Последнее пророчество Эллады

— Ну, знаешь, тогда правь сама, — фыркнул Аид. — Три трона — три тела. А насчет Зевса, это метафора или он правда в Тартаре?

Экс-царь сам не знал, хочет ли он услышать, что это метафора, или что этот похотливый придурок, его брат, действительно в Тартаре.

Геката молчала, и Аид уже начал мысленно прикидывать, чем вооружиться, чтобы отбиваться от проявляющих искреннюю любовь других обитателей Тартара, определенную часть которых он сам туда и засунул. Но тут она медленно и печально покачала головой:

— Я попробую поискать в зеркалах, но… наверно, только Арес знает, что он сделал с Зевсом и Посейдоном.

— Вся проблема в том, что Арес не мог проделать это один, — хищно улыбнулся Аид. — И я буду очень признателен, если ты посмотришь мне в глаза и скажешь, что ты не с ним. Не надо никаких клятв, — он перегнулся через стол и сощурился. — Просто скажи, с кем ты. Ты можешь быть или с ним, или со мной.

Тихий шелестящий смех Гекаты мог заставить содрогнуться кого угодно, только Аид в этот перечень не входил. Поэтому на невинный вопрос, что же он, чисто гипотетически, сделает, если Трёхтелая откажется ему помогать, не менее невинным тоном ответил, что ничего.

— А смысл возиться? Я просто скажу Персефоне, что ты соблазнила Ареса. Как это у тебя называется, вчетвером?..

Напряжение спало.

Геката ответила, что на месте царицы точно бы не поверила в такой бред, потому, что Арес не в её вкусе. А она, в свою очередь, не со вкусе Ареса.

Аид попросил уточнений, и следующие полчаса Геката подробно рассказывала, кто за последнюю тысячу лет был во вкусе Ареса, и что с упомянутыми особами делала потом Персефона.

Проанализировав список возлюбленных, Аид заключил, что Неистовый предпочитает тупых.

— Нет, царь, ты не прав, — усмехнулась Трёхтелая. — Просто остальным хватает ума не связываться с Персефоной.

— Кстати, а как она поступает с теми, кого Арес взял силой?

— Царица разрешает им выбрать, каким цветком они хотят стать.

— Странно, — сказал Аид, но не Гекате, а своим мыслям. — Очень странно.

Его удивляла не жестокость царицы — скорее, её избирательная доброта.

«Если она спит с Аресом». «Кажется, она хочет стать деревом». «Самый простой путь в царицы — стучать и давать всем подряд».

Аид вспомнил наглые зеленые глаза и порочные алые губы «любимой служанки» и вновь повернулся к Гекате:

— А что ты думаешь о Минте?

— Что о ней думать? Это грязная Аресова подстилка, преданная ему и душой, и телом.

— Хорошо, если так, — странно улыбнулся экс-царь. — Кстати, на чем вы тут пишете? Всё ещё на табличках? А ничего прогрессивней случайно нет? Пергамент, папирус?..

Геката принесла восковую табличку, и Аид несколькими точными штрихами изобразил на нем круглое жизнерадостное лицо Минты.

— Ну как? — спросил он, не поднимая головы.

Геката приблизилась, перегнулась через плечо, вуаль на её лице колыхнулась:

— Похоже.

Царь продолжал рисовать. Добавлял штрих за штрихом, какие-то, наоборот, убирал, разглаживая воск — немного сузил нос, чуточку изменил разрез глаз, четко выделил линию бровей.

Геката, кажется, ощущала некоторое беспокойство — её лицо под вуалью оставалось спокойным, но движения всех трёх тел, физического и двух призрачных, сделались немного раскоординированными.

Аид рисовал.

Кое-где он усиливал нажим, и линии получались четче, а какие-то линии, напротив, убирал, используя любимую скифскую магию. Черты лица менялись, и Минта медленно превращалась в Деметру.

Бывший царь отвлекся от таблички только тогда, когда Геката схватилась за горло и перегнулась через стол.

— С одной интересной травой из далекой варварской страны твой напиток стал гораздо лучше, не так ли? Пока я рисую, ты можешь рассказать, что ты такое и где настоящая Геката.

— Ты… ты рехнулся!

— Тебе тоже нравится моя куртка? Если бы я одевался как эллин, как я носил бы с собой столько полезных вещей? Возможно, у меня даже есть противоядие. Если ты скажешь, кто ты.

Два призрачных тела Гекаты замерли соляными столбами, пока та хваталась за живот и корчилась от боли.

— С чего ты решил…

Аид улыбнулся — уже не сдерживая хищное предвкушение.

Дело не в том, что у Гекаты изменилась манера речи, и даже не в том, как неестественно держались ее призрачные тело. Просто она оказалась единственным существом во всем Подземном мире, кто понял и принял тогда его выбор. Многие слышали, как она кричала про предательство ему вслед, но никто не знал, что именно он её об этом и попросил.

Их давний спор был ложью от начала и до конца, и когда она вдруг решила его продолжить, Аид сразу понял, что что-то не так.

— Хочешь сказать, я не прав? — фыркнул он. — Хорошо. Сваришь противоядие, и я принесу самые искренние извинения. Только поторопись, у тебя всего час. Потом ты не только ходить, говорить не сможешь.

Геката уже не могла стоять — цеплялась за стол. Вуали колыхались, нижняя половина лица перекосилась от боли:

— Ты точно псих! Я даже не знаю, что это за яд! Кто сможет приготовить противоядие за полчаса?!

Аид наконец поднял глаза:

— Геката, — произнес царь, и собеседницу перекосило не от яда, а от его улыбки. — Геката могла.

Он резко вскочил, швырнул мнимую богиню колдовства на кресло, содрал вуаль, разорвал элегантное тёмное одеяние, сорвал с шеи мнимой Гекаты связку с амулетами, и её тело — единственное, два призрачных мгновенно исчезли! — вдруг раздалось вширь. Посветлели волосы, запали щёки, появилась бородка, скулы расширились. Глаза изменили свой цвет — перед подземным царем распростерся донельзя испуганный Гермес.

— Ах, так! — прошипел экс- Владыка. — Ты все ещё утверждаешь, что ты — Геката?

— Н-нет.

— Прекрасно! — он жесткой рукой ухватил Гермеса за плечо и подтащил к зеркалу. — Покажи мне покои Персефоны!

— Я… не…

— Умеешь! — безжалостно ответил Аид. — Показывай! Противоядие будет чуть позже. Потерпишь!

Сжав зубы, что бы застонать от боли, Гермес потер раму, и зеркало открыло проход в спальню Персефоны.

Аид мельком глянул внутрь — Персефона лежала, свернувшись клубочком, и, кажется, всхлипывала — и толкнул мнимую Гекату внутрь. Потом на мгновение обернулся, схватил табличку с портретом Деметры и шагнул сквозь стекло.