Народные сказки о богатырях русского эпоса

1

Как уже говорилось в начале работы, в устной поэтической традиции многих народностей СССР тоже встречаются рассказы, героями которых являются богатыри русских былин и в которых отразились сюжеты или отдельные эпизоды былинного эпоса. Большинство этих устных рассказов носит характер сказок, некоторые близки к типу преданий и легенд.

Наличие в фольклоре народов СССР сказок о богатырях русского эпоса несомненно заслуживает внимания. Если сказки о былинных богатырях занимают видное место в русской народно-поэтической культуре, способствуя широкому распространению образов русского эпоса, то тем более велико их значение в поэтической культуре других народов. Былины в их классической стихотворной форме почти не усваивались в национальном фольклоре даже самыми ближайшими соседями русских в районах активного бытования былин. По крайней мере нам известны лишь немногие случаи, когда среди иноязычного населения находились отдельные лица, знавшие и исполнявшие русские былины на своем языке. В сборнике Ф. В. Плесовского «Коми мойдъяс, сьыланкывъяс да пословицаяс» (Сыктывкар, 19 %) опубликована на стр. 193–197 былина об Илье Муромце.[161] Это довольно длинная былина в 187 стихов на сюжет «Илья Муромец и Идолище», записанная примерно в середине 1920-х годов на Печоре.[162] В те же годы, по сообщению Л. К. Микушева, поэтом В. Т. Чисталевым был записан на коми языке фрагмент эпического сказания о Федоре Тироне-змееборце. Сам А. К. Микушев слышал и записывал в 1956–1957 годах на Печоре и верхней Вычегде эпические песни о Красивом Романе («Мича Роман») — сюжет былины-баллады о князе Романе и его жене Марье Юрьевне. О том, что среди коми есть сказители, поющие русские былины на своем языке, слышал во время своих поездок А. Д. Григорьев. Один крестьянин из Усть-Цильмы говорил ему, что на Печоре в Красноборской волости «поют старины и зыряне, но на зырянском языке… поют, например, про Платона-казака, Илью, Добрыню, Ивана».[163] Но сообщение это осталось в те годы непроверенным.

В 1930-е годы в Сегозерском районе Карельской АССР был известен карел Т. Е. Туруев, хорошо знавший русские былины и исполнявший их не только по-русски, но и по-карельски.

Значительно чаще случаи исполнения отдельными представителями некоторых народностей СССР былин и близких к ним произведений других эпических жанров на русском языке. Еще П. Н. Рыбниковым были записаны в дер. Прятки Святозерской волости Петрозаводского уезда от карелки Дмитриевой былина о Святогоре, побывальщины об Илье Муромце и Идоле-богатыре (т. е. Идолище) и о Дюке и эпический духовный стих «Оника-воин».[164] От другого представителя карельского народа, Василия Лазарева, крестьянина дер. Кяменицы Повенецкого уезда, Рыбников записал пять былин и две старших исторических песни.[165] К сожалению, об этих исполнителях Рыбников почти никаких сведений не дал, не сообщал ни о происхождении их былинного знания, ни о том, не сказывали ли они оба известные им сюжеты на карельском языке и в какой именно форме и т. п. Упоминая о Дмитриевой как исполнительнице, он только сообщает, что Святозерская волость, расположенная поблизости от границы с Финляндией, наполовину была населена карелами.[166] Факт этот важен: через Дмитриеву некоторые сюжеты и образы русского эпоса могли стать известными ее землякам-карелам.

О знакомстве карел с былинами П. Н. Рыбников говорит в своей «Заметке собирателя»: «Прежде я полагал, что карелы совсем не знают былины; но после убедился, что они, растеряв и позабыв свои лирические и эпические песни,[167] переняли из русских первые и отчасти последние. В настоящее время я лично знаю кареляка и карелку, которым известны старины: Василия Лазарева из дер. Кямениц Повенецкого уезда и Дмитриеву из дер. Пряток Петрозаводского уезда. Кроме того, я слышал об одном старике кареляке из Святозера, который будто бы помнит много былин».[168]

Карел Т. Е. Туруев, исполнявший былины на карельском языке, передавал их, как уже было сказано, и по-русски.[169]

Отдельные случаи исполнения русских былин иноплеменными соседями русских в районах живой эпической традиции наблюдались и у некоторых других народностей. В 1928 году Е. В. Гиппиусом и З. В. Эвальд на Мезени в коми деревне Латьюга, граничащей с русским селением Вожгоры, был записан фрагмент былины «Василий Буслаевич», спетый коми сказителем на русском языке.[170] Знание былин встречалось эпизодически и среди обруселых ненцев на Печоре, исполнявших былины только по-русски.[171] Автору данной работы в 1929 году в Усть-Цильме тоже встретилась ненка, исполнившая, правда очень путано, былину об Илье Муромце и Соловье-разбойнике.

Все отмеченные случаи, свидетельствуя о проникновении русского эпоса в иноязычную среду, показывают и возможности дальнейшего, более широкого распространения в ней былинных сюжетов, образов богатырей, рассказов об их подвигах и похождениях. Карелы, коми, ненцы, знавшие русский язык, могли знакомиться с образами русского эпоса непосредственно из устной традиции, слушая исполнение былин в их классической форме. Некоторые, как мы видели, усваивали их и исполняли на русском же языке. Но те же сказители могли если не перекладывать усвоенные ими по-русски былины на свой язык, сохраняя былинные стиль и стихотворный склад (такие случаи, мы видели, были исключительными), то пересказывать содержание былин прозой в виде побывальщин и сказок. Такой путь более широкого проникновения русского эпоса в иноязычную среду — наиболее естественный и закономерный. Другой путь — усвоение от русского населения былинных сюжетов, переданных уже не в форме классической былины, а прозой, как побывальщины или сказки. Очевидно, на основе таких именно прозаических пересказов и складывались у народов СССР в местах, где собственно былинной традиции не было, различные сказки и предания о героях русского эпоса.

Сказки и предания о былинных богатырях, как уже было сказано в начале книги, известны у белорусов, украинцев, эстонцев, карел, финнов, коми, удмуртов, марийцев, чувашей, мордвы, якутов, латышей, эвенков. Записей не очень много. Сейчас в поле моего зрения имеется 20 опубликованных вариантов (многие в русских пересказах) и 26 рукописных в точных переводах на русский язык. Сравнительная скудость выявленных материалов еще не говорит о малой распространенности подобных произведений. Во-первых, еще не все, что имеется в этой области — и в архивохранилищах, и в частных собраниях — мне удалось получить. Так, в архивохранилищах Украины, наверное, найдутся еще сказки об Илье-Муромце, кроме опубликованных. В чувашском фольклоре известны мне пока лишь сказка об Илье Муромце и Соловье-разбойнике, изложенная В. Магнитским в его книге «Материалы к объяснению старой чувашской веры» (Казань, 1881), и запись сказки на тот же сюжет в архивном собрании Н. В. Никольского.[172] Возможно, что имеются в местных архивах и еще записи. По сообщению М. Г. Воскобойникова, записи сказок о богатырях русского эпоса производились не раз и от эвенков, но пока мне стал известен лишь один вариант. Во-вторых, предполагаю, что наличие в национальном фольклоре сказок и преданий с отзвуками русского эпоса недостаточно привлекало к себе внимание собирателей фольклора и фиксировалось часто мимоходом, порой в связи с этнографическими изысканиями, как это мы видим, например, у В. Магнитского и Гр. Верещагина.

Все же материал, которым мы располагаем, достаточно показателен и позволяет сделать некоторые выводы.

Как и в отношении русских сказок о былинных богатырях, основной вопрос, который должен быть поставлен при изучении данного явления в национальном фольклоре, это вопрос о соотношении идейного содержания этих сказок с идеологией героического эпоса и о сочетании в них эпического повествования со сказочным. Кроме того, существенным в изучении именно нерусских сказок о богатырях представляется вопрос о национальной специфике сказок различных народностей.