Огонь в его поцелуе

Я не мог позволить ей навредить моему человеку. Ни за что.

Пока меня покрывает ее кровь, я жду, когда мой человек захватит мои мысли. Я жду, когда моя самка прогонит ужасных птиц, мелькающих в моем сознании, поскольку ее присутствие заставит замолчать кучу причитающих голосов в моей голове, пока не услышу только один голос — ее. Но сейчас там только тишина, и ярость в моем сознании не стихает.

Я не в состоянии успокоиться.

Непреодолимая потребность все крушить — уничтожать других — охватывает меня. Я не могу от этого избавиться — так же, как и от навязчивой потребности воспользоваться когтями, чтобы рвать и терзать.

«Убей, — каркают вороны. — Причиняй боль. Губи так же, как погубили тебя».

Но я не могу. Ни в коем случае, раз у меня есть пара, о которой нужно заботиться…

Моя пара? Где она?

Я трублю в небо призыв, но отклика нет. Моя паника побуждает воронов атаковать, клевать мне глаза, мою чешую. Они кружат надо мной роем, и я изо всех сил борюсь, чтобы прогнать дурные мысли, которые они оставляют на своем пути.

Моя пара. Я должен сосредоточиться на ней. Она для меня все.

Я оглядываю помещение, но тут ничего нет, в том числе и маленькой человеческой фигурки, сжавшейся в углу. Есть только круглый сосуд, полный воды, поверх которой плавает тень…

С гневным ревом я пересекаю помещение и выхватываю своего человека из воды. Она безвольно обмякает у меня в когтях, и я принимаюсь ее легонько трясти, как можно деликатнее подталкивать носом, пытаясь разбудить. Она что, спряталась в воде, чтобы спастись от огня напавшей самки? Моя смышленая, умненькая человечка.

Самка остается неподвижной бесконечно долгое мгновение, и вдруг начинает выплевывать воду, булькая и откашливаясь. Она цепляется за мои когти, и я, оберегая ее, крепко прижимаю ее к своей груди.

Она не покинет моих лап. Не сейчас. Вообще никогда. Я делаю глубокий вдох загрязненного воздуха этого места, но не могу привести свои мысли в порядок. Все, что у меня перед глазами, это ярость. Ярость, что драконша посмела напасть на мою пару в ее собственном гнезде. Ярость из-за того, что вороны продолжают бубнить в моей голове свои черные мысли. Ярость, что я застрял здесь, в этом жутком месте. Ярость, что я чуть не потерял свою самку.

Ярость. Так много ярости.

Моя самка в перерывах между приступами кашля говорит что-то, и звук ее хриплого голоса лишь разжигает мою ярость. Она не должна испытывать боль. Со мной она должна быть в безопасности. Сейчас она уже должна бы стать моей парой, и все же она не бросает мне вызов спаривания. Все это внутри меня разжигает огонь до тех пор, пока из моих ноздрей не начинает клубиться дым. Я уже на волоске от потери контроля.

Она касается моего когтя и что-то говорит, но эти слова тонут в гневном водовороте моих мыслей. Ее рука скользит по моим чешуям, но я едва осознаю это. Все, что у меня перед глазами, это ярость. Все, что я слышу, — это гнев.

Но вдруг что-то мягкое и сладкое проникает сквозь эту тьму. Темные тучи в моем сознании испаряются, и вместо них появляется… она.

Мой человек.

Голос у нее нежный, и она издает удивительные тихие звуки, которые мне кажутся не совсем разговором, не совсем гудением. Они приятные и умиротворяющие, и пока она продолжает гладить мой коготь, издавая эти расслабляющие звуки, я чувствую, как вороны отступают.

Моя пара.

Я сосредотачиваюсь на ней, позволяя ее звукам проникать в меня и наполнять мое сердце покоем. В конечном итоге она прекращает и что-то мне говорит, а нотка любопытства в ее голосе подсказывает мне, что ее скандирование закончилось, и она задает вопрос.

И этот вопрос… звучит как мое имя.

Я и забыл о том, что оно у меня есть.

Глава 6

САША

Когда я заканчиваю петь дракону колыбельную, из его ноздрей прекратили валить клубы дыма.

Слава Богу.

Мне потребовалась вся моя смелость, чтобы сохранять спокойствие и собранность перед лицом его… — понятия не имею, что там у него был за припадок. Его глаза полностью почернели, изо рта и носа валил дым, словно он себя с трудом сдерживал. Когти, обвившие меня, были туго сжатыми. С его морды капала пролитая кровь, напоминая о том, как он обошелся с тем другим драконом, который сейчас лежит слишком уж близко в луже крови.

Все это кошмары, но я не расстроена из-за того, что другой дракон мертв. Я испытываю огромное облегчение, что выжила. Я подавляю дрожь, вспомнив ощущение утопления, когда я находилась под водой и мне было слишком страшно, чтобы всплыть на поверхность. Я пробыла под водой больше времени, чем я думала, потому что, похоже, я потеряла сознание. Очнулась я в когтях дракона, жутко растерянная и с тяжестью в легких.

Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что он на грани того, чтобы слететь с катушек, и поэтому мне пришлось придумать, что сделать, чтобы успокоить его. Единственное, что пришло мне на ум, — это пение, и я начала петь первое, что пришло мне в голову — «Хоровод вокруг Рози»*. Песня о трупах и пепелищах показалась мне вполне уместной.

*Прим.: «Хоровод вокруг роз» («Ring a Ring o 'Roses», «Ring a Ring o ' Rosie» или (в Соединенных Штатах) «Ring Around the Rosie») изначально была колыбельной и детской песенкой-потешкой англичан. Утверждается, что она имеет косвенные ссылки на Великую чуму, случившейся в Англии в 1665 году, или с более ранними вспышками Черной смерти в Англии.

Песня сработала, а возможно все дело лишь в интонации моего голоса. Как бы то ни было, дым рассеялся, и его глаза снова сменили ту жуткую, пустую черноту на кружащийся водоворот золота на золоте. Я глажу его весы, изо всех сил стараясь его успокоить.

— Дракон, ты в порядке? Не следует ли нам поговорить об этом нападении?

Его взгляд останавливается на мне со сверхъестественным пониманием, и у меня даже кожу покалывает.

— Я сказала что-то не то? — шепчу я, стараясь не смотреть на практически обезглавленного красного дракона, лежащего в нескольких футах от меня. Не хотелось бы снова привлекать к нему его внимание, на тот случай, если у него в мозгу опять что-то щелкнет, а глаза почернеют.

Но дракон очень нежно, очень осторожно опускает меня на пол. Я с беспокойством смотрю на него снизу вверх, гадая, не плохой ли это знак. Мгновение спустя, он снова человек.

Абсолютно голый, но человек.

Он кладет руку себе на грудь, глядя на меня своими необычными, золотыми глазами.

— Дах.

Ох ты Божечки!

— Это… это твое имя? Дах? — Я подхожу к нему и похлопываю его по груди, решив демонстративно не придавать значения тому, что он голый. — Дах?

Он делает жест головой, который, должно быть, означает кивок.

— Дах, — повторяет он снова, и то, как он произносит это слово, завораживает. В этом слове гораздо больше пикантности, когда он исходит из его рта, чем из моего. Звучит немного звонко, глубже, более красочно. Наличие имени меняет положение дел, делая его более человечным.

— Привет, Дах, — говорю я тихо. — Я Саша.

— Йа-Са-ча, — повторяет он.

— Эээ… не совсем так. — Я вновь хлопаю себя по груди. — Саша.

Мне хочется сказать «просто Саша», но подозреваю, что это приведет к тому, что мое имя переименуется в «просто Саша», а мне не хочется запутать его еще больше.

— Са-ча.

Я вздрагиваю, потому что он произносит мое имя так же глубоко и звучно, как и свое собственное.

— Именно так. Саша и Дах. — Я указываю на себя, потом на него. — А ты знаешь какие-нибудь другие слова? Можешь сказать еще что-нибудь?

— Дах, — шепчет он, а потом дотрагивается до моей груди. — Са-ча.

— Ну, не все сразу. Мы неплохо справились с именами. — Я улыбаюсь ему лучезарной улыбкой. Отчего-то мне до нелепости приятно, что мы разговариваем, даже несмотря на то, что дальше имен дело не идет. Рассматривая его, я отмечаю, что его человеческая форма так же забрызгана кровью, как и драконья. — С тобой… с тобой все в порядке? Ты не ранен? — Я знаю, что он не понимает, что я говорю, поэтому я указываю рукой на свой подбитый глаз и травмированную руку. — Ай. — Затем я указываю на него. — Дах ай?

Его тяжелые золотистые брови поползли вниз, и он, двинувшись вперед, хватает мою поврежденную руку. Я наложила шину и забинтовала, но после того, как я окунулась в ванну, все как-то промокло и превратилось в дерьмо.

— Ай? — спрашивает он с мрачным выражением лица. — Са-ча ай Дах?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Я прикусываю губу. — Мне жаль.

— Са-ча ой?

О господи. Боюсь, мы застряли на лишнем. Я не хочу, чтобы он зацикливался на моих ранах, покуда сам весь залит кровью и в возможных травмах. Я качаю головой и, взяв его за руку, подвожу к ванне с водой.

— Пошли.

В ванне осталось не так много воды, а та, что осталась, довольно грязная, благодаря моему окунанию всем телом, но подручным клочком джинсов и небольшим количеством воды я начинаю мыть дракона. Дах остается неподвижным, поэтому я могу отмыть его настолько, чтобы понять, что кровь, покрывающая его, не его. У него есть несколько мелких царапин, но в остальном, вся эта кровища от другого.

Я заставляю себя продолжать улыбаться, хотя и слегка взволнована, когда передаю ему самодельное полотенце и указываю, чтобы он закончил умываться. Он рассеянно хлопает себя по груди, его взгляд сосредоточен на мне. Вся эта кровь. Он убил другого дракона. Я понятия не имею, было ли это необходимо или ему просто нравится убивать. Жаль, что я не могу спросить. Вообще-то, я хотела бы спросить его о многом, но между нами слишком большое препятствие.

Прежде всего я хочу знать, почему он выбрал своей пленницей меня и собирается ли он меня когда-нибудь отпустить.

Однако, мне кажется, что нервничать ни к чему. Придется решать проблемы по мере их поступления, а сегодня, по крайней мере пока, его глаза снова успокоились, вернувшись обратно к золоту на золоте. До тех пор, пока они не черные, я могу быть спокойна.

А раз он все-таки еще и в хорошем расположении духа, мне кажется, что нужно обеспечить, чтобы так было и впредь. Так что я продолжаю улыбаться и жестом руки указываю на кастрюлю с уже остывшим, нетронутым тушеным мясом.

— Может поедим?

Честно говоря, еда — это последнее, о чем я думаю при трупе гигантского дракона по ту сторону помещения, но я не представляю, что еще можно сделать.

Так что подойдет и тушенка.

ДАХ

Наступает ночь, и когда это происходит, мой человек изо всех сил старается держать глаза открытыми.

Это был очень длинный день для нас обоих. Несмотря на ее нежные прикосновения и приятный голос, я остаюсь в состоянии повышенной боевой готовности, опасаясь, что новый дракон — самец или самка — появится и увидит в моей неутвержденной паре угрозу или желанный приз, который можно заполучить. И то и другое придаст стимул для атаки, а в волосах моей пары до сих пор стоит запах гари из-за последнего дракона. Она не будет в безопасности до тех пор, пока я не заявлю на нее права и не отдам ей свой огонь.