Давай, медвежонок, соберись

Глава 5

ЛЕО

У меня вдруг пересыхает во рту, и я чувствую себя детенышем на его первой вылазке в глубины дикого леса в одиночку.

Черт.

Эта женщина — моя пара. На самом деле я никогда не занимался сексом, которое бы имело значение. Все это было весельем и игрой, и не сложнее, чем наср*ть посреди леса.

Но если я не сделаю все правильно, если я причиню ей боль, вызову в ней неприязнь, не заставлю ее кончить, тогда я обречен. Я обману надежды моей пары, прежде чем даже успею уговорить ее образовать со мной связь.

— Ну, если ты уверена, — я в силах лишь вымолвить. Мой голос звучит так, будто я проглотил десять лягушек с одного из близлежащих ручьев.

Легкий румянец подчеркивает ее щечки-яблочки, но она, не колеблясь, кивает головой.

— Уверена.

Мой член набухает примерно в пять раз больше, чем обычно. Одеревенелой походкой я подхожу к палатке и отдергиваю откидную створку.

— После тебя.

Когда она подходит ко мне, ее напряженные соски выпирают под ее одеждой, и желание разорвать ее рубашку на дюжину маленьких кусочков, чтобы она больше никогда не была одета, лавиной проносится сквозь меня. Ее роскошные груди под тканью колыхаются и подскакивают так, будто предназначены, чтобы специально изводить мукой всех мужчин, а меня особенно.

Палатка маленькая, и, чтобы войти, ей приходится пригнуться, а это выставляет ее округлую попку вверх для моего внимательного осмотра. Славный парень отвел бы глаза, но мои прямо приклеились к этим изгибам. Ее ягодицы круглые, размером прямо под ладонь. Идеально подходят для моих больших лап.

Я нагибаюсь и вползаю внутрь следом за ней. Маленькое пространство заполняет аромат ее возбуждения. Я с трудом сдерживаю себя, чтобы не накинуться на нее. Потребность поглотить ее, попробовать на вкус каждый дюйм ее великолепного тела, убивает меня.

Пара. Пара. Пара.

Это слово непрерывным ритмом гудит в моих жилах. Обхватив ладонью ее щеку, своим большим пальцем я поглаживаю ее розовую плоть, ощутив под ней кость. Это — Каролайн. Моя Каролайн. Мягкость поверх твердости.

Я ставлю маленький фонарь в угол и пользуюсь моментом, чтобы по достоинству оценить видение, что вижу перед собой.

— Ты слишком красивая.

— Слишком красивая? — застенчиво смеясь, она слегка отворачивается, чтобы спрятаться от моего взгляда. — Не думаю, что такое существует, и даже если бы и существовало, это не про меня.

— Для меня это так. Посмотри, как у меня дрожит рука от того, что я уже с ума схожу от желания к тебе. У меня сейчас такой стояк, что могу кончить в джинсы.

Моя рука дрожит. Это смесь похоти и толика страха. Она не готова услышать, что она — моя пара, поэтому я ей ничего не говорю. Существует так много вещей, которых она не знает, но если я расскажу ей, что секс между нами обоими означает, что этим она связывается со мной на всю жизнь, у меня есть вполне конкретное подозрение, что тогда она убежит из этой палатки с воплями ужаса.

— Тебе не обязательно все это мне говорить… ну, эти красивые слова, — поясняет она, увидев мой растерянный взгляд. — Я и так хочу заняться с тобой сексом.

Каролайн снова краснеет, что напрямую противоречит ее откровенным словам.

Ох, ты гребаный божок, какая же она очаровательная. Я должен приложиться к ней губами. Я больше не могу ждать ни секунды.

— Думаю, я должен тебя предупредить, что если возьму тебя, то скорей всего пристрастюсь и стану зависимым. После того, как я познаю твой вкус, тебе уже не удастся от меня отделаться.

— Тебе не обязательно говорить что-либо вроде этого, — она опускает лицо и очерчивает круг на моем колене. Все мое тело напрягается. Честное слово, всему моему самообладанию пришел конец, впрочем, как и мне.

— Нет, обязательно. Ты должна понимать, во что ввязываешься, — говорю я хрипло.

— Может это я, кто пристрастится к тебе, — заявляет она мне.

— Очень на это надеюсь.

Я обеспечу ей для этого любую возможность, которая представится, — убеждаю я себя.

Она поднимает ладонь и приглаживает мои волосы, которые вечно падают мне на глаза.

— Ну, если ты и правда станешь зависимым, я даю тебе полное право преследовать меня.

Издав стон, я захватываю в плен ее губы. Ее сладкая сущность заполняет мои легкие с каждым вздохом, который я делаю. На вкус она лучше, чем дикий мед, и я не могу насытиться. Нагнув ее назад, я поворачиваю голову под таким углом, чтобы получить более полный доступ.

Она поднимает руки, чтобы вцепиться в мои плечи и притянуть меня поближе. Проскользнув ладонями под ее рубашку, я плавно скольжу вверх, чтобы обхватить ими ее спелые груди. Ее соски упираются мне в ладони и прямо молят, чтобы я взял их в рот.

Каролайн испускает стон, и звучит он полным желания, это так эротично.

— Твои соски ноют, да, детка? Тебе нужно, чтобы я их пососал? — в ответ она тянется к низу своей рубашки. Вместе мы стягиваем ее через голову. — Черт. Ты — самая горячая штучка по эту сторону экватора.

Ее розовые груди покрыты светло-зеленым кружевом, это насыщенный цвет новой весны. Покрытые этим кружевом, ее соски упираются в ткань.

— Ты говоришь самые странные диковинки, — говорит она. — Не думаю, что когда-либо раньше я встречала мужчину вроде тебя.

Конечно, не встречала. Потому что я не мужчина. Меня терзают угрызения совести. Я должен доставить ей такое удовольствие, что ей будет плевать, кем бы я ни был.

— Каролайн, говорить правду о том, какое красивое и горячее у тебя тело и как сильно ты меня возбуждаешь, не безумие, — но возможно ее опыт в этом был крайне скуден. Билл такой самовлюбленный говнюк, который не в состоянии видеть дальше собственного носа, чтобы осознать, что за бесценный приз он заполучил в Каролайн.

Она перемещается на спальный мешок.

— Я всего лишь хочу сказать, что тебе не обязательно все это мне говорить. Я… Я тоже хочу тебя.

— Но я хочу это говорить, — я улыбаюсь ей быстрой улыбкой. — Потому что я привык говорить правду и ничего кроме правды. Это самые великолепные груди, которые я когда-либо лицезрел, и у меня начинают течь чертовы слюнки от предвкушения всосать эти вкусняшки в рот.

Я наклоняюсь вперед и позволяю своему дыханию окатывать ее груди. Опираясь на руки, Каролайн выгибает спину, выглядя при этом как самое сладчайшее предложение, что ее сущность может даровать. Через кружево я посасываю одну ее грудь, а потом вторую, пока кончики ее сосков не напрягаются до алмазной твердости.

— Ооо! — выдыхает она. — Как же хорошо.

— Всего лишь хорошо? — я, поддразнивая, рычу в ответ. — Это что, что-то типа вызова? Потому что, если да, то я его принимаю.

Я встаю позади нее и расстегиваю застежку лифчика. Настороженным взглядом она наблюдает за мной, в то время как я разворачиваю свой новый подарок. Вырвавшись из кружевных тисков, ее груди игриво подпрыгивают, чествуя свою свободу. Сразу же устремившись вниз, я тянусь к одному из сосков и тереблю пальцами второй. Как я и думал, вкус ее обнаженной плоти — как наркотик. Мне никогда ее не будет достаточно.

Я скольжу вниз по ее телу, целуя линию от ложбинки между грудей до пупка. Ее пояс — это напоминание обо всей той одежде, что между нами.

— Их надо снять, — я хватаюсь за ее шорты.

— Да, да, — говорит она, задыхаясь. Вместе мы открываем застежку, расстегиваем молнию и спихиваем с ее ног шорты, пока все, что на ней остается, — это пара кружевных трусиков, такого же цвета, что и ее лифчик.

Мне приходит на ум неприятная мысль.

— Ты их надела ради Билла?

Она удивленно поднимает глаза.

— Мое нижнее белье? Нет, конечно. Мне просто нравятся красивые вещи. Биллу на самом деле плевать на это. Он слишком занят… — она прерывается.

— Получает собственное удовольствие, — предполагаю я.

Она грустно пожимает плечами.

— У нас был не лучший секс в жизни.

Я закрываю ей рот ладонью.

— Только у меня есть одно правило, и оно состоит в том, что тебе нельзя говорить со мной о сексе с другим мужчиной. Поняла?

Каролайн сжимает губы, чтобы скрыть улыбку.

— Поняла.

— Отлично, а теперь откинься на спину, потому что, если я через секунду не приложусь своими губами к твоей киске, то взорвусь.

— Тебе не обязательно это делать, — она легонько тянет меня за волосы.

— Знаю, что не обязательно, но я хочу. И, Каролайн, твои трусики насквозь промокли, поэтому не говори мне, что не думала и не фантазировала о том, как я опускаюсь головой между твоих ножек.

Ее щеки покрываются вишнево-красным румянцем.

— Я… а… я, я знаю, что парням вообще-то не нравится это делать.

— Ну, вот и все, — объявляю я и переворачиваю ее так, что она оказывается попой кверху. «Сладкая маленькая попка», — подумываю я, а потом отвешиваю ей крепкий шлепок.

Она издает визг.

— А это за что?

— Детка, ты нарушила первое правило, — я потираю рукой ее задницу, чтобы смягчить боль. — Боже, у тебя очаровательная попка. Эти трусики нужно снять, чтобы я мог видеть твою киску. Готов поспорить, что твоя киска еще красивее, чем цветок.

— Я не думаю…

Моя ладонь тотчас же опускается.

— Я не нарушала первое правило, — обиженно сопит она.

— Новое правило, Каролайн. Запрещено говорить плохо о твоем теле, — я стягиваю ее трусики, после чего подношу пропитанную материю к своему носу. Я делаю глубокий вдох и почти кончаю в штаны. Она пахнет как гребаная божественная амброзия (прим: амброзия — легендарная пища богов, дающая им молодость и бессмертие).

— Давай свою попку сюда, детка, — я подталкиваю ее колени поближе к ее груди, а затем раздвигаю ее ноги, чтобы я мог как следует рассмотреть ее киску. Ее половые губки опухли, а маленький клитор раздулся, как ягода. — Ты выглядишь очень аппетитно. Не могу дождаться узнать, какова ты на вкус.

Мне бы хотелось иметь возможность насладиться этим процессом и лизать ее очень медленно, так долго, пока она не кончит раз пять и ослабеет настолько, что не сможет даже подняться, но я крайне измучен.

Это первый раз, когда я буду поглощать ее. Я нападаю на ее киску, будто я — изголодавшийся до полусмерти человек у своего первого шведского стола.

— Черт, — издаю я стон после первого же мною сделанного облизывания. — Я буду нуждаться в этом каждое утро, около трех раз в течение дня и раз десять перед сном.

Может, она что-то и сказала, но кровь в моих ушах ревет настолько громко, что все, что я слышу, — это глухие удары моего сердца. На моем языке и прямо мне в горло течет самый вкусный гребаный сок, который я когда-либо получал удовольствие пить.

Я облизываю ее от влагалища до клитора, а дальше до крошечного сморщенного отверстия между ее ягодицами. Каролайн дрожит и пытается вырваться, но я хватаю ее за бедра и тяну обратно. Обеими руками я удерживаю ее под своими ненасытными губами, чтобы я мог сосать и лизать ее нежную, опухшую плоть, пока ее бедра возле моих щек дрожат, как желе.

Ее стоны превращаются в тяжелое дыхание и аханье, которые в свою очередь переходят в мольбы, чтобы я никогда не останавливался. «Ооо, конечно, не буду, детка, я не успокоюсь, пока не осушу тебя до последней капли». Дрожь ее тела усиливается, и вскоре в меня устремляется поток ее освобождения.