Бабочка во времени. Новое прошлое

Глава 10

Как и планировал Дима, война закончилась летом 1917 года — на два года раньше положенного срока. Государства-победители, в числе которых была Российская империя, вынудили Германию подписать Версальский договор на Парижской мирной конференции. 21 сентября война была официально завершена. Проявив милосердие, Николай II вернул Германии и Австро-Венгрии часть завоеванных им территорий. Решение это было принято не без помощи Димы, который был уверен, что таким образом удастся избежать серии революций, а также распада и ликвидации Германской, Австро-Венгерской и Османской империй.

Этот благородный поступок окончательно примирил императоров, которые из-за своего неумения договариваться, развязали войну. Однако русскому народу жест милосердия Николая II пришелся не по нраву.

По всей стране начали вспыхивать недовольства из-за «несправедливого» мирного договора, сформировывались новые партии, члены которых ругали царя за разбазаривание земель, за которые русские солдаты проливали свою кровь. Диму это страшно злило, и дома он практически не появлялся, так как вместе с тенями — так он теперь сокращенно называл своих ребят из «Теневого отряда» — отлавливал новых революционеров, что учиняли беспорядки в империи.

Еще больше Диму злило то, что из-за своей занятости он почти не встречался с Татьяной. В последний раз они виделись около двух недель назад, да и то мельком. Дима вместе с Волконским спешил на совещание к императору, а Татьяна как раз вышла из кабинета отца. Они обменялись короткими взглядами и Дима, пропустив вперед Владимира Михайловича, на ходу легко коснулся пальцами тыльной стороны ладони Татьяны. Простой, казалось бы, жест, от которого раньше Дима ничего бы не ощутил, однако с Татьяной у него все было иначе. От легкого прикосновения к ее руке Диму бросило в жар, а сердце стало биться в два раза быстрее.

Никто из них не знал, какое будущее ждет их отношения. Оба даже боялись заговорить об этом друг с другом, поэтому делали вид, что будущее их не заботит — есть только здесь и сейчас.

Тем временем царевна Мария, чей возлюбленный офицер вернулся после окончания войны со званием капитана и снова стал охранять царскую семью, усилила свои атаки на родителей, уговаривая их разрешить ей выйти замуж за любимого. Татьяна жаловалась Диме, что ей уже дурно от того, что младшая сестра без умолку твердит о своем душке Коле. Доброго и пухлого Деменкова она называла «Марииным толстяком» и смеялась над тем, что он хранит все конфетки, которым его угощает сестра.

Решающим фактором согласия императорской четы на брак Марии стала ее бабушка — Мария Федоровна. Придя к сыну и невестке, вдовствующая императрица отчитала их за то, что они мучают ребенка и не дают ей стать счастливой в браке с героем войны. Вечером этого же дня Николай II вызвал к себе Деменкова и дал свое благословение на их с Марией брак.

— Сестра радуется, как мопс, — добавила Татьяна после того, как рассказала Диме хорошую новость. — Свадьбу назначили на конец августа.

Под предлогом прогулки с сестрами и несколькими офицерами из Свободного полка, включая, разумеется, душку Колю, она выбралась из дворца и теперь, оставив шумную компанию, прохаживалась под руку с Димой по Михайловскому саду. У них было около получаса, чтобы побыть вместе — потом Диме предстояло вернуться к слежке за крайне опасным студентом-радикалом Ильей Незнановым.

— А ты, кажется, не рада за Марию, — заметил Дима, поглядывая на серьезное лицо Татьяны.

Зима в Санкт-Петербурге была колючей и ветреной что в двадцать первом, что в двадцатом веке. Татьяна была одета чересчур легко, у нее покраснел нос и торчащие из-под меховой шапки мочки ушей. Сколько раз Дима говорил ей одеваться тепло, а не красиво, но царевна всегда пренебрегала этой его просьбе.

— Я рада, просто… — Татьяна шмыгнула замершим носом и, достав платок, вытерла его покрасневшей от холода и колючего ветра рукой.

— Снова забыла перчатки? — вздохнул Дима.

Татьяна кивнула, убирая платок в карман. Дима снял свои теплые рукавицы и заботливо натянул их на ладони девушки.

— Теперь тепло ли тебе, девица? — спросил он.

Царевна довольно улыбнулась и закивала, прижав ладони в большущих рукавицах к груди.

— Так что там с тобой происходит, ты не договорила, — напомнил ей Дима, снова беря девушку под руку.

— Просто я завидую, — после недолгого молчания призналась Татьяна. — Может, тоже у папеньки дозволения на наши отношения попросить?

Дима напрягся. Не то, чтобы он не хотел жениться на Татьяне, нет. Просто сейчас было не самое подходящее для этого время. К тому же неизвестно, как отреагирует на их отношения императорская чета.

— Думаю, нам надо подождать, — осторожно произнёс он.

— Сколько? — тут же спросила Татьяна.

— Не знаю, — пожал плечами Дима. — Год, два?

— Слишком долго. Я не согласна!

— Раньше нельзя. Давай подождем, пока твои родители отойдут от морганатического брака Марии. И пока не утихнут народные волнения. Не будем спешить, хорошо?

Татьяна задумчиво покусала пухлую нижнюю губу, размышляя над словами Димы. Затем вздохнула и кивнула.

— Хорошо, давай подождем.

— Вот и умница. — Дима запечатлел на лбу Татьяны невинный поцелуй и, улыбнувшись девушке, попрощался с ней, так как уже заметил со стороны Михайловского замка возвращающуюся за ней компанию.

Поймать Назарова в этот день не удалось. Уставший и измотанный слежкой Дима решил побаловать себя и вернуться домой, чтобы спокойно поесть и выспаться в теплой комнате.

Была глубокая ночь, когда он вошел в дом Волконских, который все еще никак не мог считать своим, хоть и прошло уже семь лет с тех пор, как он и Вика стали племянниками Анны Николаевны и Владимира Михайловича.

Стараясь никого не разбудить, Дима прокрался на кухню, налил себе молока и отрезал горбушку свежего хрустящего хлеба.

— Дима?

В проеме двери, кутаясь в шаль, стояла Вика. Высокая, стройная и уже такая взрослая! И когда только успела вырасти?

— Я тебя разбудил? — спросил у сестры Дима.

Вика мотнула головой.

— Рада, что ты дома.

Дома… Она, в отличие от него, считала этот дом своим.

— Решил дать себе немного отдохнуть, — сказал Дима, задумчиво глядя на почти опустевший стакан молока в своей руке.

— Нужна моя помощь?

Дима поднял взгляд на сестру. Она смотрела на него серьезно, обхватив себя руками, как это обычно делала мама, когда интересовалась у Димы, что его беспокоит.

Тоска кольнула его сердце.

В этот момент, в полумраке кухни, глядя на сестру, что стала так похожа на маму, Дима понял, как сильно скучает по родителям. Он и до этого скучал, но скрывал это от сестры и от себя.

В первую очередь от себя. Потому что боялся дать слабину и вместо защиты царской семьи и страны углубиться в поиски способа вернуться назад.

Только однажды Дима дал чувствам выйти. После первого поцелуя с Татьяной он вдруг расчувствовался и позже признался ей, как скучает по родителям. Царевна тогда погладила его по щекам и обняла. Диме сразу стало лучше, и он снова запер свою тоску на несколько замков.

Однако сейчас замки вдруг раскрылись, и дверь, за которой пряталось то, что Дима так усердно скрывал, начала приоткрываться.

— Мне вчера приснился странный сон, — сказала вдруг Вика.

Тоска сразу же передумала выходить наружу. Дверь захлопнулась, по очереди закрылись замки. Дима внимательно взглянул на сестру.

— Мы с мамой смотрели старые фотографии.

— Из синего велюрового альбома?

— Да. Там, где все фотографии черно-белые. — Сестра подошла к лавке, стоящей у стены, и села на нее. — Мы просмотрели все фотографии и добрались до конца, что всегда было редкостью, как ты помнишь.

— Потому что почти на середине нас все время кто-то прерывал и продолжить это дело мы уже не могли, — улыбнулся Дима приятным воспоминаниям.

Сестра снова кивнула.

— Так вот, мы добрались до последней страницы. Там, в кармане, лежали две старые фотографии плохого качества.

— Потому что они были сделаны в начале двадцатого века и неправильно хранились, — пробормотал Дима, силясь вспомнить те фотографии, что видел всего пару раз в жизни.

— Ты помнишь, кто на них изображен? — Вика вскинула на Диму изумрудный взгляд, в котором плескалась задумчивость.

— На одной маленькая прапрабабушка по маме стоит у стога сена, — припомнил Дима. — А на второй… — Как он ни старался, а вспомнить, кто был на второй фотографии никак не мог. Кажется, там был мужчина. — Какой-то наш прадед?

Вика подняла руку и показала три пальца.

— Прапрапрадед?

— Именно. Помнишь, как он выглядел?

— Смеешься? Я и саму фотографию едва помню.

— Я тоже ее плохо помнила, но во сне я отчетливо смогла ее рассмотреть. И знаешь, на кого похож наш трижды прадед?

Дима вопросительно изогнул брови и мотнул головой.

— На тебя.

— Ну, не удивительно — мы же родственники.

— Ты не понял. Он — твоя копия. Ну или ты его.

— Фотография старая и испорченная. Ты не могла так хорошо ее рассмотреть, — начал спорить с сестрой Дима. — Твой мозг запомнил его черты, которые похожи на мои, а во сне сознание дорисовало полноценную картину.

Вика откинулась к стене и посмотрела на брата исподлобья.

— Окей! Тогда как ты объяснишь то, что на том фото рядом с нашим прапрапрадедушкой стояла женщина, которая была очень похожа на царевну Татьяну?

Вот тут Дима уже не знал, что сказать. Кашлянул, смущенно отвел взгляд в сторону и нервно почесал затылок. Его суета не укрылась от внимательного взгляда сестры.

— Это все твоя фантазия, — сказал он неуверенным голосом.

— Ага. И бабочка, что нас перенесла сюда — тоже моя фантазия. — Вика встала и, подойдя к Диме почти вплотную, тихо добавила: — Знаешь, после того, как мы попали в прошлое, я начала внимательно ко всему приглядываться. И сейчас я буквально чую сердцем, что этот сон — непростой.

Дима не нашел ничего лучше, как сказать сестре:

— Тебе нужно выспаться. Ступай, родная.

Прозвучало это так, будто Дима хочет поскорее избавиться от Вики. Возможно, он перегнул палку, но зато сестра перестала вести этот неприятный разговор. Она грустно улыбнулась и шагнул к двери.

— У тебя появилось слишком много тайн, — произнесла она, замерев в проеме. — Смотри не лопни, храня их в себе.

***

Через три дня, которые Дима полностью посвятил слежке за Незнановым, один из теней принес ему короткое письмо от Столыпина, в котором тот просил о немедленной встрече у него дома. Бросив все, Дима поспешил на Гагаринскую улицу, где стоял мрачного вида трехэтажный особняк премьер-министра.

В прошлой истории он так и не успел пожить в нем — умер от рук Багрова, — однако теперь Столыпин полностью обосновался в своем новом особняке вместе с любимой женой и детьми.

Диму встретила лучезарно улыбающаяся супруга премьер-министра Ольга Борисовна и сразу же проводила его к Петру Аркадьевичу.

— Что случилось? — спросил у него Дима после короткого приветствия.

Хмурый премьер-министр взял со стола письмо и протянул его Диме.