Шоу "Подбор"

На губах тут же заиграла злая усмешка, и подумалось мне, что месть Калебу будет гораздо страшнее ГЕНО 744. В том смысле, что ранением блондинистый гад не отделается, а ждет его что-то очень страшное. Я пока не знаю что, но обязательно над этим подумаю. Я передала контракт президенту, дождалась, пока тот, усмехнувшись, поставит подпись и только после этого, довольная собой и обстоятельствами осознала, что только что сделала.

Словно на меня ледяную воду вылили! Я замерла, открыв рот и в полнейшем изумлении взглянула на окружающих, увлеченно за мной бдящими. По спине пробежался неприятный холодок. Закрыла рот, снова открыла, глянула на заинтересованного моей реакцией президента, затем сделала шаг назад, на всякий случай. Мало ли, вдруг решит прямо сейчас прикончить…

Стыд безумной волной накатил на меня. Щеки словно огнем опалило, а в голове заискрилось напряжение, словно ток по венам добрался до висков. И где моя былая смелость? Ау-у, ты где? Безрассудство? Гнев? Злость? Уверенность в правоте своих действий? Что, неужели все ушли и никого не осталось? Вот досада!

Я молчала. Собравшиеся тоже молчали.

Положение спас Илдвайн, распахнувший дверь кабинета с криком:

— Вот так и знал, что ты здесь!

Я облегченно выдохнула, борясь с желанием кинуться на шею доктору.

— Нет, Этель, я все понимаю, злость — это дело, конечно, хорошее. Но неужели так сложно было дождаться медикаментов? — перенял эстафету праведного гнева Илдвайн. — В тебя, на минуточку, из ГЕНО 744 выстрелили! А при таких ранениях, неугомонная ты женщина, принято лежать и страдать от слабости и болезненных ощущений! Никакого уважения к традициям! Или мне нужно тебя связать, а рядом надсмотр в лице инквизитора поставить?

И я смутилась. Шаркнула ножкой по ковру, вроде как неловко. Руки в замочек перед собой сложила. А сама готова всех богов благодарить. Это же такой шанс сбежать из-под линии обстрела. В смысле, от президента, на которого только что накричала.

— Да, Арчибальды заслужили хороший скандал с угрозами засудить, но здоровье-то важнее, юная леди! — продолжал доктор, уперев руки в бока. Правда, от возмущения очки Илдвайна съехали на нос, поэтому ему пришлось подцепить их указательным пальцем, которым позже тот тыкнул в меня, чуть не угодив в глаз. Я воскликнула, увернувшись. — Потом можешь хоть на кусочки их растерзать. Если нужно, я даже скальпель одолжу!

Но тут уже я посчитала своим долгом сообщить доктору очевидный факт:

— Илдвайн, скальпелем будет долго! Глянь на них, — я широким жестом обвела притихших и старательно сдерживающих смех мужчин. — горы мышц сплошные. И как, великодушно позволь поинтересоваться, я должна их скальпелем нашинковывать? Нет, я уж лучше одолжу кухонный тесак у Никеля.

Никель — это местный главный повар, с которым мы познакомились во время моего появления на кухне. Общий язык нашли быстро. Он вкусно готовил, а я хотела есть. В итоге расстались довольные друг другом, а я же пообещала заходить и «наведывать старого повара» как можно чаще.

— Не-е, не даст. — произнес доктор. — У нас инцидент один произошел. Понимаешь, я у него стул спер…Ну, как спер? У Эварда попросил выделить мне на время, а тот схитрил с-с… — быстрый взгляд на заинтересованную меня. — сеньор эдакий. Сообщил Никелю, что я прошу одолжить у него стул на время, затем притащил мне с видом победителя. А объявить владельца забыл. Ну я и держал его у себя, стул, в смысле. А потом случилось нечто. Никель, с поварешкой наперевес, явился ко мне и стал угрожать! Завязалась, значится, потасовка, во время которой удалось выяснить, что этот гад нас обманул. Видишь ли, Этель, это ты с Эвардом общий язык нашла, а мы всей резиденцией его недолюбливаем. В общем, стул я вернул, но с тех пор Никель очень внимательно относится к своим вещам.

Я задумчиво кивнула, вкладывая руку в протянутую ладонь доктора. Нервозность и смущение от задумчивых взглядом собравшихся были настолько сильными, что я практически забыла сообщить собравшимся то, зачем собственно пришла.

— Илдвайн, напомни мне, когда Калеб вернулся на территорию резиденции? — прошу невинно, выразительно глядя в сторону президента.

— Как только вы на прогулку конную отправились, так и появился, ирод блондинистый. — не задумываясь, отозвался доктор. — А что? Его тоже шинковать будем?

— Будем! — решительно сообщила я, зевнув и прикрывшись рукой. Накатила усталость, напомнив, что кровопотеря бесследно не проходит. — Только его и будем.

— Думаешь, это морда блондинистая снова тебя убить пытался? — заинтересовался Илдвайн, утягивая меня в коридор.

— А ты полагаешь, что это просто совпадение? — удивилась я.

После постыдной вспышки гнева накатила апатия и дикая усталость. Плечо ныло, а вместе с ним хотелось поплакать и мне.

— Я полагаю, — хмыкнул Илдвайн. — что продюсер хоть и сволочь, а на убийство не решиться. Кишка тонка. Это я тебе как дипломированный врач сообщаю.

В компетентности доктора сомневаться не приходилось. Я усмехнулась, выходя в коридор. И прежде, чем дверь кабинета захлопнулась, отрезая нас от собравшихся мужчин, я отчетливо услышала:

— Эл, мне плевать на контракт. — раздался спокойный голос Роберта. — Я женюсь на ней.

— В очередь, парень. — хмыкнул Агустини.

***

В следующий раз я проснулась уже в своих апартаментах от того, что живот сводило голодной судорогой. Сев в кровати, невольно поморщилась от пронзившей плечо боли. Настроение было не к черту. Да-да, именно так, а не просто «плохое».

Скинув ноги с кровати, включила свет. За окном разверзлось черное варево ночи, дождь уже не бил по стеклам, но ощущение на душе было такое, словно тяжелые капли хлестали прямиком по мне. Слабость ощущалась по всему телу, но я, безразлично выпив обезболивающее, поднялась с кровати.

Глянула на часы. Семь. Конкурсантки сидят по своим комнатам, ужин уже закончился, а значит в коридоре я могу столкнуться только с работниками резиденции. Не думаю, что они сильно расстроятся, увидев меня в пижаме.

Натянула штаны, завязала шнурки на таллии. В комплекте был также кроп-топ с длинными рукавами. Следом натянула кроссовки, а волосы оставила распущенными. Сил не было даже на хвост. Вниз я спускалась по лестнице, решив, что апатия — это хорошо, но тело требовало движения. На чисто физическом уровне.

В столовой оказалось пусто, как я и говорила. А вот на кухне обнаружились все работники, в полном боевом составе. Меня встретили радушно, даже поинтересовались самочувствием, после чего сообщили потрясающую новость о том, что информация о моем ранении находится под запретом для разглашения. То есть, прислуга и заинтересованные люди были в курсе событий, а вот конкурсантки и некоторые гости ничего не подозревали. Ибо незачем тревожить людей и сеять панику в массы. Я была вынуждена согласиться.

Меня усадили за столик в углу, рядом с окном. Выдали зеленый салат с креветками, куриную грудку под грибным соусом и обжигающий чай. Я была счастлива! Но еще больше порадовал тот факт, что ко мне никто не подходил с вопросами. Возможно, дело было не столько во врожденной тактичности, сколько в том, что все всё уже знали.

Когда я закончила с ужином, то просто сидела, пила чай маленькими глотками и наблюдала за работой поваров. Чувствовалось, что на кухне все было под контролем. Все слаженно, активно и быстро. Кто-то убирал рабочие поверхности, другие проводили ревизию продуктов, Никель с двумя поварами составлял меню на завтра. И было так шумно! Что-то гремело, где-то падали кастрюли, раздавался смех и гомон голосов. Я же наблюдала за ними словно через тонкое стекло, не вздрогнув, когда кто-то на повышенных тонах решил объяснить молоденькому поваренку, как тот был не прав, уронив соусницу на недавно отмытый до блеска пол. И меня ничуть не смущало, что два повара, сцепив руки в армрестлингской борьбе, доказывали друг другу, кто сильнее. Мне было просто хорошо. И спокойно.

Потому что тут, среди людей, света и звуков я была в безопасности. Никто бы не рискнул напасть на меня в столовой, где обитает боевой повар с внушительной поварешкой. В отличие от собственных апартаментов, которые встретят меня темнотой, тишиной, прохладой и давящим ощущением собственной уязвимости. Там везде поджидала опасность. В ванной, под кроватью, за шторами, на балконе. Если стрелок решит закончить начатое, то с легкостью сделает это. Поэтому я продолжала сидеть в столовой, поджав под себя затекшие ноги.

Всегда, когда на душе пасмурно, можно посмотреть на чужой, кипящий праздник жизни и становится легче. Перестает преследовать ощущение, словно весь мир замер, часы остановились, а айро-мобили зависли в воздухе. И ты одна на один со всем миром, со всем его горем и болью. Вокруг тишина, никаких перспектив и разрывающая изнутри тьма, прерываемая дикой усталость. Компания в такие моменты жизни — это лучшее лекарство. Все неприятные ощущения отступают назад, когда ты видишь чужие улыбки, слышишь обрывки случайных разговоров, можешь вздохнуть полной грудью, не боясь, что на выдохе к горлу приставят нож. Или дуло ГЕНО 744 упрется в лоб.

Когда дверь распахнулась, в помещении показалась знакомая спина сэра Аньелли. Обведя помещение взглядом, он не заметил меня, сидящую в укромном уголке с той же стороны, где находилась дверь. Затем британский лорд направился к Никелю, который тут же что-то принялся объяснять сэру Аньелли, задумчиво изучающему меню.

После очередной фразы повара, размахивающего пухлыми руками, мужчина резко вскинул голову. Задал вопрос, который я скорее прочитала по губам, нежели услышала. «Где?» — на что тут же получил указывающий перст Никеля, направленный в мою сторону. Я тяжело вздохнула, мечтая уйти и просто посидеть в одиночестве. Однако мечтам и надеждам не всегда суждено сбыться. Сэр Аньелли направился в мою сторону.

— Как вы себя чувствуете? — стремительно преодолев пространство кухни, вопросил британский лорд, присаживаясь на стул напротив.

— Вполне неплохо, — вежливо улыбнулась я, отпивая чай. — благодарю за беспокойство.

— Не стоит, — отмахнулся мужчина, принимая фарфоровую белую кружку из рук подоспевшего повара.

Ему, в отличие от меня, кружку выдали средних размеров. Такую, чтобы быстро выпить и уйти. Мне же досталась большая, практически литровая, больше напоминающая кастрюлю. Из таких кружек пьют долго, смакую каждый глоток, общаясь с компанией.

Мы молчали, каждый думая о своем и наслаждаясь терпким вкусом чая с бергамотом, грейпфрутом и, опять же, тем знакомым запахом, который преследует инквизитора. Названия специи я категорически не могла вспомнить. Впрочем, удивлял больше тот факт, что запах чая невольно перенес меня к мыслям об инквизиторе.

На платформе переживаний из-за Клоделя Арчибальда присутствовали вопросы о моем оголённом внешнем виде, а также о навязчивой просьбе остаться. Было стыдно. Но это чувство выгорало, когда я вспоминала устроенную в кабинете сэра Аньелли сцену. И вот тогда становилось действительно плохо. Хотелось провалиться сквозь землю.

— Извините, — все же решилась я исправить некоторые свои ошибки. — я вас сегодня дверью ударила…