Последнее пророчество Эллады

— Нисколько! Я знаю всю эту кухню. Не веришь — поговори с тенями в Элизиуме или на Полях Мук, там каждый третий так нарывался. Такое уж извращённое чувство юмора было у этих старух.

— Погоди, мне кажется, кто-то идёт. — Персефона вытащила что-то из-под стола и сунула это «что-то» Аиду. — Вот, надень.

Экс-Владыка бережно коснулся тёмного металла:

— Мой хтоний? Он что, у тебя? — он опустил лёгкий шлем на голову, наслаждаясь давно забытым ощущением мгновенно охватившей всё тело прохлады. — Не думал, что Арес доверит тебе столь ценную вещь.

— Доверит? — фыркнула Владычица. — Вообще-то, именно я нашла твой шлем, и Ареса это не касается.

Аид понимающе усмехнулся, но тут же вспомнил, что царица не сможет увидеть его улыбку.

Хтоний, творение титанов, превосходно защищал от чужих глаз — и даже от проникающего насквозь взора тех созданий, у которых глаз никогда и не было. Если о чём бывший царь и жалел во время добровольного изгнания, так это о том, что не забрал хтоний с собой.

— Царица! Царица! — между колонн показалось широкое лицо Миноса в обрамлении кружащейся свиты из теней. — У нас проблемы.

— Проблемы, — с холодной улыбкой уточнила Персефона, — будут у того, кто вообразил, что может отвлекать меня от дел, когда ему вздумается. А конкретно, у этого бестолкового Эака. Каким образом он уговорил тебя явиться ко мне?

Судья буркнул себе под нос, что намедни проиграл Эаку в кости, и единым движением тела изобразил мраморную статую «Минос почти пал Персефоне в ноги, но вспомнил, что та не любит, когда перед ней унижаются»:

— Царица, сюда мчится Арес, кто-то сказал ему, что ты развлекаешься с любовником.

— И давно мчится? — уточнила Владычица деловым тоном.

— Давно. В смысле, уже вот-вот.

Персефона вздохнула:

— Ну ладно, пойдём.

Решительно запахнув пеплос, она широкими шагами направилась в тронный зал; Аид пошёл следом.

Когда Персефона обернулась — совсем как бы между прочим — он коснулся ее запястья, обозначая свое присутствие.

Руки у Персефоны были совсем холодными.

— Ну, кто там у нас сдаёт меня Аресу? — грустно спросила царица. — Неужели это моя любимая служанка Минта?

Минос сдержанно улыбнулся:

— А кто же ещё может безнаказанно бродить по вашей спальне и пользоваться зеркалом Гекаты?

— Нет, это вообще нормально? — проворчала царица. — Думает, если она спит с Аресом, можно безнаказанно шарить в моих вещах? Определенно она хочет стать деревом.

— Мне кажется, она хочет стать Владычицей.

— Или я что-то не понимаю, или самый простой путь в царицы — это стучать и давать всем подряд, — фыркнула Персефона. — Насколько было бы проще, если бы это было предназначено ей, а не мне.

Аид припомнил, каким гадким чувством юмора обладали покойные мойры, и решил, что если бы Персефоне предназначили что-то другое, она бы тоже не порадовалась.

Примерно то же сказал царице Минос — но кратко, буквально в двух словах. Владычица сухо кивнула — они уже заходили в тронный зал — и, не удостоив взглядом сонм теней, при виде царицы образовавших живой коридор, прошествовала к трону.

Невидимый Аид же задержался на пороге, осматривая длинное и мрачное помещение. Окон в тронном зале не было и при нем, проблема всегда решалась десятком зачарованных канделябров, беспорядочно свисающих с высокого потолка.

Собственно, канделябры были единственным, что осталось без изменений со времен Аид.

Даже потолок, и тот был зачем-то выкрашен коричневой краской. И стены тоже — хотя это «гениальное» цветовое решение не сразу бросалось в глаза из-за многочисленных, выполненных в красно-бурой гамме гобеленов.

Тронный зал явно должен был наводить на ужас, иначе зачем нужно было увешивать его искусно вытканными изображениями грешников с Полей Мук. Впрочем, подойдя ближе, Аид понял, что погорячился насчет «искусности» — Сизиф, Тантал, Данаиды и остальные изображались в неестественных позах, со зверскими выражениями лиц, и все в запекшейся крови, как будто попали на Поля Мук прямо с кровопролитной битвы. И да, Тантал тоже, хотя он, вообще-то, стоял по горло в воде. «Вода» была вышита голубыми стежками поверх основного рисунка.

И было бы ещё ничего, если бы неведомый гобеленщик не вышил всех грешников, независимо от пола и возраста, на одно лицо.

Кстати, смутно знакомое.

После недолгих раздумий бывший царь заключил, что оно могло принадлежать сыну Гефеста и Деметры, если бы таковой имелся. После чего Аид твёрдо решил посоветовать Персефоне перевесить гобелены поближе к входу в Тартар.

На полу многострадального тронного зала валялся длинный ковёр цвета запёкшейся крови. Проследив взглядом по этому ковру, напоминающему язык больного животного, экс-царь уткнулся взглядом в два трона — чёрный и красно-золотой.

На чёрном троне гордо сидела Персефона, а красно-золотой пока пустовал.

Конфигурация второго трона показалась Аиду знакомой, и он подошёл поближе. Ему не пришлось долго рыться в памяти, чтобы опознать в этом ужасе свой собственный бывший трон. Когда-то он тоже был чёрным, а теперь его зачем-то покрыли позолотой и утыкали крупными рубинами. Со всем остальным грязно-коричневым безобразием эта вырвиглазная роскошь не сочеталась.

Общее впечатление от тронного зала получилось довольно гнетущим.

Аиду не пришлось долго думать, что же конкретно его гнетёт.

«Неужели за тысячу лет в Элладе не умер ни один приличный архитектор?!» — подумал он. — «Зевс что, из вредности наделяет их бессмертием?»