Похищенный наследник

ИНФОРМАЦИЯ

Данный перевод является любительским и сделан не с коммерческой целью. Просим Вас, дорогие читатели, не распространять данный перевод на просторах интернета и НЕ использовать руссифицированные обложки книг в таких социальных сетях, как: Тик Ток, Инстаграм, Твиттер, Фейсбук. Спасибо!

Книга: Похищенный наследник

Автор: Софи Ларк

Серия: Безжалостное право первородства #2

Перевод: AmorNovels

1.

Миколаш Вилк

Варшава, Польша

Десять лет назад

По дороге домой с работы я останавливаюсь и покупаю пакет свежих chrusciki (хрустиков) для Анны. Маленькие пятна жира просачиваются сквозь бумажный пакет от яично-сливочных пирожных, посыпанных сахарной пудрой в соответствии с их названием «Крылья ангела». Сегодня она сдает вступительные экзамены в университет. Я уже знаю, что нам будет что отпраздновать. Анна великолепна. Я уверен, что она сдаст экзамен на высший балл.

Может, мы и близнецы, но вы никогда об этом не догадаетесь. У нее каштановые волосы, а у меня светлые, как кукурузный шелк. Она поглощает каждую книгу, которая попадает ей в руки, а я бросил школу в четырнадцать лет.

У меня не было особого выбора на этот счёт. Кто-то должен был платить за нашу маленькую унылую квартиру.

У нашего отца была хорошая работа на сталелитейном заводе в Хута-Варшаве. Он был техником по обслуживанию, приносил домой зарплату почти шесть тысяч злотых в месяц. Достаточно, чтобы мы все были в новых ботинках и с полным холодильником.

Пока его не сварили в котле, как омара, во время работы на доменной печи. Он не умер. Просто так сильно обгорел, что едва может переключать кнопки на пульте, пока целыми днями смотрит телевизор, запершись в своей комнате.

Наша мать уехала. Я слышал, что она вышла замуж за бухгалтера и переехала в Краков. С тех пор я ничего о ней не слышал.

Это неважно. Я зарабатываю в гастрономе столько, что нам пока хватает. Когда-нибудь Анна станет профессором литературы. Тогда мы купим маленький домик, где-нибудь не здесь.

Мы всю жизнь прожили в районе Прага, на правом берегу Вислы. Через воду видны процветающие центры бизнеса и финансов. Мы живем в трущобах. Высокие, прямоугольные, грязные кирпичные здания загораживают солнце. Пустые фабрики времен коммунистической эпохи, когда здесь был центр государственной промышленности. Теперь их окна разбиты, а двери заперты на цепь. Наркоманы врываются туда, чтобы поспать на кучах тряпья, вкалывая себе разлагающий плоть русский krokodil.

У нас с Анной будет нормальный дом с садом, и никто над или под нами не будет стучать и кричать в любое время ночи.

Я не жду сестру дома ещё несколько часов, поэтому, когда я открываю дверь в нашу квартиру и вижу на полу ее школьную сумку, я смущен и удивлен.

Анна скрупулезно аккуратна. Она не бросает свой рюкзак на пол, позволяя книгам рассыпаться. Некоторые из ее учебников грязные и мокрые. То же самое с ее обувью, брошенной рядом с сумкой.

Я слышу, как в ванной течет вода. Также странно — Анна не принимает душ по вечерам.

Я бросаю пакет с пирожными на кухонный стол и бегу в нашу единственную ванную комнату. Я стучу в дверь, зовя сестру.

Ответа нет.

Прижав ухо к двери, я слышу, как она всхлипывает, перекрывая шум душа.

Я бьюсь плечом о дверь и слышу, как дешевое дерево трещит, когда замок поддается. Я заставляю себя войти в крошечную ванную комнату.

Анна сидит под душем, все еще в школьной одежде. Ее блузка почти сорвана с ее тела. Тонкий материал держится только на руках и талии.

Она вся в порезах и рубцах — по всем плечам, рукам и спине. Я вижу темные синяки на ее шее и верхней части груди. Даже то, что выглядит как следы укусов.

Ее лицо еще хуже. У нее длинная рана на правой щеке и синяк под глазом. Кровь течет у нее из носа, капает в воду, скопившуюся вокруг ее ног, растекаясь, как акварельная краска.

Она не может смотреть на меня. После первого взгляда вверх она зарывается лицом в свои руки, всхлипывая.

— Кто сделал это с тобой? — требую я, мой голос дрожит.

Она поджимает губы и качает головой, не желая мне говорить.

Это неправда, что близнецы могут читать мысли друг друга. Но я знаю свою сестру. Я знаю ее очень хорошо.

И я знаю, кто это сделал. Я видел, как они смотрят на нее, когда она выходит из нашей квартиры, чтобы пойти в школу. Я вижу, как они прислоняются к своим дорогим машинам, сложив руки, их солнцезащитные очки не могут скрыть, как они смотрят на нее. Иногда они даже что-то кричат ей, хотя она никогда не поворачивает головы и не отвечает.

Это были Братерство. Польская мафия.

Они думают, что могут иметь все, что захотят — дорогие часы, золотые цепочки, телефоны, которые стоят больше, чем я зарабатываю за месяц. Видимо, они решили, что им нужна моя сестра.

Она не хочет мне говорить, потому что боится того, что произойдет.

Я хватаю ее за плечо и заставляю посмотреть на меня.

Ее глаза красные, опухшие, испуганные.

— Кто из них это сделал? — шиплю я. — Тот, что с бритой головой?

Она колеблется, потом кивает.

— Тот, с темной бородой?

Еще один кивок.

— Тот, что в кожаной куртке?

Она морщится.

Он главарь. Я видел, как остальные подчиняются ему. Я видел, как он больше всего смотрит на Анну.

— Я достану их, Анна. Они все до единого заплатят, — обещаю я ей.

Анна качает головой, беззвучные слезы катятся по ее избитым щекам.

— Нет, Мико, — рыдает она. — Они убьют тебя.

— Нет, если я убью их первыми, — мрачно говорю я.

Я оставляю ее в душе. Я иду в спальню и поднимаю половицу, под которой спрятан мой металлический ящик. В нем все мои сбережения — деньги, предназначенные для того, чтобы отправить Анну в колледж. Она пропустила экзамены. В этом году она не поедет.

Я складываю купюры в пачку и засовываю в карман. Затем я выхожу из квартиры и бегу под дождем к ломбарду на улице Бжеской.

Якуб, как всегда, сидит за прилавком и читает книгу в мягкой обложке с оторванной половиной обложки. Плечистый, лысеющий, с очками из кокаиновой бутылки в толстой пластиковой оправе, Якуб моргает на меня, как сова, проснувшаяся слишком рано.

— Чем я могу тебе помочь, Миколаш? — говорит он своим хрипловатым голосом.

— Мне нужен пистолет, — говорю я ему.

Он хрипло хихикает.

— Это незаконно, мой мальчик. Как насчет гитары или Xbox?

Я бросаю пачку купюр на его столешницу.

— Прекрати это дерьмо, — говорю я ему. — Покажи мне, что у тебя есть.

Он смотрит вниз на деньги, не прикасаясь к ним. Затем, спустя мгновение, он выходит из-за прилавка и шаркающей походкой направляется к входной двери. Он поворачивает защелку, запирая ее. Затем он идет к задней двери.

— Сюда, — говорит он, не поворачивая головы.

Я следую за ним в заднюю часть магазина. Здесь он живет — я вижу старый диван с набивкой, вываливающейся из дыр в обивке. Квадратный телевизор. Крошечная кухня с плитой, где пахнет подгоревшим кофе и сигаретами.

Якуб подводит меня к комоду. Он открывает верхний ящик, показывая небольшой выбор пистолетов.

— Какой тебе нужен? — спрашивает он.

Я ничего не знаю об оружии. Я никогда в жизни не держал его в руках.

Я смотрю на беспорядочную кучу оружия: некоторые из углерода, некоторые из стали, некоторые изящные, некоторые практически древние.

Один из них полностью черный, среднего размера, современный и простой на вид. Он напоминает мне пистолет, который носит Джеймс Бонд. Я беру его в руки, удивляясь тому, какой он тяжелый в моей руке.

— Это Глок, — говорит Якуб.

— Я знаю, — отвечаю я, хотя на самом деле это не так.

— Это 45-й калибр. Тебе также нужны патроны? — говорит он.

— И нож, — говорю я ему.

Я вижу на его лице выражение веселья. Он думает, что я играю в коммандос. Это неважно — я не хочу, чтобы он воспринимал меня всерьез. Я не хочу, чтобы он кого-то предупреждал.

Он дает мне Боевой нож с кожаной рукояткой в полимерных ножнах. Он показывает мне, как схватиться за ножны, чтобы вытащить лезвие, как будто демонстрирует для ребенка.

Он не спрашивает, для чего он мне нужен.

Я прячу оружие под одеждой и спешу обратно в квартиру.

Я намерен проведать Анну, прежде чем выслеживать ходячих трупов, посмевших наложить руки на мою сестру.

Когда я снова отпираю входную дверь, я чувствую, как по позвоночнику пробегает странный холодок.

Я не знаю, что это такое. Все выглядит так же, как и раньше: рюкзак на том же месте в прихожей, кроссовки моей сестры рядом с ним. Я все еще слышу негромкое журчание телевизора в комнате отца — звук, который день и ночь звучит в нашей квартире. Я даже вижу его голубой свет, просачивающийся из-под его двери.

Но я больше не слышу, как работает душ. И я не слышу свою сестру. Надеюсь, это значит, что она отдыхает в своей комнате.

Это то, чего я ожидаю. Я ожидаю, что она будет лежать в своей кровати под одеялом. Надеюсь, она спит.

И все же, когда я прохожу мимо двери в ванную, собираясь проверить ее, я колеблюсь.

Изнутри доносится какой-то звук.

Постоянный капающий звук. Как будто кран не совсем выключен.

Дверь приоткрыта — я сломал раму, пробиваясь внутрь в первый раз. Теперь она не закрывается до конца.

Я открываю дверь, яркий флуоресцентный свет на мгновение ослепляет мои глаза.

Моя сестра лежит в ванне и смотрит в потолок.

Ее глаза широко раскрыты и неподвижны, абсолютно мертвы. Ее лицо бледнее мела.

Одна рука свисает через бортик ванны. От запястья до локтя тянется длинная рана, открытая, как аляповатая улыбка.

Пол залит кровью. Она течет от ванны до самого края плитки, прямо к моим ногам. Если я сделаю хоть один шаг внутрь, я буду ходить по ней.

Почему-то это парализует меня. Я хочу побежать к Анне, но не хочу идти по ее крови. Глупо, безумно, я чувствую, что это причинит ей боль. Даже если она мертва.

И все же я должен пойти к ней. Я должен закрыть ее глаза. Я не могу вынести того, как она смотрит в потолок. На ее лице нет спокойствия — она выглядит такой же испуганной, как и раньше.

Желудок сводит, грудь горит, я подбегаю к ней, мои ноги скользят по скользкой плитке. Я осторожно поднимаю ее руку и кладу ее обратно в ванну. Ее кожа все еще теплая, и на секунду мне кажется, что есть надежда. Затем я снова смотрю на ее лицо и понимаю, насколько я глуп. Я кладу руку на ее лицо, чтобы закрыть ей глаза.

Затем я иду в ее комнату. Я нахожу ее любимое одеяло — то, на котором нарисованы луны и звезды. Я приношу его в ванную и накрываю им ее тело. В ванной есть вода. Она намочила одеяло. Это не имеет значения — я просто хочу накрыть ее, чтобы никто больше не мог смотреть на нее. Больше нет.

Потом я возвращаюсь в свою комнату. Я сажусь на пол, рядом с пустым ящиком для денег, который я еще не вернул в тайник под половицами.

Я чувствую невыносимую глубину вины и печали. Я буквально не могу это выносить. Мне кажется, что оно отрывает куски моей плоти, фунт за фунтом, пока я не останусь лишь скелетом с голыми костями, без мышц, нервов и сердца.