По ту сторону Тьмы. Где-то здесь...

12

Какое странное… почти безумное ощущение. Ещё секунду назад он ничего не чувствовал, но стоило ему войти в дом, пройтись привычным шагом по холлу, ненадолго заглянуть в центральную гостиную первого этажа и… Его вдруг со страшной силой потянуло позвать кого-нибудь из дежуривших сегодня в имении служанок. Марию или Магдалину. Странно, но сейчас он не мог вспомнить, кто из них по графику находился в это время в доме, хотя раньше он подобными провалами в памяти не страдал.

Да, в сущности, какая на хрен разница? Он просто должен был спросить, как всегда спрашивал по приезду домой, где сейчас Мия. Она здесь? Дома! У себя в спальне или где-то ещё? Потому что сейчас она должна быть здесь. Лежать в их постели и смотреть, как минимум, десятые сны. Ему надо знать это наверняка и точно…

Возможно, кто-то из служанок и находился сейчас в доме. Хотя это неточно. Поскольку никто так и не вышел его встречать, и заодно получить назавтра распоряжения по работе в особняке. Скорей всего, вся основная прислуга попросту спала или разъехалась по своим халупам из-за произошедшего. Может он и сам отдал им данный приказ, когда звонил из аэропорта или больницы… Просто не запомнил. В таком состоянии вообще невозможно что-либо помнить. Вернее, помнить что-то из совершенно не нужных и ничего не значащих для него вещей.

Но он всё равно пошёл в их спальню. Поднялся на второй этаж в их общие комнаты, слушая гулкий стук почти ровных шагов, поглощаемых звенящей тишиной спящего дома. Вроде бы и привычный, но всё равно не такой. Не такой, как раньше. Почти чужой или чуждый. Словно это не он шёл, а кто-то другой… И вовсе не здесь.

Он зажёг свет почти во всём особняке, в том числе и в спальне. Хотя ничего подобного в предыдущие дни никогда не делал. Наверное, где-то на подсознании догадывался, что никого здесь этим не разбудит. И так оно и вышло.

Ему даже не пришлось ничего говорить. Он застыл у входа в комнату и уставился на огромную центральную кровать с декоративным балдахином, аккуратно, буквально под линеечку заправленную дорогим бельём и атласным нежного оливкового цвета покрывалом. Почти кукольная комната, с дотошно продуманным интерьером и совершенной цветовой гаммой как в подобранной сюда мебели, так и в предметах её украшавших. Постельные оттенки, воздушные занавески, ничего наляпистого или раздражающего глаз. Всё на своих местах. Всё там, как и прежде. Как запомнил Ник, когда уходил отсюда в последний раз ещё с раннего утра, перед своим отъёздом в аэропорт.

Кажется, и вправду прошла целая вечность. Ведь это было уже вчера. И ещё вчера Мия спала в этой пастели. Но не сейчас и не сегодня. Сегодня её здесь не было. Её больше нигде не было… Если не считать этого раздражающего ощущения от её ложного присутствия. От идиотской уверенности, что она сейчас выйдет из ванной в одной нижней сорочке, мило (на чистом автомате) ему улыбнётся и спросит, почему он так поздно или… Вернее, почему он так рано вернулся из Лос-Анжелеса?

Но она так и не вышла. А он, как законченный долбоёб, даже шагнул к дверям смежной ванной комнаты и толкнул туда дверь. Включил свет… Снова увидел пустую комнату с идеально наведённым в ней порядком и чистотой…

Что за грёбаная чертовщина?

«Скажи ей это, Ник. Скажи прямо сейчас! Ты же так хочешь это сказать…»

-Не самое ли подходящее время, чтобы проснуться, а, Мия? Ты действительно думаешь, что там тебе намного лучше и безопаснее?

Он опять это произносит? Или действительно думает, что если будет повторять это снова и снова, то это что-то изменит? Что Мия его услышит? И даже ответит? По-настоящему ответит, а не в его отбитом на хрен до полной контузии воображении?

«Да, Ник. Я уверенна на все двести! Мне будет здесь намного лучше… По крайней мере, здесь не будет тебя. А это самое главное.»

Кажется, это больше походило на какую-то заезженную пластинку, причём не самую лучшую в его коллекции. Разве что единственную в своём роде, на которой сохранился голос его жены, и которую он ещё мог как-то воспроизводить и «проигрывать».

Или же ему хотелось верить, что он и в самом деле с ней говорит? А может даже и слышит, и видит… Слышит странное гудение… чем-то отдалённо похожее на звук едущего автомобиля… Тяжёлого автомобиля. Бронированного Хаммера? Нет… Бронированного военного фургона.

- Где ты, Мия? – почти отчаянный вопрос в пустоту, пока он на автомате оборачивался и как слепой выходил из ванной обратно в спальню. – Где ты сейчас? Ты же не могла просто так взять и исчезнуть? Это невозможно в принципе. – он же видел совсем ещё недавно и вот-вот… Помнил с чёткой ясностью, как Хантер выносил её из пещеры. Даже чувствовал это собственными руками! –Ты и вправду считаешь, что сможешь от меня сбежать? Это же смешно, Мия. От меня так просто не убежишь…

«Я просто никогда раньше не пыталась этого сделать. Мне и в голову до этого подобного не приходило. Так что я действительно… могу… от тебя… убежать…»

Она смеялась сейчас над ним, да? Смеялась над тем, как сумела обвести вокруг пальца самого Николаса Хардинга? И в этот раз ему не показалось. Она действительно ему отвечала. Отвечала оттуда! Из другого мира, в который её украл его собственный двойник и клон.

- Ты хотя бы понимаешь, где ты сейчас находишься? Он же тебя украл у меня! Буквально! Прямо на моих глазах!

Но, похоже, в этот раз он говорил в пустоту и больше не слышал отдалённого звука от мощного двигателя и… не ощущал чёткого присутствия Мии. Она снова от него ускользнула, подобно невидимому призраку. Подобно иллюзорной дымке или видению из очень короткого сна. Была и снова нет… Будто кто-то поспешил оборвать вновь установившуюся между ними ментальную связь.

- Верни мне её! Слышишь! Хантер или кто ты там такой, грёбаный сучий ублюдок! – Ник не понял, как сорвался в крик и принялся звать того, в чьём реальном существовании до сих пор не был уверен. Даже после всего уже случившегося с ним в этом мире. После того, как угнанный тем психопатом автобус разнёс половину квартала возле больницы, в которой сейчас лежал…

Да, Ник. Да. Называй вещи своими именами, как ты очень любишь это делать в своей повседневной жизни. Лежит труп твоей жены. Мёртвой жены. Той, кто оставил тебе в этой реальности свою пустую и ни на что теперь не годную оболочку. Той, кому на этот раз всё-таки удалось от тебя сбежать и оставить тебя в этом сером, жалком и полностью опустевшем мире ни с чем.

«Ты только представь, Ники, что этот отморозок будет с ней там делать. Да тебе всей твоей извращённой фантазии на не хватит, чтобы просто всё это вообразить!»

Ник снова закричал! Обхватив руками голову, зажав ладонями виски и со всей дури зажмурившись.

Будто только сейчас до него дошло, что на самом деле случилось. Что все попытки себя обмануть в итоге ничем так и не закончились. Ни к чему не привели. Это действительно было правдой. Сводящей с ума правдой. Истинной реальностью… Мёртвой реальностью, которая теперь покрывалась на его глазах трупным окоченением и истлевала изнутри в серый прах абсолютного ничто. Абсолютной пустоты и небытия.

Всё, Ник. Это предел. Финиш. Финита ля комедия. Дальше уже ничего нет. Может только лишь хождение по кругу. Или кружение. Подобно пластинке… Заевшей на одном месте пластинке.

«Hey, hey baby*! (Эй, эй, крошка!)

I wanna know if you'll be my girl (Я хочу знать, будешь ли ты моей девушкой)

Hey, hey, baby! (Эй, эй, крошка!)

I wanna know if you'll be my girl (Я хочу знать, будешь ли ты моей девушкой)»

До него не сразу дошло, что он действительно слышит музыку. Приглушённую стенами дома громко играющую песню. Вначале она зазвучала где-то на отдалении периферийного сознания или слуха, совершенно ничем не привлекая к себе внимание. Затем стала нарастать, прорываясь в реальный мир Ника до боли знакомым мотивом и идеально поставленным голосом исполняющего её певца:

«When I saw you walking down the street (Когда я увидел, как ты идёшь по улице)

I said that's a kind of girl I'd like to meet (Я сказал – это та девушка, которую я мечтал бы встретить)

She's so pretty, Lord she's fine (Она такая милая, Господи, она прекрасна)

I'm gonna make her mine all mine (Я собираюсь сделать её моей, всю моей)»

Хардинг не сразу сошёл с места, с ничего непонимающим удивлением слушая, как она обретает объём и едва ли не конкретную звуковую форму. Как преобразуется в чёткое стереозвучание, перетекая из шипящих и потрескивающих нот белого шума в чистейшие гаммы и слова, которые можно было теперь расслышать с кристальной ясностью, как если бы она играла прямо в спальне.

Долго не думая, Ник направился в коридор, пытаясь с ходу определить, откуда она звучит, и кто мог её в это время включить. Неужели Мария или Магда? На Винсента думать было бессмысленно. Водитель никогда не хозяйничал в доме Хардингов и никогда бы себе не позволил подобных вещей не то что в присутствии владельцев особняка, но и даже в их полное отсутствие.

Странно, но мысль о своём двойнике, угнавшем пару часов назад междугородний автобус с огромного автовокзала 42-ой улицы, поначалу в голову Николаса почему-то не пришла. Но в какой-то момент всё-таки пролезла (или просочилась) туда пульсирующей дробью, ненадолго напугав мужчину. И вовсе не тем фактом, что он может сейчас встретиться нос к носу со своим собственным отражением, а тем, что он совершенно не был к этому готов. Ни физически, ни морально. Тем более прекрасно понимая, насколько он сам был сейчас бессилен и уязвим перед неизвестным ему существом, которое способно разгуливать по параллельным мирам и творить в них чёрт знает что с тем жутким волшебным ключиком.

Когда Ник спустился на первый этаж, то ещё по пути на лестнице понял, где именно играла песня. Казалось, теперь она громыхала во всех помещениях нижнего уровня дома, благодаря мощным динамикам дорогого стереопроигрывателя, расположенного в самом большом кабинете (объединённого и с домашним баром, и личной комнатой отдыха Хардинга) в восточном крыле особняка. И то, что кто-то включил виниловый проигрыватель, а не обычный цифровой, мужчина понял чуть ли не сразу. Этот характерный треск и едва-едва уловимое плавающее звучание спутать ни с чем другим просто невозможно. Но…

Когда он вошёл в распахнутые двери кабинета, где уже горел приглушённый свет ночников на деревянных облицовочных панелях и явственно просматривались горящие диоды с жёлтой подсветкой на аппаратуре космической стереосистемы, Ник понял, что там, кроме него, больше никого не было. А вот то, что Хантер заглядывал сюда, в его дом (может даже прогуливался по многим комнатам, рассматривая без особого интереса скудные хоромы своего здешнего двойника), в этом Хардинг поему-то был уверен на все сто. Вполне возможно, он и поставил эту чёртову пластинку, запрограммировав проигрыватель на определённое время. А может просто включил её из своего мира известным лишь ему способом. Что опять же говорило об очень многом.

- Решил со мной поиграть, да? – прохрипел Ник, хотя громкая музыка, похоже, заглушала даже все его мысли.

Он направился прямиком к стереосистеме, отключив виниловый проигрыватель грубым нажатием нужной кнопки на обыкновенной несенсорной панели управления. Небольшое окошко дисплея, немного поразмыслив и потужившись от совершенно неожиданной для него задачи, погасло где-то через пару секунд. Хотя Николас и приготовился к очередному сюрпризу а-ля «Большой привет из примитивных ужастиков 80-ых». Но прождав ещё где-то секунд пять или десять, понял, что продолжения не будет. Проигрыватель больше не включится сам по себе и не заведёт предыдущую песенку на прерванной ноте.