По ту сторону Бездны[СИ]

— Не отталкивай меня, Ларка, — разрывает он, наконец, тишину. — Я знаю, ты мне не веришь, но я все для тебя сделаю. Все, что только возможно, чтоб ты могла здесь нормально жить.

— Я разве отталкиваю? Лежу, обнимаю. Целую даже, — моя голова лежит на его плече, моя рука скользит по его груди. По его нечеловечески гладкой коже. А что в нем вообще человеческого? — А про нормальную жизнь ты мне лучше сразу все расскажи. Чтоб сюрпризов не было. Сегодня ты решил, что для того, чтоб моя жизнь в твоем доме протекала нормально, я должна стать твоей любовницей. Или наложницей, я ж рабыня.

— Лара, пожалуйста…

— Что? Ты просто решил, что так будет правильно, взял и приволок.

— Я ошибся? Было бы лучше, чтоб ты и дальше от меня шарахалась?

— Я не говорю про «лучше», я говорю про твои способы устроить мою жизнь. Если ты решишь, что нужно, ты просто возьмешь и сделаешь. Вот и хотелось бы узнать, что? Что у тебя дальше по плану обеспечения меня нормальной жизнью? Ты заставишь меня заниматься любовью с твоими друзьями? Для вас же это нормально?

— Для нас да, для тебя — нет. А нормальной жизнью следует обеспечить тебя, а не меня. Поэтому в данном вопросе будет по–твоему. Ты — моя возлюбленная, Лара. А возлюбленным партнеров не навязывают. Они вправе выбирать их сами.

Вздыхаю. Приподнимаюсь на локте, смотрю на него внимательно.

— Что–то я совсем уже тебя не понимаю. Если я — твоя возлюбленная, то каких партнеров я вправе выбирать? Для чего, зачем?

— Лар, — смотреть на меня снизу вверх ему неудобно, он садится и усаживает меня себе на колени, — все кристально просто. Раз уж я называю тебя своей возлюбленной, раз я считаю тебя своей возлюбленной, то и права у тебя те же, что были бы в данном случае у любой вампирши. Ты знаешь, мы не моногамны. Для нас секс — это продолжение дружеского общения, только на более личном, невербальном плане. И мы не порываем с друзьями, создавая пару… Тем более, что мы с тобой — даже не пара. Ты вправе ответить согласием любому, с кем захочешь заняться сексом. И отказать — ты тоже вправе любому.

Вампир. На всю голову. Я тебя люблю, и потому ты вправе быть с любым.

— Ага, вот сегодня я тебе уже отказала. Что–то не больно помогло.

— Ну, я все же буду настаивать, что занимаю особое место в твоей судьбе. И буду надеяться, что однажды ты все же сумеешь меня полюбить. А пока — нам же хорошо вместе, Ларочка. Так зачем отказывать себе в этом? — он легонько целует меня в губы и, отстранившись, интересуется, — ну скажи честно, тебе ведь понравилось? И теперь ты не будешь меня бояться? Ну хотя бы в постели?

— Учитывая, что ты прекрасно чувствуешь мои эмоции, да еще и питаешься ими, было бы нелепо утверждать, что мне не понравилось, — пожимаю плечами. — И — да, ты прав, один из моих страхов ты снял. Теперь я хотя бы знаю, что ты не будешь… пытать меня в процессе…

Он дергается.

— Лара?! Как ты могла?.. Как тебе только в голову?..

— А что мне должно было в голову прийти, после того, как ты поступал со мной — причем без всякого секса, как вы с дружком поступили с Томкой? Я пальчики твоего синеволосого приятеля на своей груди потом еще очень долго ощущала. А ты сказал, что был бы не против, чтоб он меня полностью… да еще и вместе с тобой… что я должна была о тебе думать? Да еще после того, что Лоу мне порассказывал… о вашей бурной семейной жизни…

— Ах, все–таки Лоу! То–то я удивляюсь, как это из самого ненавистного тебе вампира на земле он превратился в твоего сказочно–прекрасного принца?

— Как из самого ненавистного? — все предыдущее из головы вылетело мгновенно, обвинять его можно до бесконечности, обвиняемым он от этого не станет, но Лоу! Как я могла его ненавидеть? — Погоди, он сказал, что мы и знакомы–то были едва–едва…

— Он тебе сказал? А сама ты, что же, не помнишь?

— Нет, — пожимаю плечами. — Сама не помню. Сама я, на самом деле, многого не помню, или помню не очень четко. Я и тебя только пару дней назад вспомнила, а до этого Лоу говорил мне что–то про Анхена, а я и понять не могла, кто это.

— Да? Как удобно, — он едва ли не хмыкнул.

— Удобно? То, что я от всего случившегося с ума сходила, память потеряла — это для тебя забава такая? Которую я себе для удобства выдумала? — вырываюсь из его рук, сажусь рядом, обхватив подушку.

— Да я не про тебя, моя хорошая, я не про тебя, — пытается успокоить меня Анхен.

— Он мне помог. Он, не ты.

— Наговорив про меня гадостей? Интересный метод психотерапии.

— Он? Ну что ты, откуда ему их знать, ты же не делился. Как Елену на моих глазах убивал, как меня запорол едва не до смерти. Лоу, знаешь ли, так удивлен был неприятно, у него аж машина управление потеряла. Да он про тебя столько гадостей не знает, сколько я поведать в состоянии. Ты ж для него белый и пушистый, болеешь просто.

— Знает он, Ларис, многое, да и может тоже немало, — на мою обличительную тираду вампир отвечает совершенно невозмутимо. — Ладно, я лучше с ним сперва поговорю, что он с тобой делает и зачем. И каковы прогнозы. Вчера еще хотел, да сил не было.

— Что значит «он со мной делает»? — построение фразы напрягало. — И что ты там вчера еще говорил, что он… ловец душ какой–то? И почему ты считаешь, что я его ненавидела?

— Ну, последнего ты никогда не скрывала. Тебя за это, кстати, из университета чуть не исключили, неужели не помнишь?

— Нет. А он какое отношение имеет к университету?

— Ни малейшего не имеет. Но вам это не мешало, — Анхен чуть усмехнулся. — Вы встречались с ним трижды. По результатам этих встреч дважды ты чуть из этого университета не вылетела, а еще один раз, самый первый, едва не потеряла возможность вообще туда поступить.

— Нно почему?

— А вот это он сам пусть тебе рассказывает. Не хочу лишать его такого удовольствия. А то больно сладко у него все выходит.

— И как он мне это расскажет? Он улетел, — своей печали по этому поводу даже не скрываю.

— Прилетит, — заверяет меня Анхен. — Мы его очень настойчиво об этом попросим.

— А про ловца душ тоже он мне должен рассказывать?

— Могу и я. Он говорил тебе о своих родителях?

— Только то, что они умерли. Ну и что его мать была в тебя влюблена. И что в гробу бы перевернулась, узнай, каким ты стал сейчас.

— Лоу всегда был на редкость милым мальчиком, — Анхен чуть кривится. — Только я сейчас не о любви. Чем они занимались?

Пожимаю плечами.

— Его мать была одной из служительниц Храма Предвечного, — начинает он свой рассказ. — А вот отец был Верховным Коэром Эльвинерэлла. Верховным жрецом Предвечного Светоча в нашей стране, говоря человеческим языком. Хотя «жрец» — это не совсем точно. Жрецом может стать любой, но коэрами рождаются. Это эльвины, с рождения наделенные особыми способностями сливаться душой с беспредельным, пропуская Предвечный Свет сквозь себя, ощущая биение Основ Жизни. Им дано понимать волю богов, но дано и большее — выводить души к свету. Из любой тьмы, из любого отчаянья. Им дано ловить души, ускользающие к Хозяину Вечной Ночи, и возвращать в истинный круг бытия. Это то, что известно всем. Но все их возможности не были известны никому и никогда. И даже моя долгая дружба с Верховным Коэром позволяет мне лишь подозревать… о многом, что было ему доступно. Своими профессиональными тайнами они не делились. И Лоурэл унаследовал многое, хотя и скрывает это. Он выловил твою душу во тьме и вернул к свету. Но подозреваю, что кое–что в твоих воспоминаниях он подправил.

— Ты сам говорил, мою память невозможно ни стереть, ни подправить.

— Для меня невозможно. Полагаю, и Владыка не справится. Про рядовых вампиров я вообще молчу. Мы все работаем с материальным, даже Сэнта со своей магией жизни — она способна вылечить только тело. И лишь коэрам подвластны души.

— Да? Что ж он твою–то тогда к свету не вытянул?

— А кто ж ее тогда вытянул? — Анхен невесело усмехается, но болезни не отрицает. — Лоу всего лишь мальчик, и он не всесилен, но без него я давно бы погиб во мраке. Как и Ара. Скатился бы в ту же пропасть.

— А ей он помочь не смог?

— Не захотел. Возможно — из личной неприязни. Но скорее — что–то там опять на воле богов замешано. Лоурэл кажется очень материальным мальчиком, но он коэр, его душа нездешняя, она слита с беспредельным, он слышит голоса богов, читает видения, знаки, и следует путем этих знаков.

— А почему он скрывает свои способности? Тоже — «воля богов»?

— Возможно. Но есть объяснение и попроще. Культа Предвечного Светоча более не существует, он проклят и отвергнут, его служители доживали свои дни, окруженные презрением, были вынуждены искать себе новое занятие в этой новой жизни. Лоурэлу проще казаться безобидным юным вампиром, подобно всем Новым, лишенным способностей. И ему верят. Хоть это не так, он их не лишен.

Молчу, пытаясь переварить информацию. Вспоминаю, как Лоу вырастил для меня цветок. «Всего один, — сказал он тогда. — Но хотя бы один — могу». А Новые ведь не могут. Да, Анхен же говорил, что Новые уже не растят садов, не чувствуют растений, то есть магией жизни не обладают. А он, значит, может.

— А кольцо? Зачем он подарил мне кольцо?

— Увижу — спрошу, — интересный ответ.

— Но оно что–нибудь означает?

— Вообще — нет, просто средство связи, я ж тебе рассказывал. Или тоже не помнишь?

— Смутно. Но это Лоу мне говорил. Что если позову — он услышит.

— Ну, значит, он уверен, что ситуация, когда тебе понадобиться его помощь, непременно возникнет. И по неведомым мне соображением готов эту помощь тебе оказать.

— По неведомым? А то, что он может ко мне искреннюю симпатию испытывать, ты даже не предполагаешь?

— Зная Лоурэла предположить подобное сложно, — Анхен лишь плечами пожимает. — Все его симпатии мимолетны, он ни к чему и ни к кому не привязан настолько, чтоб давать долгосрочные обещания.

— Ну, к тебе же привязан.

— Воля богов, чувство долга и пара трогательных детских воспоминаний.

— Тридцать лет — не детство.

— А до того, ты полагаешь, мы не встречались? Его отец был моим другом большую часть моей жизни. И лучшую ее часть. А Лоу я помню, еще когда он над колыбелькой взлететь пытался, в силу возраста — не всегда удачно.

— А?.. — попыталась представить младенца, вылетающего из колыбельки. Неудачно — это как, на пол шлепался?

— Забудь! Так что касается привязанностей. Вот ты сейчас так мило в его рубашонку кутаешься. Хоть примерно представляешь, сколько она стоит?

— Я в ваших ценах разбираюсь еще хуже, чем в ваших ценностях.

— Так могу просветить — и про цены, и про ценности. Вот эти милые ажурные вставочки выполнены из поликрастеоренида, это новейший материал, чрезвычайно сложный в получении, помимо декоративной функции выполняет еще ряд защитных, особым образом преломляя солнечные лучи и вплетая получаемый спектр в потоки ауры… не суть. Суть в том, что стоит этот материал — даже не на вес золота, а во много раз его дороже. По большому счету, эта рубашка — предмет несусветной роскоши, а на мой субъективный взгляд — еще и несусветной блажи. Но Лоу не жаль сначала отдать безумные деньги за эту рубашку, а потом отдать и саму рубашку. И не думай, что это эксклюзивный жест, он всю жизнь так живет. А на одежду так и вовсе тратит в год больше, чем я за десять. Он не привязан — ни к деньгам, ни к вещам, ни к тем, кто его окружает. Ему ценнее красивый жест, его жизнь — это красота мгновений, он легко превратит каждый миг своего общения с кем бы то ни было в сказку, а потом уйдет и забудет. И будет другая сказка, для кого–то еще.