Четыре души

— Он собирался убить меня, — говорит Джейс, имея в виду Эллиота.

Я качаю головой.

— Он не собирался.

— Он не должен сюда возвращаться. Никогда.

Я киваю.

— Мне жаль. Я не знала, что он будет здесь.

Джейс поднимает брови.

— Но, как, черт возьми, он узнал, что ты здесь?

Я неохотно показываю на свой телефон.

— GPS.

Брови Джейса практически достигают волос. Он опускает бутылку и поднимается на ноги, хватая телефон.

Он разбивает его о твердый край столешницы, рассыпая повсюду осколки стекла и пластика. Отлично. Сначала ваза, теперь телефон? Всю следующую неделю мы будем ходить по битому стеклу.

Если он вообще захочет, чтобы я здесь осталась.

Джейс опускается обратно на пол, очевидно, не беспокоясь о беспорядке, и продолжает пить водку из своей бутылки. Я смотрю в пространство, гадая, что будет дальше.

Я слишком устала, чтобы плакать. Я слишком потрясена внезапным приходом Эллиота и его последующим уходом. Мои мысли крутятся в голове.

Я никогда не курила и не очень люблю пить, но, если бы кто-то предложил мне сигарету и бутылку вина прямо сейчас, я бы прикурила и пососала эту раковую палочку в перерывах между питьем прямо из бутылки. Потом я вспоминаю, как сосала член Дорнана, пока он пускал на меня дым, и внезапно это желание исчезло.

Хотя сейчас алкоголь был бы очень кстати.

Джейс, кажется, читает мои мысли; ну, типа того. Он держит бутылку водки перед моим лицом и полусерьезно помахивает ею. Мило.

— Водку я пью только со льдом, — говорю я и, обойдя разбитый телефон, иду к морозильнику. Я беру два стакана и наполняю их льдом, возвращаясь, чтобы сесть рядом с Джейсом на пол.

Он сразу же наполняет оба бокала и ставит один передо мной, где я наблюдаю, как конденсат образует бусинки, а затем стекает по стенкам матового стекла. Рядом со мной звякает лед Джейса, когда он одним глотком осушает свой стакан.

Я поворачиваю голову так, чтобы видеть его, упираясь ухом в кухонный шкафчик, пока он наливает вторую порцию.

— Не стоит списывать себя со счетов, — говорю я, довольная лишь небольшим звоном в ушах. — Кто-то другой может прыгнуть с парашютом на твой балкон.

Джейс бросает на меня косой взгляд, вертя кубики льда в своем стакане так, что они звенят о стенки.

— А что, у тебя есть еще один парень, который следит за GPS-навигатором твоего мобильного телефона?

Я закатываю глаза.

— Бывший парень. И нет. Больше нет.

Джейс, похоже, на некоторое время погружается в раздумья, прежде чем заговорить дальше. Наблюдая за ним, за тем, как его рот иногда подергивается, когда он глубоко уходит в свои мысли, за морщинами, которые появляются и исчезают на его лбу, я вдруг завораживаюсь его присутствием. Наконец-то. Я здесь, с ним. Не как Сэмми. Но просто как я. Просто как мы.

Какими бы хреновыми «мы» ни были.

Внезапно я чувствую, что мне очень, очень повезло, и я очень, очень счастлива быть живой. Это чувство глубоко пронзает мою грудь, физическая боль заставляет меня дрожать. Я уже давно не чувствовала себя счастливым человеком.

Я просто существовала шесть лет. Это… это намного лучше.

Джейс снова смотрит на меня, допивая второй бокал и ставя его на пол между нами. Он не двигается, чтобы наполнить стакан в третий раз.

— Он действительно инсценировал твою смерть, да?

Я киваю.

— Бросил работу… собрал вещи и переехал в Шитсвилл, чтобы обеспечить твою безопасность?

Я снова киваю.

— Да.

— Что он попросил взамен? — вопрос Джейса имеет опасную грань.

— Что?

Джейс забирает мой нетронутый напиток и выпивает его за три секунды, шлепнув его обратно на пол.

— Какова была плата за это? Что ты должна была сделать?

Я сижу прямо, нахмурившись.

— Ничего.

Он говорит о наших отношениях. Я прочищаю горло.

— Послушай, — говорю я. — Я очень долго приставала к нему, прежде чем он согласился остаться со мной в одной комнате наедине. Это не то, что ты думаешь. Я любила его.

Джейс фыркает.

— Влюбилась в своего похитителя, да?

Я сердито отмахнулась.

— Он хороший человек. Он бросил все ради меня. Свою карьеру. Его будущее. Его безопасность. Все. И знаешь, как я отплатила ему? Я ждала, пока он пойдет работать на свою дерьмовую работу, на которую смог устроиться, чтобы содержать нас, и попыталась отравится угарным газом в его гараже. — Слезы ярости и унижения жгут мне глаза и скатываются на щеки, где я их смахиваю. Выражение лица Джейса меняется с раздраженного на удивленное, и он пытается взять мою руку, его большой палец потирает слегка уплотненную плоть на моем запястье. Он никогда не замечал этого раньше, но теперь он притягивает ее ближе и изучает шрам, который ознаменовал еще одну неудачную попытку самоубийства, предпринятую много лет назад.

— Я не знал, — говорит он. — Мне жаль.

Я убираю руку и вытираю щеки, подтягивая колени и прижимая их к груди.

— Тебе не нужно ни за что извиняться, — бормочу я, качая головой. — Просто не говори о нем так, хорошо? Если бы не он, я действительно была бы мертва.

— Хорошо, — говорит Джейс, его поведение становится более мягким и осторожным, когда он продолжает смотреть на мои запястья. — Полагаю, тогда я должен поблагодарить его.

Я грустно улыбаюсь.

— То есть, я не буду его благодарить, — быстро добавляет Джейс. — Этот ублюдок хочет убить меня. Но ради тебя. То, что он сделал, это хороший поступок.

— Да, — говорю я. — Ну, он знает, что я чувствую…, — ловлю я свой промах, — … чувствую к тебе. Это причина, по которой он порвал со мной.

Глаза Джейса загораются при этом, его брови практически касаются потолка над нами.

— Он порвал с тобой из-за меня?

— Я продолжала произносить твое имя в кровати, — объясняю я. Джейс смеется низким, горловым звуком, который заставляет меня покраснеть, когда я понимаю, что только что сказала. — Все совсем не так.

Джейс все еще смеется и одновременно захлебывается водкой.

— Ты уверена? — успевает сказать он между смехом и кашлем.

Я закатываю глаза.

— Кошмары, Джейсон. Я имела ввиду их.

Его улыбка исчезает, и он снова выпрямляется, любая капля юмора или легкости полностью стирается с его лица. Идиотка! Я очень жалею, что не промолчала.

— О, черт, — говорит он, снова хмурясь. — Мне жаль.

— Прекрати просить прощения, — наставляю я его с небольшой улыбкой, пытаясь разрядить напряжение, которое снова осело на нас, как подушка, которую с силой прижимают к лицу. — Тебе не за что извиняться.

Только простить меня, и мою ложь поверх еще большей лжи.

Он не выглядит убежденным.

— Есть.

Я качаю головой.

— Нет. Тебя чуть не убила твоя собственная семья, пока ты пытался спасти меня. В этом нет ничего постыдного.

Вот опять. Мы танцевали вокруг того дня, того дня, когда я чуть не умерла, того дня ужаса и боли.

— Я должен был бороться сильнее, — сказал он, его плечи опустились. — Я все время прокручиваю это в голове, ты знаешь. Я мог бы взять пистолет и застрелить его. Я мог бы как-то вытащить нас.

Я кладу твердую руку на его колено. На нем толстые джинсы, но я все равно чувствую тепло его кожи.

— Никто из нас не мог поступить иначе. — Мне потребовались годы и множество срывов, чтобы понять, что никто из нас не виноват в том, что Дорнан устроил в тот день. Я буду вечно сожалеть о том, что не смогла каким-то образом спасти своего отца и женщину, которую он любил, но я простила себя за то, что оказалась бессильной перед нашей коллективной гибелью в то самое время, когда доктор высасывал из моей утробы остатки продукта изнасилования.

Я на мгновение перенеслась в прошлое, в тот момент, когда чуть меньше шести лет назад с моего лица сняли маску, когда врач улыбнулась под своей хирургической маской и сказала, что все готово. С меня были сняты их грехи, болезненно отпущены, но прошло еще много лет, прежде чем я вновь наполнилась надеждой отомстить им.

Поэтому, когда Джейс крепко сжимает мою руку, словно я падаю, я возвращаюсь в настоящее, чтобы сесть рядом с ним, положить руку ему на колено. Гнев туманом заволакивает его глаза.

— Я должен был убить их всех при первой же возможности, — говорит он, его лицо искажается в маску ярости и боли.

Я наклоняюсь вперед, кладу руку на его горячую щеку, и когда он не отшатывается, я улыбаюсь.

— Еще есть время, — тихо шепчу я первому мальчику, которого когда-либо любила.