Последнее пророчество Эллады

В тот миг она помнила только то, что её дочь сожрали, подругу сожрали, и в этот самый момент, наверно, глотают сестру, и хотела лишь одного — чтобы как-нибудь оказалось, что этого не было.

Чтобы этого не было.

Чтобы не было ничего.

И так легко оказалось мобилизовать непонятно откуда взявшиеся силы, направить их на жалко съёжившегося Психопомпа…

Только Аид оказался быстрее. Он швырнул Гермесу хтоний и крикнул:

— Вернёшь!..

Психопомп сбросил оцепенение, поймал шлем и мгновенно исчез.

Но то, что царица успела направить, уже нашло новую цель — наглую, тёмноглазую, улыбающуюся. Нахально застывшую на линии огня.

Персефона не успела отвести удар, Аид не успел защититься.

Царица не знала, что он почувствовал; она лишь увидела зёленую молнию, сплетённую из жизни и смерти — и как распахнулись его глаза, когда молния прожгла ему бок, оставив истекающую чем-то зелёным дыру размером с кулак.

— Аид, нет!..

Переполняющие её силы исчезли.

Персефоне ужасно захотелось спать.

Подземный царь всё ещё стоял на ногах, закрывая рукой рану в боку. До него было каких-то три шага, но Персефона преодолевала их едва ли не целую вечность. Ноги были ватными, её шатало не меньше, чем раненого царя, перед глазами полоскалась какая-то мутная пелена.

И с каждым её шагом вокруг оставалось всё меньше зеленого — трава, победившая схватку с гранитом, сама превращалась в прах.

— Прости, — пробормотала царица, облизав пересохшие губы.

Аид нашел в себе силы дёрнуть головой (до этого он отстраненно рассматривал раненый бок) и даже растянул губы в какой-то жуткой пародии на улыбку:

— Бывает.

Нет, кажется, улыбка была нормальной: кривой, болезненной, но искренней. Персефона не сразу поняла, что тут такого зловещего. Она долго разглядывала побелевшее лицо экс-царя, пока не сообразила, в чём дело.

У Аида позеленели зрачки.

В его глазах до сих пор боролись неистребимая бездна Тартара и ненасытный зелёный ад, поэтому Персефона не смогла придумать ничего лучше, чем, наплевав на усталость, прижаться к нему, заставить обхватить её плечо и потащить его к выходу.

Подземный царь едва перебирал ногами и поминутно останавливался, чтобы выдернуть из раны пучки травы. В такие моменты он начинал грязно ругаться по-скифски, и Персефона нервно гладила его по голове, с ужасом отмечая, что русые волосы постепенно приобретают какой-то зеленоватый оттенок.

Она впервые не знала, что делать с собственной силой.

Из дворца они всё-таки вышли, и бывший царь тут же шлепнулся в траву, пробормотав, что хочет «чуть-чуть полежать».

Персефона не стала возражать. Она и без того ощущала себя едва живой от усталости. Сама бы упала щекой в цветущие асфодели и забылась тяжёлым сном, если бы не истекающий кровью (травой?) Аид.

Хотя ему, кажется, стало немного легче — Тартар, видимо, победил, и бушующая зелень оставила бездну его зрачков.

Царица решила, что это хороший знак.

— Только не говори, что я превращаюсь в древесную нимфу, — с тревогой спросил Владыка, неправильно истолковав её взгляд.

Персефона представила результат и принялась хохотать.

Она смеялась и не могла остановиться, пока наконец не лишилась последних сил и не заснула, свернувшись клубочком, рядом с Аидом.

Последнее, что отметило её угасающее сознание, это настойчивые расспросы неугомонного экс-царя о перспективе превращения в нимфу, и — временами — чьи-то вопли и оглушительный грохот камней.

Позади разрушался дворец.