Честная сделка

Глава 7

Глава седьмая, в которой гости незваные, но поразительно своевременные

— Значит, только эти четверо, а остальных призывать бесполезно, — подвел итог получасовой беседы мэйн Рэйнер.

— Можете попробовать, если узнаете их имена. Но прочие подчиняются этой четверке, и все приказы проще передавать через них, — благодушно ответила я и отложила десертную ложечку.

Шоколадный пудинг удался Катрин на славу. Впрочем, как и весь обед из трех блюд, который мы только что благополучно уничтожили.

Уж не знаю, чего это стоило Рэйнеру, но урок он усвоил довольно быстро, и когда я очнулась после шести часов сладкого сна, на зеркале туалетного столика уже красовалось послание. Плевать, что как всегда кровавое, главное суть: через полчаса меня ждали внизу для трапезы. Умылась и собралась я в рекордно короткие сроки, несмотря на отсутствие Тильды, и выглядела почти прилично. Подумаешь, платье слегка измялось, а волосы вместо изящного пучка скрутились в растрепанный кукиш, зато не опоздала. К тому же вряд ли я могла чем-то поразить мэйна, после утренней-то встречи.

К еде приступили молча и первые несколько минут обменивались прищуренными взглядами, но с каждым съеденным кусочком мяса, с каждой ложкой супа и листком салата лицо Рэйнера разглаживалось, а я обретала внутренний покой. Конечно, появившаяся тяжесть в желудке немного подпортила настроение — все-таки блюд оказалось многовато для первого приема пищи за день, — но невероятный десерт исправил положение. Дополнительной радостью стал хозяйский трон, который мэйн широким жестом уступил мне, сам устроившись на принесенном из кухни стуле, что позволило мне взирать на него немного свысока.

Разговор он начал первым, едва утолив самый острый голод, и о былых обидах предпочел не вспоминать. Не то чтобы я сразу все простила и забыла, но мудро решила не нагнетать атмосферу, не отчитывать его за отданную призракам кровь — успеется — и по возможности спокойно отвечала на многочисленные вопросы.

Чего ждать. Чего опасаться. Чем пользоваться. Как обхитрить. Кого избегать. Как бороться.

Очень хотелось между делом невзначай попросить для себя защиты, ибо еще одной такой ночи я могла и не выдержать, но я поостереглась. Единственный успех с обедом не гарантировал, что Рэйнер сумеет четко сформулировать приказ, и если он велит, к примеру, «не обижать и оберегать Юту», призраки будут вправе замучить меня своей заботой до смерти. Так что лучше подождать и вернуться к этому вопросу, скажем, в конце недели. Пусть наберется опыта, а я пока поотбиваюсь своими силами.

Некстати вспомнилось, как я сама пыталась оградить от призраков мужа. Не от большой любви или уважения, просто тогда он виделся мне единственной опорой и едва ли не лучиком света в царстве мрака, хотя он же меня в этот мрак и окунул. Но Арве-мал-Тиге Итана буквально ненавидел. Даже родной прадед, Раджинманд Гантрам, не раз выходил из подполья и пытался его то придушить, то пристрелить, наверняка сожалея, что сам же ввел ограничения на физические увечья живым.

Понятия не имею, в чем крылись корни той ненависти, но свелось все к тому, что муженек раскошелился на магический почтовый ящик, куда и присылал ежемесячное задание, а наведываться стал не чаще двух раз в год. Признаюсь, я вздохнула с облегчением. Нет, меня не страшило, что он вдруг потребует исполнения супружеского долга — да хоть бы уже потребовал, сколько можно-то, — просто я устала надеяться. Надеяться, что меня вот-вот отсюда заберут или хотя бы привезут весточку от родни, которая, кажется, совсем забыла о тихой девочке из клана Мареик. А так… не приезжает, ну и демон с ним. Значит, пора рассчитывать только на себя и выбираться самостоятельно.

Что я и сделала, пусть для этого мэтру Итану Гантраму пришлось героически погибнуть в чьей-то чужой постели.

— Госпожа Гантрам, вы в порядке? — прервал мои размышления голос Рэйнера, и я вскинула голову.

Оказалось, я так и сидела, постукивая ногтями по хрустальной креманке, чем, похоже, изрядно его достала. По крайней мере, с каждым «трынь» мэйн отчетливо морщился.

— Юта.

— Простите?

— Зовите меня Юта.

По мне, переход на более… личное обращение был вполне логичен. Во-первых, нам предстояло жить под одной крышей практически наедине — призрачные вредители не в счет. Во-вторых, мы уже лицезрели друг друга в самом затрапезном виде: он меня в сорочке, я его в овсянке. Ну и в-третьих, я никогда не мечтала стать одной из Гантрамов и после близкого знакомства с некоторыми представителями сего, как выразился мэйн, почтенного семейства предпочитала лишний раз не слышать это «Гантрам» по отношению к себе.

Было еще и в-четвертых — я здесь немного одичала и все эти политесы искренне считала излишеством.

Мэйн Рэйнер явно разгадал только эту последнюю причину и вновь скривился, но все же кивнул:

— Хорошо. Юта.

Ответной любезности и предложения называть его Вэлтеном, Джакобом, Александром или Готтфридом я не удостоилась. Зачем такая куча имен, если ими не пользуются? Ох, с какой бы радостью я звала его Готтфридом. «Милый Готтфрид, а не пойти ли вам к демонам», — ну просто музыка. Я пару раз мысленно повторила эту фразу и почувствовала себя героиней романа, которая отбивается от навязчивого ухажера…

В реальности же ни от кого отбиваться не пришлось — Рэйнер сам поднялся, чопорно кивнул и сообщил:

— Сегодня я осмотрюсь в кабинете, полистаю бумаги, вдруг найду что-нибудь интересное. — Я уже открыла рот, но он тут же вскинул руку, обрывая так и не начавшуюся речь: — Да-да, вы наверняка уже все там изучили, но могли по незнанию что-нибудь пропустить. Если понадобится ваша помощь, я позову. А пока удостоверьтесь, что ваши… друзья мне не помешают.

И с этими словами мэйн развернулся и помаршировал прочь, а я поняла, что еще чуть-чуть — и креманка в моей руке превратится в горку осколков.

Вот как такому помогать? Я же уже хотела честно сказать, мол, часть бумаг некроманта унесла к себе — ну, почти честно, потому что не унесла и не к себе, а оставила в лаборатории, где им и место, — но всего парой фраз Рэйнер умудрился опять вогнать меня в состояние бешенства. Пусть теперь повертится, ибо в кабинете нет ровным счетом ничего, кроме одного самого невинного дневника старика Гантрама и… ох, проклятье. Моего недописанного романа. Ну да ладно, это я переживу. Да и не докажет он, что приключения лихой контрабандистки Шанталь — моих рук дело.

Внутренний голос — должность сию в отсутствии Тильды, похоже, заняла моя врожденная совесть — твердил, что это нелепо и так я лишь оттягиваю миг освобождения от десятилетнего рабства, но что он понимал, этот голос? Не его только что обвинили в глупости и невнимательности.

Я оставила в покое несчастную креманку, глотнула воды и тоже поднялась. И в ту же секунду по дому разнеслось приглушенное «тук-тук-тук», а следом трехглавые часы, благополучно вернувшиеся из спальни мэйна в гостиную, завопили:

— Открой дверь, женщина!

***

— Аццо, открой, — в который раз взмолилась я, но ответа не получила.

И просила я открыть отнюдь не парадную дверь, в которую все так же кто-то настойчиво колотил, а кабинетную, за которой скрылся Рэйнер. Я и звала его, и стучала — тщетно. Его будто нарочно оградили от моего внимания… или просто хотели, чтобы незваного гостя встретила именно я.

— Открой дверь, женщина! — вновь заголосило каминное чудовище на три голоса, и я зарычала.

Демонов дом!

Всплеснув руками, я яростно пошагала к парадной двери, но, видимо, слегка перестаралась и топотала слишком громко, ибо, стоило достигнуть цели, как с улицы донеслась звонкая девичья трель:

— Простите за беспокойство, вы там? Я лишь хотела извиниться за папа. Дело в том, что в данный момент он пытается вас ободрать…

Я растерянно моргнула и невольно выпалила:

— Что?

Не сказать чтобы громко, но остротой слуха незваная гостья могла посоперничать с моим дедом, на любом расстоянии улавливавшим все ругательства в свой адрес, даже произнесенные шепотом или те, о которых ты едва успела подумать. Вот и эта… выдохнутое слово сквозь дубовую дверь услыхала. Летучая мышь, не иначе.

— Ох, как чудесно, что вы дома! — незнамо чему обрадовалась явно молоденькая девица. — Еще раз извините, но я просто не смогла его остановить. Как увидел кирсию, так словно с цепи сорвался. Я уж и оттаскивала его, и умоляла, но папа порой такой упрямый. Говорит, мол, все равно скоро отцветет, а так хоть польза будет…

Мне надоело слушать этот поток сознания через дверь и я, вздохнув и заранее сожалея о своей порывистости, потянулась к ручке.

Гостья и впрямь оказалась молоденькой, но отнюдь не юной девочкой. Скорее, девушкой в самом соку — рыжей как лисий хвост, звонкой как музыка ветра, изящной и хрупкой как древняя ваза и подозрительно улыбчивой. Такие становятся «жемчужинами сезона», кружат головы и коллекционируют разбитые сердца страстных вьюношей. А потом выходят замуж за обеспеченных господ вдвое старше и рожают новых рыжих, звонких и улыбчивых на зависть таким как я, безлико русым, тусклым и хмурым.

И Тильда меня называла хорошенькой? Похоже, мы обе слишком давно не выбирались в люди и не видели истинной красоты.

— Здравствуйте, — просияла незнакомка, словно ей сам император явился, и зачем- то разгладила и без того идеальную юбку нежно голубого платья. — Прошу прощения за вторжение, но…

— Думаю, на сегодня покаяний довольно, — перебила я.

Вовсе не из благородства, просто почувствовала, что еще одно «простите- извините» — и я начну драться. Гостья… раздражала. Так и хотелось захлопнуть дверь прямо перед ее носом, и плевать, кого там обдирает в нашем саду некий папа. И кстати, что еще за папа? Когда стало немодно правильно ставить ударение в словах? По-хайдски девица изъяснялась вполне внятно и без акцента, и только это клятое «папа» резало слух.

До меня вдруг дошло, что это может оказаться вовсе не степень родства, а имя, но тут гостья чуть отступила, открывая вид на подъездную дорожку, и всякие сомнения отпали. Огненно-рыжий мужчина лет сорока, увлеченно обдирающий бутоны кирсии с куста у самого крыльца, мог быть только ее отцом.

На нас он не обращал никакого внимания, а цветки осторожно складывал в огромную прозрачную склянку, которую трепетно прижимал к груди. Я удивленно хмыкнула и… переступила порог.

— Зачем ему кирсия? — спросила, с любопытством наблюдая за процессом «обдирания».

Насколько я знала, кусты были совершенно бесполезны. Расцветали по весне первыми, благоухали излишне сладко, так что голова кружилась, и угасали в первый же месяц. «Отличная метафора для жизни некоторых красоток, — пронеслась мысль. — Надо вставить в книгу о Шанталь».

Да, и обязательно ввести в сюжет рыжую девицу, которая говорит «папа» и беспрестанно извиняется.

— О, кирсия — невероятное растение, — заявила меж тем потенциальная соперница моей отважной героини. — У нас на родине на основе ее лепестков и пыльцы готовят множество лечебных снадобий. А еще считается, что каждый бутон — это след, оставленный отошедшей в иной мир душой. Кусты и растут-то в основном у кладбищ, но в Хамранте все иначе. Только возле вашего дома и нашли…