Императрица всех сезонов

Судьба Мари будет хуже. Ее будущим была смерть или брак с принцем. Когда он думал об их неминуемом расставании, казалось, к его ребрам прижимали факел, и он медленно сгорал изнутри. Он знал, что однажды у него останется только память о Мари, знания, как прекрасно могло быть.

ПЕРВАЯ ИМПЕРАТРИЦА

Сугита с неба смотрел на любимого человека. Его сын, первый император, которого он создал по своему подобию, печалился. Человек плакал на своем золотом троне. Сугита воззвал к молнии и спустился по лестнице Киты.

Он подошел к рыдающему человеку.

— Что тревожит тебя, сын? спросил он, не понимая. Сугита видел с небес все дары, что он дал человеку: плодородные поля, где риса хватило бы на вечность, шахты с железом, золотом и драгоценными камнями, люди, что поклонялись ему, восхваляли его как бога. Я дал тебе так много, — отметил Сугита, переживая из-за того, что человек хотел больше.

Губы сына дрожали.

— У меня есть все, но это не с кем разделить.

Сугита удивленно раскрыл рот. Он не подумал, что человеку нужна любовь. Любовь была божественной. Он думал, это могли только боги и богини.

— Ты хочешь женщину, что разделит с тобой жизнь? спросил Сугита.

— Да, — глаза человека загорелись. Я хочу женщину, — сказал он Сугите. Но она должна быть достойна меня.

Сугита кивнул. Он собрал женщин из каждого клана и устроил их в дальнем углу Хоноку. Он оставил их в пещере, вырезанной водой и ветром посреди одинокого утеса. Среди женщин были две сестры, Макото и Тсукико, дочери торговца зонтами.

Макото и Тсукико вооружились шелковыми зонтиками, бились с другими женщинами за кусочки веревки, разбросанные по пещере. Они с помощью веревки слезли с утеса.

Внизу Тсукико простонала:

— Я хочу домой.

Макото сжала руку Тсукико и прижала к своей щеке.

— Кроха, как твоя старшая сестра, я обещаю, что ты попадешь домой, или я умру, пытаясь отвести тебя.

Девушки пошли в сторону созвездия Барабана, надеясь, что доберутся до своей деревушки. С первым теплым ветром лета они пришли к горе.

— Только вверх, — сказала Макото. Они поднялись. На вершине перед ними раскинулась Хоноку. Сестры поняли, что были к дому не ближе, чем звезды к Земле.

Они шли дальше. Осень поцеловала лето на прощание. Упал первый лист, и они попали в заброшенную деревню. Они не надеялись. Они воровали в домах, набивали рты полосками мяса дикого кабана, маринованной свеклой и грибами в мисо. Но деревня не была заброшенной. Пока сестры спали, вернулись ее жители. Они. Демоны высотой в восемь футов с четырьмя глазами и шестью черными рогами на головах. Сильнейшие из ёкаев. Макото и Тсукико отбились зонтиками и выбрались из деревни они.

Но за каждую победу нужно было платить цену.

Тсукико была сильно ранена. Макото отказывалась бросать сестру. Она была умной и яростной. Макото построила сани из веток, подняла Тсукико на эти носилки.

— Кроха, я доставлю тебя домой или умру в пути, — Макото тащила носилки. Зима прогнала осень. Пошел снег. Чтобы отвлечь Тсукико, Макото пела ей. Тсукико подпевала, и Макото слышала ее за воем ветра. Макото вскоре поняла, что голос Тсукико утих.

Макото остановилась.

Носилок за ней уже не было. Ветер лишил руки Макото тепла. Она думала, что держала носилки, а хватала воздух. Макото зарыдала и пошла обратно. Она нашла Тсукико в сугробе. Ее губы посинели, глаза были закрытыми. Лед появился на ее ресницах. Тсукико умерла.

Рыдая, Макото сжалась у тела сестры.

— Кроха, я доставлю тебя домой или умру в пути, — они не были дома. Макото решила погибнуть рядом с сестрой. Она спала во время бурь. Снег покрыл их тела. Но зима не забирала ее. Природа защищала ее. Когда снег растаял, он пролился в ее рот, заставляя ее пить. Весенний ветер сотряс деревья, и еловые ветви упали и укрыли ее теплым одеялом. И когда первое яблоко упало с дерева неподалеку, оно прикатилось в ее раскрытую ладонь. Она не умерла. Природа не дала ей. Тело Тсукико к тому времени оказалось под землей, и только ее нежные пальцы еще были над поверхностью.

Мужчина подошел к ней. Макото растерянно сжала зонтик и уперла его конец в горло мужчины. Кровь потекла по его шее.

Мужчина опустился на колени.

— Моя невеста, равная мне! воскликнул он.

Она тут же узнала мужчину. Императора.

— Я хочу домой, — сказала она, бросив потрепанный зонтик.

— Ты дома, — ответил император. Его рука описала дугу, и за ним она увидела дворец, золотой и сияющий в свете весны.

Она заплакала.

— Я подвела сестру.

Император нежно улыбнулся.

— Успех и поражение лишь иллюзии. Не держись за них, — он прошептал, кем она была и кем станет. Правительница, — сказал он. Моя, — сказал он.

Любима природой.

Почитаема мужем.

Императрица всех Времен года.

ГЛАВА 7

Таро

Вода лилась с неба, стучала по черепице дворца, стекала по выемкам и из ртов золотых шачихоко гибридов тигра и карма, что призывали дождь и защищали от огня.

Таро во дворце отвернулся от кашля императора. За последние сутки кашель стал сильнее. Они сидели за низким столиком для ужина из пирожков с рыбной пастой и овощами в кунжутном масле. Император едва мог проглотить еду. Слуга бросился вперед, вода из серебряного графина плескалась ему на руки, но император отогнал его.

— Тебя осматривали теоретики? послушно спросил Таро.

Император сделал глоток сакэ, его щеки пылали, глаза слезились. Он покачал головой.

— Я лучше подавлюсь насмерть, чем подпущу их к себе.

Таро вскинул бровь, но промолчал. Теоретики помогали маме Таро, когда она рожала его. Они ошиблись, и его матери становилось все хуже при родах. Император в отчаянии призвал другую помощь. Футакучи-онна были известны навыком повитухи, и этот ёкай был единственной надеждой императора. Женщина с двумя ртами безопасно вытащила Таро в мир живых, но лишь смогла помочь императрице покинуть этот мир. Так думал император. Оттуда началась ненависть императора к ёкаям.

«Забавно, как любовь доводит до ненависти».

Повисла напряженная тишина. Таро смотрел поверх плеча императора в окно. Дождь продолжался. Снаружи тянулся Сухой сад, белый песок был украшен рисунком параллельных кругов, подражая каплям, падающим в воду.

Человек рядом с Таро кашлянул.

— Во дворце говорят о таком, — Таро посмотрел на Сатоши. С круглым лицом, ямочками и длинными ресницами Сатоши выглядел как мальчик, а не мужчина. Он был в белом одеянии, красная ткань свисала с плеча, обвивала пояс, отмечая его статус Высшего священника. Татуировки портили его ладони, но не лицо.

«Странный выбор», — многие священники разрисовывали все тела, но руки и лица были в татуировках всегда. Синие завитки были проклятиями. Они имели тот же эффект, что и произнесенные. Когда ёкай касался чернил, он сгорал.

Сатоши часто присоединялся к Таро и отцу за ужином. Он играл много ролей во дворце. Священник. Советчик. Хранитель мира.

Сатоши был наполовину братом Таро. Сын наложницы, Сатоши не был угрозой для трона. Но почему-то их отец любил бастарда больше Таро. Так казалось. На самом деле император считал обоих сыновей бородавками, которые он терпел, но не любил. Это не мешало Сатоши искать одобрения императора при каждом случае. Сатоши обходился с Таро так же, искал у императора и принца симпатии, как бродячий пес, что нюхает дружелюбную руку.

— Я ходил в Зимнюю комнату утром, — сказал император, отвлекая внимание Таро от Сатоши.

— Не лучшее решение для старика с простудой, — ответил Таро.

— Я был в шкуре ямабико, — сказал император сквозь зубы. Редкий и неуловимый ёкай, ямабико обитал на низких частях гор Цуко-фуно. Их голоса вызывали ложное эхо, они подражали звукам, включая ужасные крики. Император почти всех истребил. Их густой коричневый мех желали из-за тепла, а их бежевые зубы использовали для украшений. Эти предметы дорого стоили на рынках. Таро старался скрыть эмоции, пока его отец продолжал. Похоже, каппа пропал.

Таро вспомнил. Темная Зимняя комната. Холод, проникающий под одежду. Молот в руке. Таро подумал о других ёкаях, застывших и скрытых в Ледяном лесу. Киджимуна, рыжеволосое одноногое существо, обитающее среди деревьев баньян. Нурэ-онаго, девушка с мокрыми волосами, рожденная из слез утонувших людей. Футакучи-онна, что помогла при рождении Таро.

— Странно, — сказал Таро отцу и бросил в рот кусочек сушеного фрукта.

Император улыбнулся с хищным блеском.

— Да. Не хочу думать, что среди нас есть тот, кто сочувствует ёкаям.

Тревога пронзила Таро. Сочувствующих казнили.

«Император сделает так с сыном?» — он не знал.

— Я буду следить.

— Может, это связано с Сопротивлением, — вмешался Сатоши.

Таро подавил стон. Все хорошее настроение императора испарилось. Его отец оскалился.

— Невозможно, — он снова закашлялся.

Сатоши покраснел и посмотрел на свои колени.

— Точно, — сказал он. Не знаю, чем я думал.

Сопротивление было скорее на словах, чем на деле. Группы ёкаев одного вида собирались и возникали как сорняки. Пока что Сопротивление действовало раздражающе, почти по-детски: взорвать конвой, что нес рис во дворец, поджечь шахту, что поставляла во дворец железо. Но Таро казалось, что затевалось что-то крупнее. Несколько недель назад Сопротивление притихло, ходили слухи. Слухи о мастере оружия, обученном убийце-ёкае, с которым шел они, и они собирались в Токкайдо объединить отряды и создать армию.

Император чуть успокоился, сделал большой глоток сакэ и вытер жир со рта шелковой салфеткой.

— Скажи, что так заняло тебя днем? спросил он у Таро.

Рот Таро удивленно раскрылся. Император никогда не спрашивал про его изобретения. Единственный раз отец проявил каплю интереса, когда Таро создал ошейник из железа, что не ломалось. Сатоши вырезал на ошейнике проклятия и надел на шею они, поработив его. Когда демон пытался снять его, его руки горели. Его сила, сила тысячи людей, была подавлена. Император использовал этого они, чтобы восстановить Весеннюю комнату. Несколько дней спустя большой демон сломал спину, пока нес тысячелетнюю вишню.

Таро уже не делал ошейники. Император убрал храм и на его месте сделал кузню. Кузнецы работали над ошейниками. Звон металла звучал весь день, дым закрывал солнце. Теперь все ёкаи получали ошейники, их записывали при рождении, относились к ним хуже, чем к собакам на поводках.

Конечно, некоторые ускользали от императора. Матери в ошейниках много платили людям, чтобы они забрали их детей на западные земли. Некоторые люди сочувствовали ёкаям, но многие пользовались этим. Тайный путь с восточных земель на запад стоил дорого. И были кланы ёкаев, которых еще не победили. Высоко в горах Цуко-фуно, слишком высоко, чтобы император направил туда воинов, был монастырь тайджи, где жили монахи-ёкаи, запертые навеки в детстве.

Изобретя ошейники, Таро стал следить, чтобы его творения не стали тем, что может поработить всех ёкаев.