моря над посадками тамариска и вероники, венчая пейзаж, высилась Принцесс Террас, изящная светло-желтая скала. Она изо всех сил тянулась к небу и зимнему солнцу. Окна второго этажа дома номер три загораживал красно-белый полосатый навес, отчего узкие балконы оставались в тени. Белая дверь, лестница с черными изгибами кованых перил. Отверстие почтового ящика, как и номер дома, окаймлено полированной бронзой. Она прекрасно сочеталась с белым цветом вокруг. Рейкс позвонил. После долгого ожидания дверь открыла женщина. Лет шестидесяти, в глухом черном платье, крепкая, серые, слегка тронутые сединой волосы. Она стояла на пороге, словно миссис Гамильтон, — воспитанная, непоколебимая, готовая ко всему.

— Если мистер Кэтуелл свободен, не будет ли он так любезен уделить несколько минут мистеру Фрэмптону? — спросил Рейкс и протянул одну из старых визитных карточек.

Через несколько минут женщина провела его на второй этаж в гостиную. Как только она закрыла за ним дверь, от окна обернулся Бернерс. Если не считать одежду, он остался таким же: знакомая лысина, мягкое и даже сейчас ничего не выражающее лиц, выцветшие серые глаза. Вся внешность излучает почти скорбную добродетель. Но безликий мешковатый пиджак исчез. Его заменил серо-голубой костюм, роскошный бордовый жилет, серебристо-белый галстук. На ногах коричневые замшевые башмаки… У Бернерса, который всегда носил черные туфли на толстой подошве.

— Я только что открыл бутылку рейнвейна, какой обычно пью в это время, если светит солнце, — вместо приветствия сказал Бернерс. — Энджерс обрадуется, если вы разделите ее со мной. Она считает, что одному целой бутылки слишком много. — И голос не изменился, только манера говорить стала другой.

Он подошел к маленькому резному столику. На нем на серебряном подносе стояла бутылка вина и высокий бокал венецианского стекла. Увидев, что бокал только один, Бернерс повернулся к лакированному шкафчику на резных позолоченных ножках и открыл его. Внутри сверкнул хрусталь.

— Очень сожалею о причине моего визита, — сказал Рейкс.

Протирая салфеткой взятый из шкафчика бокал, Бернерс, не поворачиваясь, ответил:

— Сначала насладимся вином. И сядьте, прошу вас.

Рейкс знал толк в мебели (он сам заново обставлял Альвертон). Он сел на стул красного дерева с высокой спинкой и мог поспорить, что это Хеппельуайт. Стойки, поддерживающие расписной центр спинки, изображали колосья пшеницы. Рядом стоял круглый, тоже красного дерева стол эпохи Регентства. А напротив окна был английский лакированный комод, по форме похожий на шкафчик с хрусталем.

После первого глотка Бернерс качнул головой в сторону комнаты:

— Вам нравится?

— Такое оценит каждый.

Канделябр, подвешенный к ажурному потолку, был, наверно, от Мюрата, его старинные подвески из разноцветного стекла бросали на стены яркие блики.

— Верно, — кивнул Бернерс, — я вырос в интернате и жил в обшарпанных меблирашках, пока не встретил вас: Я дал себе слово, что когда-нибудь у меня будет нечто подобное… дом с обстановкой, украшенный мастерами, людьми, которые с любовью относятся к своему делу. Неужели вы пришли сообщить, что я могу все это потерять? Не говорите таких слов.

— Нет. Но вам придется защищать свой дом. Нам нужно снова поработать вместе. Если бы можно было сделать все одному, я бы к вам не пришел. Но это не в моих силах. Нам надо защищаться и, видимо, придется двоих даже убить. Ну что, мои слова не испортили вкус вина?

Без колебаний Бернерс ответил:

— Отчего же. Если в дверь постучит полиция, я покончу с собой. Так же, как и вы. Если можно отнять жизнь у себя, то спуститься на ступеньку ниже и отнять ее у другого проще. — Он сел у окна.

— Прежде чем посвятить вас в курс дела, я готов, если хотите, назвать свое настоящее имя и рассказать о себе.

— Я не желаю знать об этом.

— Вы можете докопаться… есть другие, они знают.

— Тогда я и докопаюсь. Но хватит об этом. Останетесь на завтрак? Я предупрежу Энджерс.

— Не стоит. Я ненадолго. А кто она такая?

— Я нанял ее в агентстве пять лет назад. Она прослужила у людей всю жизнь. Честная, преданная, всегда воюет на моей стороне. Ничего не знает о Бернерсе, только о мистере Кэтуелле. Если хотите рейнвейна, наливайте сами.

Рейкс рассказал ему о Сарлинге, о красной точке в каталоге… суть дела о нападении на склад; словом, все — об отношениях с Белль, зачем она им нужна… Бернерс сидел и слушал, ничего не спрашивая, совсем как в старые времена, когда Рейкс разворачивал план новой операции, а он внимал, не задавая вопросов.

Рейкс закончил. Бернерс, задумавшись, сидел в кресле. Наконец, он сказал:

— Сначала самое главное. Как насчет армейского склада?

— Я все уже продумал. В назначенный день вы приедете ко мне. А пока достаньте кое-что сообразно этому списку. — Рейкс протянул свои записи.

Бернерс внимательно прочитал и сказал:

— Сделаем. А в курс дела меня введете, когда все будет готово. — Он положил список в карман. — Что вы думаете о Сарлинге?

Рейкс встал:

— По-моему, он сошел с ума. Я уверен: его главный план — какая-нибудь умопомрачительная затея, от которой волосы дыбом встанут, и без малейшей надежды на успех. С ним надо покончить. Но сначала мы должны заполучить досье и их светокопии.

Рейкс уже ходил по комнате и сейчас остановился перед картиной. На ней маслом была написана спокойная, безмятежная река, баржа под парусом медленно плыла вниз по течению, вдали сквозь летний утренний туман проглядывали очертания часовни. От безмятежности пейзажа, от того, что Бернерс снова был рядом, Рейкс почувствовал такое облегчение, какого не испытывал все последние дни.

— Очаровательно, верно? — сказал Бернерс. — Это Джон Варли. Я купил ее на деревенском аукционе два года назад. — Потом, когда его мысли удалились от мелочей, он продолжил: — Согласен, Сарлинга придется убрать. Я начну копать под него, но мне еще многое нужно узнать — с вашей помощью. Сколько времени у нас в запасе?

— Не знаю. Судя по тому, как идут дела, месяца два по крайней мере. Это кратчайший срок, за который я могу организовать крупное дело.

— Насколько вы доверяете мисс Виккерс?

— Она боится Сарлинга и жаждет освободиться от него. Но ей не нравится мысль об убийстве.

— Как и большинству людей.

— Она должна нам помочь, но это уж моя забота. Не беспокойтесь.

— Не буду. Однако основные сведения мы можем получить только через нее.

Он аккуратно перечислил все, что хотел узнать. Меон Парк. Подробный план дома и поместья. Сколько там слуг, их имена и привычки. Распорядок дня Сарлинга. Меры безопасности, сигнализация, где расположен сейф. То же самое для дома на Парк-стрит. Еще ему нужен полный список основных предметов гардероба Сарлинга. Какие рубашки, шарфы, галстуки он предпочитает, что ест, подробности о его здоровье, болезнях, приступах недомогания. Причуды. Кто его доктор и дантист. Как он работает. Имена его секретарей. Развлечения. Отношение к женщинам, и каких он любит. Хорошо или плохо спит. На каких языках говорит, ездит ли за границу, есть ли у него там дома или квартиры… Словом, все. Сарлинг был пока большим вопросительным знаком, и Бернерс знал, что не сможет его убить, пока не получит ответа на все вопросы. Чтобы уничтожить человека, его нужно изучить, почти полюбить, а потом легонько подтолкнуть к смерти, да так, чтобы на воде не осталось предательских кругов. Он, Бернерс, на своей шкуре испытал все это, потому что убивать было ему не в новинку. За год до знакомства с Фрэмптоном он как-то раз подцепил незнакомца в баре Дорчестера. Человек пригласил его к себе, интересуясь, как думал Бернерс, делом. Но тот только опоил его и попытался изнасиловать его, Бернерса, который не был ни гомо-, ни нормальным, просто никем, бесполым довольным эгоистом.