Я проснусь

Глава 40. Цена свободы

Меня, ничего не видящую, ведут по коридорам обратно в камеру.

Уже в дороге я строю план. Нет, не сбежать. Я же не дура. Мой план – умереть. Если не до операции, то хотя бы на операционном столе. Можно говорить о великой цели – ценой своей жизни предотвратить войну, – но это не так.

Во-первых, я не верю, что это поможет. Ну а во-вторых, сейчас я могу думать только о том, чтобы Шанриасс никогда не увидел меня ничтожной калекой.

Ему будет сложно пережить мою смерть. Я бы сама загнулась от горя. Но так у него появится шанс жить дальше, а не ухаживать годами за бездушной оболочкой, утопая в жалости. Пройдет время, и он оправится. Я надеюсь.

Когда меня впихивают в камеру, ко мне бросается Ханна. Переживала за меня, сама находясь в незавидном положении.

Она зажимает свой рот ладонью, когда я ей подробно выкладываю, что было там у генерала. О том, что Занкок сделал с Харшшадом, и что хочет сделать со мной. Меня саму снова пробирает.

Нет, раскисать нельзя. Ты сможешь, Рай!

За мной точно будут очень тщательно следить. Сидя в этой комнате, мне не реализовать свой замысел. Но меня должны обследовать до операции, хотят же, чтобы я осталась жива.

Ханну я буду держать в неведении. Мне очень жаль девочку, она будет переживать и не сможет скрыть эмоций. Недопустимо, чтобы кто-то из людей Занкока узнал.

***

Как я и предполагала, меня повели на обследование. Пришли на следующий же день. Врач Занкока меня тщательно осмотрел, меня взвесили, взяли необходимые анализы и провели очередное сканирование тела.

Наблюдение за мной было очень внимательным, как я ни старалась, не представилось возможности умыкнуть хоть что-то. Но появилась идея. Врач мне назначил транквилизаторы. А что если получится не выпивать их сразу? А прятать и употребить все разом непосредственно перед операцией. Тогда при введении наркоза, я запросто заполучу остановку сердца в результате злокачественного нейролептического синдрома. Осталось придумать, как это реализовать. Мне будут давать препараты в камере или приводить сюда и заставлять пить тут же? В камерах тоже идет непрерывное наблюдение. Надо очень хорошо продумать нюансы. И быстро. Не так много дней у меня осталось.

«До казни», – догоняет безнадежная мысль.

Плетусь обратно в камеру с такой безысходностью и отчаянием внутри. До чего я докатилась?! Планирую собственную смерть.

Застыла. Замерзла. Кажется, я и плакать больше не могу. Лед выстилает меня изнутри. Мне больно дышать. Может я уже умираю?

Ханна на входе ловит остывшую меня. Заворачивает в оба одеяла, в мое и свое. И только сейчас замечаю, как меня крупно трясет.

Еще немного, Рай. Скоро все закончится.

***

Мне приносят препараты в камеру каждый день, я изображаю равнодушие и делаю вид, что сразу их принимаю, стараясь не вызвать у моих надсмотрщиков ни капли сомнений.

Заторможенность, вялость, безразличие. Я прекрасно знаю, как выглядят пациенты с принудительной длительной премедикацией. Ко мне привозили разных больных. В том числе и буйных, но требующих обязательной медицинской помощи. Среди них были те, у кого их агрессивное состояние было вызвано именно опухолями головного мозга. И поэтому приходилось прибегать к подобным методам ради того, чтобы их вылечить.

Я провожу часы, лежа на матрасе, воссоздавая в подробностях случаи из своей практики, восстанавливаю в мельчайших деталях в памяти ход лечения, продумываю иные тактики. Это позволяет мне погрузиться в отрешенное состояние и не вспоминать родных. Иначе сорвусь.

Мы с Ханной прикрываем друг друга от камер во время удовлетворения естественных потребностей. Я нашла небольшую нишу там, где крепится душ с водой для ухода за собой. Туда я и прячу выдаваемые мне препараты. Надеюсь, их не найдут во время уборки или проверки нашей камеры.

Это единственный шанс не стать той, кем я боюсь обернуться больше всего.

Меня это так удручает, но я не могу поделиться с Ханной тем, что задумала. Так будет лучше и для меня, и для нее. Я не знаю как сложится ее судьба, но очень надеюсь, Ли Сул сможет вытащить девочку из того ада, который ждет ее в будущем, в случае замужества за сыном генерала.

***

Как бы я ни надеялась на свое спасение, но день, когда все должно случиться, настал.

Я так и не знаю, меня не смогли найти, или у шайрасов не получилось попасть в тюрьму, или вообще в систему Глизе? И я уже не узна́ю, как там папа и дед, и Шанриасс. От мыслей о них у меня внутри вновь все обрывается, и я с трудом сдерживаю слезы. Нет, мне нельзя выдавать себя.

Сегодня утром мне всучили последнюю дозу лекарств и предупредили, что за мной придут через час. По этой причине еда и вода сегодня мне не полагаются. Я бы проигнорировала ограничения. Захлебнуться рвотными массами во время наркоза неприятная смерть, но какая мне разница? Учитывая камеры наблюдения, мне никак не дадут этого сделать. Ни наесться, ни напиться. Мой максимум на сегодня – маленькая мензурка с водой – запить препараты.

Ханна трясется как осиновый лист, кажется, сегодня ей моя поддержка нужна больше, чем мне ее. Как могу успокаиваю. Не знаю, правильно ли давать девочке надежду на спасение, но ведь у нее действительно есть шанс.

Я прошу свою напарницу по несчастью снова прикрыть меня прямо перед тем, как за мной придут. В данный момент меня не особо интересует уборная, но я старательно делаю вид. Горсть таблеток и так мало воды. Оставляю мизерное количество на дне, выпить в конце и жую, кривясь от горечи. Я должна проглотить все таблетки до одной. Надеюсь, мой голодный желудок их удержит и меня не развезет раньше времени. Заметят.

Слабеющими руками обнимаю Ханну на прощание, когда за мной приходит тюремщик. Она так горько плачет, но я не в силах нам помочь.

Теряя остатки мужества, протягиваю руки для наручников и выхожу.

Не помня ничего вокруг, концентрируюсь на движениях, но с каждым шагом сложнее идти. В этот раз мы едем на лифте. От его движения вниз сильно ведет.

Когда меня заводят в комнату перед операционной для переодевания, меня уже знатно качает. Изображение перед глазами плывет, только бы не упасть! Меня сильно мутит, но это уже нестрашно, судя по моему состоянию, лекарства подействовали. Остается ждать введения наркоза, веря, что в совокупности препараты скажутся так, как я на то рассчитываю.

***

– С ней точно все нормально? – спрашивает расплывшаяся морда генерала перед моими глазами.

Очень смутно помню, как меня закатили на каталке в оперблок и зафиксировали на операционном столе.

– Конечно, генерал Ца, – отвечает человек в медицинской маске. Наверное, это и есть мой хирург.

Хотя нет. Палач. Разве может называться хирургом тот, кто производит подобные манипуляции над людьми?

– Она просто истощена, видите, какая худая. К тому же препараты приняты на голодный желудок. Её давление и сердцебиение укладываются в норму. Не волнуйтесь, анестезиолог внимательно отследит любые изменения. А ваш врач точно рассчитал дозы. Я проверил.

– Тогда приступайте. Вводите ее в наркоз, начинаем, – щерится генерал.

Дальше через туман в глазах я наблюдаю, как за немного отошедшим в сторону Занкоком вырастает мощная фигура Анишшасса. Я уже предельно заторможена, поэтому не успеваю удивиться. Шайрас молниеносно проводит клинком по шее генерала, и у того появляется дополнительная улыбка. От уха до уха, но уже на шее.

В операционной Шасс не один. С огромным облегчением обнаруживаю на хвосте Харшшада, он устраняет доктора и анестезиолога. Живой!

Разъезжаются двери, и в операционную заглядывает другой шайрас.

– Всех устранил, – коротко докладывает он.

– Уходим! – приказывает Шасс, отстегивая меня от кушетки, и, аккуратно вынимая катетер из вены, быстро залепляет рану пластырем.

Шустро и со знанием дела. А вы полны сюрпризов, Мистер Шайраская Разведка.

Хватает меня на руки и, крепко держа, несет по коридорам. По скорости и плавности хода понимаю, что Анишшасс тоже трансформировался и сейчас пребывает в облике шайраса. У меня сильно кружится голова от быстрого текучего движения в узких тюремных коридорах.

– Прости меня, девочка. Ты попала в эту беду из-за моей излишней самоуверенности, я должен был отправить тебя домой к Шанриассу сразу же. А не пытаться отловить тех, кто на тебя охотился. Я бы никогда не смог простить себе, случись с тобой несчастье, – шепчет мне Шасс.

В его голосе столько раскаяния и страха за меня, что я не могу сердиться на него. И он пришел за мной. Я же понимаю: Шасс не хотел всего того, что произошло. И просто прижимаюсь щекой к его груди, радуясь сквозь пелену в сознании, что спасена. Мы с Ханной спасены. Ведь не Анишшасс творил все эти зверства, а генерал и его подчиненные.

Мы встречаем на очередном перекрестке еще одного кшатри с Ханной.

– Все заряды установлены, – отчитывается он.

– К шлюзам! Пора убираться отсюда, – отрывисто приказывает Шасс.

Кшатри тоже хватает Ханну на руки, и мы очень быстро движемся к лифтам. Эту дорогу я совсем не знаю, меня доставили в тюрьму в бессознательном состоянии.

– На первой «Ласточке» лечу я, Харшшад и Морайя, на второй вы двое с Ханной, – оперативно распределяет средний принц. – Взрыв через семь минут. Отправим базу с ее разработками туда, где она должна быть. В ад.

Мы толком не успеваем приблизиться к шлюзам, как взрывная волна роняет нас на пол. Своим телом меня закрывает Анишшасс. Ханну тоже прикрывают.

– «Ласточка» уничтожена! – вскрикивает один из кшатри.

Шайрасы быстро занимают вертикальное положение, поднимая и нас с Ханной.

– Харшшад! Ты с Рай и девчонкой улетаешь. Немедленно! Мы втроем найдем другой транспорт.

– Ты не можешь остаться! – заплетающимся языком, в ужасе бормочу я. – Нет! Нет! – слабеющими пальцами цепляюсь за китель Анишшасса.

Трое огромных шайраса на хвосте найдут транспорт за оставшееся время?! Я накачена транквилизаторами, но понимаю, насколько это нереально.

Шасс припадает к моим губам, не обращая внимания ни на кого. Целует с таким отчаянием, прощаясь.

– До вашего старта одна минута! Живо! Индра ждет! – и передает меня на руки капитану.

Смутно помню, как меня запихивают и пристегивают к креслу вместе с Ханной. Харшшад так стремительно стартует, что и девчонка зажимает рот рукой, борясь с тошнотой на виражах.

Мы едва успеваем влететь в брюхо Индры, как корабль прыгает.

Об этом я узнаю́ от своего телохранителя.

– Мы прыгнули. Тюрьма уничтожена, – бесцветно сообщает он.

Военная база взорвана. Вместе со своим полоумным хозяином. И…

– Харшшад, они ушли? Я знаю, времени было мало, но вдруг… – безо всякой надежды сиплю я.

Плачу, не в силах бороться с той болью, что с огромной скоростью растет внутри меня. Кажется, я не могу дышать.

– В Индре только мы. Что с остальными узнаем позже, – глухо отвечает капитан кшатри, отстегивая наши ремни.

На Индре Харшшад несет меня в медицинский отсек, где нас встречает целитель Анишшаса. Безучастно устраиваюсь в капсуле, мне требуется помощь, зачем это отрицать.